Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она права: я тоже не знаю, сколько ещё раз здесь пройду. Цвета, в какие окрашен путь для неё и в какие он окрашен для меня, на самом деле не должны различаться.
Я прижал палец к шее и убедился, что жив. Попробовал передвигать ноги в такт биению сердца — и появилось ощущение, будто я через силу встряхиваю свою затухающую, мимолётную жизнь. Настроение испортилось.
От неприятных переживаний меня, пока ещё живого, отвлёк подувший вечерний ветер.
Глава 2
Дело было в апреле, когда ещё цвела поздно распустившаяся сакура.
Оказалось, медицина добилась определённых успехов. Большего сказать не смогу: в деталях я не разбираюсь и углубляться в них не хочу.
Но по меньшей мере достижения медицины позволяли девушке, которой смертельная болезнь оставила меньше года жизни, проводить свои дни так, что о её недуге никто не догадывался. Иначе говоря, человек получал возможность дольше жить по-человечески.
Больные, но по-прежнему активные люди представлялись мне чуть ли не роботами, но для тех, кто страдал от тяжёлых заболеваний, мои впечатления ничего не значили.
Вот и она не забивала себе голову всякой ерундой, а пользовалась благами медицины по полной.
А то, что о её болезни проведал какой-то там одноклассник, — не более чем результат невезения и собственной безалаберности.
В тот день я пропустил школу. Причиной стал аппендицит, а точнее — последствия операции: мне снимали швы. Чувствовал я себя хорошо, процедуры завершились быстро. Мне следовало, несмотря на опоздание, пойти на занятия, но из-за длительного ожидания, свойственного большим больницам, и из-за собственного упрямства — раз так, ну её, эту школу — я задержался в больничном холле.
Казалось бы, мелочь. На краешке дивана, одиноко торчавшего в углу холла, беспризорно лежала книга. «Кто-то забыл, — подумал я, и одновременно во мне проснулось и подтолкнуло к действиям специфическое любопытство книголюба: — Что это за книжка?»
Пробравшись сквозь толпу пациентов, я подошёл к дивану и сел. В книге на беглый взгляд насчитывалось не меньше трёхсот страниц, и на ней была надета фирменная обложка соседнего с больницей книжного магазина.
Я снял её, чтобы посмотреть название. К моему удивлению, обязательной для карманных изданий суперобложки под ней не оказалось, а на передней обложке самой книги красовалась надпись «Книга жизни с болезнью», сделанная от руки толстым фломастером. Такого названия, будь то отдельная книга или книжная серия, я, разумеется, никогда не встречал.
Что это? Сколько ни гадай, ответа не получишь, и я перевернул страницу.
Меня встретили не привычные глазу печатные иероглифы, а тщательно выведенные шариковой ручкой строчки. Иначе говоря, текст был рукописным.
«23 ноября 20ХХ.
Отныне я собираюсь день за днём описывать в этой книге, названной мной “Книга жизни с болезнью” свои мысли и действия. Никто, кроме моей семьи, не знает, что в ближайшие несколько лет я умру. Приняв это, я пишу сюда, чтобы сжиться с недугом. Сперва о нём. Когда совсем недавно выяснилось, что у меня не в порядке поджелудочная железа, диагноз оказался страшным — от этого заболевания большинство людей умирает очень быстро. Оно развивалось практически бессимптомно…»
— Поджелудочная железа… Умру… — невольно проронил я. Такие сочетания звуков мне не приходилось произносить в повседневной жизни.
Что ж, понятно. Человеку сообщили, что ему осталось недолго, и он ведёт дневник о том, как борется с болезнью, — точнее, как с ней сосуществует. Мне не следует его читать.
Когда я это понял и закрыл книгу, надо мной раздался голос:
— Послушай…
Я поднял голову и, хоть и удивился, виду не подал. Удивился я потому, что знал заговорившую со мной девушку. А чувства скрыл, понадеявшись, что она обратилась ко мне не из-за книги.
Наверное, даже мне не хотелось признавать такой поворот судьбы — что дни моей одноклассницы сочтены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я сосредоточился лишь на том, что со мной заговорила одноклассница, состроил подобающую мину и ждал, что она скажет дальше. Словно насмехаясь над моей робкой надеждой, она протянула руку:
— Это моё. А что ты делаешь в больнице, [неприметный одноклассник]?
В то время я с ней почти не разговаривал, знал только, что эта весёлая и бойкая девушка — полная моя противоположность. Я опешил: как она может безмятежно улыбаться, когда мне, человеку постороннему, стало известно об её тяжёлом заболевании?
И всё же я всеми силами притворялся, будто ничего не знаю. Решил, что так будет лучше всего, — и для меня, и для неё.
— Снимал швы. Мне недавно аппендицит вырезали.
— A-а, понятно. А я пришла на обследование поджелудочной железы. Я ведь умру, если её не проверять.
Вот как это называется? Я щажу чувства больной, а она отмахивается от моей заботы и разбивает её вдребезги. Не понимая, что у неё на уме, я изучал лицо одноклассницы. Она расплылась в улыбке и уселась на диван рядом со мной.
— Удивлён? Но ты же читал об этом в «Книге жизни с болезнью», — как ни в чём не бывало сказала она, словно рекомендуя мне новый роман.
«Всё ясно, — подумал было я. — Подстроила розыгрыш, а на блесну попался я, её шапочный знакомый».
— Признаюсь честно…
Вот-вот, сейчас последует разоблачение.
— Я дико испугалась. Думала — всё, пропала книжка. Бросилась в панике искать, а она у тебя!
— Что это такое?
— Как что? Моя «Книга жизни с болезнью». Ты же туда заглядывал. Что-то вроде дневника, я начала его вести, когда узнала о неладах с поджелудочной.
— Шутишь, да?
Ничуть не стесняясь того, что мы в больнице, она раскатисто захохотала.
— Насколько же дурной у меня вкус, по-твоему? Это даже для чёрного юмора слишком. Нет, там чистая правда. У меня отказала поджелудочная, и я скоро умру.
— Э-э… Ясно…
— И всё? Не маловато будет? — она повысила голос, словно не веря своим ушам.
— А что следует говорить, когда узнаёшь, что твоя одноклассница умирает?
— Мм… У меня бы слов не нашлось!
— Видишь? Оцени уже то, что я не отмолчался.
— И то верно, — хихикая, протянула она. Что тут смешного, я не понял.
Она взяла книгу, встала, помахала мне рукой и ушла вглубь больничного корпуса.
«Это секрет, в классе никому не говори», — сказала она напоследок, и я облегчённо вздохнул. Я был твёрдо уверен, что больше мы с ней общаться не будем.
Тем не менее на следующее утро она окликнула меня, проходя мимо по коридору. Более того, обязанности в классах распределялись по желанию, и она вызвалась дежурить в библиотеке, за которую до сих пор отвечал я один. Я не понимал причины поступков одноклассницы, но по натуре мне всегда проще плыть по течению, так что я послушно объяснил Сакуре её новые обязанности.
Если подумать, в одиннадцать часов воскресного утра я оказался перед станцией из-за книжного томика, так что да, в нашем мире ты никогда не знаешь, что может запустить цепную реакцию.
Увлекаемый стремительным потоком, подобно плетённой из тростника лодке, я не стал отклонять приглашение — точнее, не нашёл подходящего момента это сделать — и пришёл на место встречи.
Наверное, я мог бы пренебречь договорённостью, но с таким грешком на душе я становился уязвимым, и кто знает, чего бы Сакура потребовала в следующий раз. В отличие от меня, она шла напролом, как ледокол, и противостоять ей было глупо.
Прибыв на пять минут раньше, я околачивался возле выбранного как ориентир монумента, пока она не появилась ровно в назначенное время.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В простой одежде — джинсах и футболке — я не видел её с той случайной встречи в больнице.
Она шла ко мне улыбаясь, и я коротко ответил ей взмахом руки.
— Привет! А я как раз придумывала, что делать, если ты соскочишь!
— Совру, если скажу, что даже в мыслях не было.