Военный дневник - Лидия Осипова

Часу в первом ночи к начальству пробрался человек с фонарем и передал ему телеграмму: "все должны немедленно идти домой, взять с собой по чемодану и не позже, чем через час... прибыть на вокзал... для эвакуации". Люди кинулись к выходам, но из подвалов их не выпускала милиция, которой о телеграмме ничего не было известно...

15 сентября.

Все дни сидели в щели, не вылезая... Впечатление полной растерянности. Мы спросили, где немцы? В Кузьмине. Значит у нас они будут примерно через два часа.

17 сентября.

До сих пор никаких немцев. Ходили в город. Тишина подавляющая... В городе никакого намека на начальство нет. Если оно и есть, то спряталось... Все трясутся, что придут наши, а не немцы... Все понимают, что решается общая судьба: придут немцы, какие-то незначительные с нашей стороны ограничения, а потом СВОБОДА. Придут красные и опять безнадежное прозябание, а вернее всего репрессии и какие-нибудь новые изобретения советской юридической мысли, лагеря, а может быть и смерть. Придут, они, конечно, разъяренные, что население видело их трусость, слабость и бездарность. А этого они не прощают.

18 сентября.

Немецкие самолеты сбрасывали пропагандные листовки. Мы одну подобрали. Какое убожество, глупость и подлость. А, главное, бездарность. "Морда просит кирпича". "Бей жида-политрука" и пр. И какой вульгарный и исковерканый язык. И не только на нас интеллигентов они произвели кошмарное впечатление. У всех настроение как перед смертью. Неужели же мы и здесь ошиблись и немцы то же самое, что о них говорит советская пропаганда... Иванов-Разумник высказал предположение, что это большевики, чтобы скомпрометировать немцев, под их марку выпустили листовки. Мы вздохнули с облегчением и опять стали надеяться на лучшее...

19 сентября.

Свершилось. ПРИШЛИ НЕМЦЫ! Сначала было трудно поверить. Вылезли мы из щели и видим идут два настоящих немецких солдата. Все бросились к ним... Бабы немедленно нырнули в щель и принесли немцам конфеты, кусочки сахара, белые сухари. Все свои сокровища, которые сами не решались есть, а вот солдатам принесли. Немцы, по-видимому, были очень растеряны, но никакой агрессии не проявляли. Спросили, где бы умыться... И вообще, наше "завоевание" произошло как-то совсем незаметно и неэффектно. Даже немного обидно: ждали, волновались, исходили смертным страхом и надеждами и пришел какой-то немец с разбитым куриным яйцом в руке, и яйцо для него имело гораздо большее значение, чем все мы с нашими переживаниями. Мы даже слегка надулись на немцев. И все же КРАСНЫХ НЕТ! СВОБОДА!

21 сентября.

Опять началась стрельба. Но теперь стреляют большевики. Фронт проходит между Федоровским городком и Кузьминым. Но это, конечно, ненадолго. Какое огромное наслаждение и удовлетворение открыто признать себя врагом этого проклятого строя. Ведь теперь начинается совершенно новая жизнь. Должна начаться. А на душе противный холодок недоверия. Вот не вижу я как-то нашей новой жизни. Вероятно, это от усталости. Война скоро кончится и тогда начнется нечто непредставляемое. Только нам всем отдохнуть надо.

23 сентября

...Беседовали с двумя молоденькими офицерами. Один сказал по поводу Евангелия: мое Евангелие - труды фюрера и фюрер мой Бог. Что же это? У них то же, что у нас? Не ошибаемся ли мы в них? Хотя, какое нам дело до них, а им до нас?

25 сентября.

Не успели приспособиться к новому положению, как от коменданта приказ - всем завтра быть готовым к эвакуации. Брать только по одному чемодану и узлу на человека. Неужели же они дальше не пойдут? Стали паковаться...

26 сентября.

Эвакуация по каким-то непостижимым причинам отменяется.

30 сентября.

Начались первые заморозки... У нас при советской власти никогда не было столько топлива, сколько имеем сейчас. Рядом с нами Дом Отдыха профсоюзов и там остались прекрасные березовые дрова. Такого мы не видели со времени НЭПа... Топи, сколько хочешь. Это тебе не "норма" по ордеру четверть метра сырой осины на месяц. С другой стороны нашим соседом является особняк Толстого, в котором был "Дом Литератора". - оттуда мы натаскали угля. Зима вполне обеспечена и экономить не надо... Сегодня нам принесли немного селекционных семян со станции Вавилова. Съедобны только фасоль, горох и соя. Но их очень мало. Все это в селекционных мешочках. У меня сердце защемило: люди трудились годами, чтобы вывести эти сорта, а теперь это пойдет на два-три супа. Ничего! В свободной России мы скоро все наверстаем!

... Немцы пока еще абсолютно ничем себя не проявляют. Только нельзя после темноты выходить из дому, запирать на ночь дверей. В любое время дня и ночи военные патрули могут ввалиться к тебе в комнату и проверить нет ли у тебя в постели немецкого солдата, а под постелью большевистского шпиона. Но это война... Сегодня опять была объявлена эвакуация.

1 октября.

Эвакуация отменена...

5 октября.

Немецкая идиллия кончилась. Начинается трагедия войны. Вчера против аптеки немцы повесили двух мужчин и одну девушку

Повесили за мародерство. Они ходили в запретную территорию между немецкими и русскими окопами и грабили пустые дома... И хотя это война и мы на фронте, но все же какая-то темная туча легла над городом. У всех настроение мрачное. Ведь люди поверили, что всем ужаса и безобразиям теперь конец. Начинается новая свободная и правовая жизнь. А тут публичная казнь! Население спокойно и терпеливо переносит все бытовые и военные невзгоды, оправдывая их войной. Компенсировалась надеждой на новую свободную жизнь. Теперь надежд как-то сразу угасла. Многие начинают самостоятельно уходить к немцам в тыл. Некоторые же пытаются перейти фронт и идти к "своим". А на самом деле хотят уйти от фронта. Что же их там ждет? Морозы усиливаются, а бои приостановились. По-видимому, немцы собираются здесь задержаться. С едой все хуже и хуже. Разыскиваем промерзший турнепс на полях... Парки минируются. Особенно трудно доставать воду, та как водопровод разбит. Уже давно не горит электричество...

10 октября...

Немцы организовали столовую для населения. Обед стоит три рубля. Выдаются по талонам, которых ограниченное количество. Талоны распределяются городской управой. Имеется ...и городской голова, который в просторечии именуется бюргермейстером. А мы, значит бюргеры. Как-то дико. В столовой отпускают супы. Обычно, это горячая вода, и на каждую тарелку приходится (буквально) или одна пшеничка, или горошинка, или чечевинка. Привлекательна только возможность купить при супе одну лепешку из ржаной муки. Они величиной с блюдечко для варенья и имеют чисто символическое значение, н по вкусу - ни с чем ни сравнимо. Ведь почти с самого прихода немцев мы даже и не видели хлеба...