Резня в петушатнике - Юлия Черных

– Я, Володя, как кандидат в члены партии и атеист, в загробный мир и всякие спиритизмы не верю. Или имела место массовая галлюцинация, или каким-то образом похоронили живых людей… ну, скажем, впавших в летаргический сон.

– Летаргический сон после удара ножом в сердце? Путаетесь в версиях, товарищ Огурцов. Знаешь, что меня озадачивает больше всего? Что связывает наших фигурантов. Опущенный гомосексуалист Щеголев, средней руки махинатор Геворкян и правильный вор Феоктистов. Этапирование в одно УП 288 дробь шестнадцать ничего не значит. Такие живут по разным законам.

– Общие работы? – предположил Огурцов.

– Не смеши меня.

– Что тогда? Больница? Карцер?

– Мы не цыганки, чтобы гадать. Надо ехать в Красноярск, разбираться. Подготовь рапорт, я подпишу у начальства. Только имей в виду: дохлые уголовники – не главное. Мы ищем основного фигуранта, похоже на то, что главарь – именно он. Сторож утверждает, что за инвентарем приходил высокий мужчина. Женщина из пятого дома видела то ли киргиза, то ли черкеса. – Потапов подался вперед и посмотрел Огурцову в глаза. – Вот его, Степа, и нужно искать.

Скрипнула и приоткрылась дверь.

– Разрешите войти? – заспанный Спицын в помятой форме стоял на пороге.

– Вот он, наш герой, – зловеще сказал Потапов, поднимаясь. – Входи-входи, апологет мракобесия! Что ты мне тут дурман суеверий разводишь?! Мертвые у него, видишь ли, по улицам разгуливают, вдоль дороги с косами стоят! Молчать, комсомолец Спицын!!! – Потапов стукнул кулаком по столу. – К следующим политзанятиям подготовишь доклад: «Религия – опиум для народа, в то время как суеверия… суеверия э-э…»

– «Гашиш для попов», – подсказал Огурцов. – Пойду-ка я в хозчасть, сегодня пайки дают. Володя, твой брать?

– Я деньгами получаю, – успокоившись, сказал Потапов. – А ты, лейтенант, не отпускать должен был Жукову и Шишкина, а задержать за распространение панических слухов. Не хватало еще бредней о конце света в городе-герое имени Ленина.

Щеголев, кряхтя от натуги, вывалил в костер охапку хвороста.

– А вот на хрена мы огонь жжем? – Феоктистов отодрал от щеки лоскут кожи, осмотрел, поморщился, запустил в костер. – Мы же вроде того, жмуры, в натуре.

– С огнем хорошо, да, – объяснил Геворкян. – Без огня плохо, ара.

– А вообще ништяк. – Феоктистов поднялся и помочился в костер. – Не холодно, не жарко, хавать не хочется, кемарить не хочется, сиди себе, кочумай, в натуре.

– А мне не нравится, – пискнул Щеголев. – Страшно.

– Пидоров не спрашивают. – Феоктистов достал из кармана дырявых брюк пачку «Беломора». Подумал, убрал обратно. – Курить тоже не хочется, – констатировал он.

– А я вот думаю, ара, – Геворкян шумно высморкался, – что мы в блудняк влезли, да. Нехорошо мне, ара, очень мне, ара, херово, билят буду. Я бы, ара, знаешь, что сделал?

– Что б ты сделал? – проявил заинтересованность Щеголев.

– Не с тобой, гетваран, базар, – осадил его Геворкян. – Я так думаю, ара, – повернулся он к Феоктистову. – Сдаваться надо, да.

– Ты что, охренел, в натуре?

– Ничего я не охренел, да. С покойников спросу нет, ара, поэтому нам за ту соску ничего не будет, да. Сдадимся, пускай мусора явку с повинной пишут.

– А на хрена нам с повинной?

– Не знаю, ара. Но из блудняка по-любому выпутываться надо. Может, нам амнистия будет. Раз нас шлепнули, значит, что получается?

– Что получается? – эхом отозвался Щеголев.

– Засохни, петух, да. Получается, – Геворкян победоносно посмотрел на Феоктистова, – что мы уже понесли заслуженное наказание. Мы еще ту шмару не замочили, а нас уже покарали, да. По высшей мере, так что мы свое уже отмотали, билят буду.

– А точняк, – с удивлением протянул Феоктистов. – Ну, у тебя и башка, кореш, век воли не видать. Только тогда что ж выходит – нам за любые дела амнистия полагается? Что хошь делай, что хошь твори, а спросить не с кого? Так это же лафа, бродяги! – Феоктистов осклабился, – вот же, в натуре, счастье привалило.

– Я почему-то не очень счастлив, – подал голос Щеголев.

– Пидорам слова не давали.

– Засохни, да, петух, билят.

– Сам засохни, не на зоне, – фальцетом выкрикнул Щеголев. – Скажи спасибо, что я тебя выкопал!

Геворкян привстал с угрожающим видом:

– Урою, билят. – И вдруг закашлялся и выхаркнул сизый тягучий сгусток.

– Ша, урки! – шикнул Феоктистов. – Хозяин идет.

Краевое управление внутренних дел в Красноярске занимало целый комплекс серых кирпичных зданий недалеко от центра. В двадцати минутах ходьбы Енисей нес тяжелые первозданные волны, а здесь шумели автомобили и звучно бибикали автобусы.

Спицын представился начальнику дежурной службы, лысоватому капитану с усиками, и предъявил удостоверение.

– УП 288 дробь 16? Это в Громадске, туда часа четыре переть, – задумчиво сказал капитан, теребя усы. – Сразу поедешь или в переночуешь в городе?

– Надо бы сразу.

– Ладно. Выделим тебе уазик с водилой.

Начальник УП 288/16 майор Сазонов оказался мужиком неказистым, сутулым и подозрительно красноносым.

– С 1975-го по 1977-й, говоришь? – Сазонов хмыкнул. – Можно вспомнить, конечно. Только что-то с памятью у меня в последнее время хреновато. Старый стал, видать.

Спицын расстегнул портфель, извлек оттуда поллитровку «Московской», вопросительно посмотрел на майора.

– Другое дело, – обрадовался тот. – Под родимую и вспоминать сподручнее. Найдем, лейтенант, все найдем. Барабанов на зоне знаешь сколько? Каждый третий, считай....

Куму от агента, псевдоним Бдительный.

Малява

Седня ночью в третьем бараке Черножопый косяк упорол. Ему с воли богатая дачка была: колбаса, конфеты, шоколад и консервы. Барон велел дербанить на всех, но Черножопый отказался и сберлял дачку сам, чем людей канкретна огорчил. Тогда Барон велел Черножопого на правилку поставить, а дальше я не знаю, потому что при делах не присутствовал.

...

Майору Сазонову от агента, псевдоним Интеллигент.

Докладная

Настоящим докладываю, что сегодня около двух часов ночи меня разбудил заключенный Геворкян по кличке Ереван и позвал присутствовать при разбирательстве вины заключенного по кличке Черножопый. По словам Геворкяна, разбирательство должно было проходить в девятом бараке, известном также, как петушиный куток. Не будучи хорошо знаком с вышеупомянутым Черножопым, я от участия в разбирательстве отказался. Однако сообщаю, что заключенный Феоктистов по кличке Фека согласился и вместе с Геворкяном ушел. Наутро Феоктистов вернулся и сказал, что Черножопого признали за гада и опустили (превратили в пассивного педераста).

С уважением, Интеллигент.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});