Сучка по прозвищу Леди - Мелвин Берджес

От страха я тявкнула, собака в зеркале тявкнула тоже, и мне кажется, что на какое-то время я потеряла сознание, так как пришла в себя уже на полу, не сразу сообразив, почему я катаюсь по нему, тряся головой, и вою. Потом я решила встать, хотя уже знала, что со мной произошло нечто невероятное. Пришлось потрудиться, чтобы встать на задние лапы, но мне не удалось удержаться в таком положении. Трижды я поднималась и трижды падала — один раз, второй, третий. Потом я села и попыталась прислушаться к тому, как я говорю.

— Гав! Гав! Гав! — сказала я. — Гав! Гав-гав-гав-гав! Грррр.

Вот так.

Моя дверь с грохотом захлопнулась, отчего уши у меня стали торчком.

— Я поймал ее! Я поймал ее! Она в комнате Сандры! — послышались победные вопли Адама.

У меня само собой вырвалось «ой!», как бывает, когда случается что-то несуразное, и на этот раз мой голос прозвучал по-прежнему, потому что не надо было работать языком.

— Молодец!

Мама стояла в самом низу лестницы, и я затаила дыхание, боясь не услышать, что они собираются предпринять.

— Надо вызвать полицию, — сказала мама. — Господи Иисусе, как она бросилась на меня. Не попадись мне под руку сковородка, наверняка вцепилась бы мне в горло. — Она проговорила это едва слышно, а потом стала злобно орать. — Как она вошла сюда? Чья она и что ей здесь понадобилось? — кричала она, не помня себя от ярости. — Боже мой, я думала, у меня сердце остановится. Боже мой.

— Она побежала за мной наверх и хотела войти в мою комнату, — со слезами в голосе произнес Адам.

Мой братик младше меня на два года. Наверно, я всерьез напугала их обоих, но, несмотря на это, не удержалась от «гав, гав, гав», очень похожих на мои прежние веселые «ха, ха, ха». Я подумала: вы у меня еще не так получите.

— А что они с ней сделают? — спросил Адам.

— Убьют, если повезет… она ведь бешеная, — ответила мама.

У меня челюсть отвисла. Ничего себе шуточки. И я опять подскочила к зеркалу, чтобы еще раз взглянуть на себя. Ну и видок — лохматая дворняжка с поднятыми ушами и разинутой от ужаса и изумления пастью. Я наморщила лоб — и знаете что? Мне стало весело. Собака умеет строить рожи! Я была в таком состоянии, что не знала, смеяться мне или плакать. Несколько мгновений я гримасничала и смешила себя, а мысли тем временем обгоняли одна другую. То меня бросало в дрожь от страха, то мне становилось смешно из-за моего вида в зеркале или оттого, что я до смерти напугала свою мать!

Мне бы ничего не стоило просидеть в комнате, разглядывая себя, не один час, однако как раз времени у меня и не было. Я хочу сказать — все могло

случиться! Со мной не стали бы шутить. Разве бродячих собак не убивают? А я мало того, что никому не принадлежала, так еще считалась бешеной! Бешеная собака! Мама собиралась вызвать полицейских, и она никогда не узнала бы, что убила собственную дочь!

Пора выбираться. Но надо было придумать план. Я принялась расхаживать взад и вперед по комнате. Потом села, почесала ухо, и в тот момент меня осенило. Правильно — я обману их.

— На помощь! Мама! — стала кричать я. — Меня заперли тут вместе с собакой! Я прислушалась.

— Господи, до чего же у нее страшный лай, просто жуть, — сказал Адам.

— А ты заметил, как она бегает? Как будто с ней не все в порядке, — проговорила мама, и Адам поддакнул ей:

— Да, да, точно, как будто… не в порядке.

— Наверно, у нее мозги не в порядке, — произнесла мама.

Вот уж было смешно, ведь в точности так, если хотите знать, она всегда говорила обо мне.

«Боже мой, Сандра, ну что с тобой? У тебя такой вид, будто ты заболела», — обычно говорила она. Всегда одно и то же — как только у меня случались неприятности, она называла меня сумасшедшей! Теперь я собака, а она все о том же.

Пора, пора выбираться. Я подбежала к двери и попробовала открыть ее руками — но ничего не вышло. Кстати, какими такими руками? Лапами, лапами, лапами, твердила я себе. Поразительно, но я уже говорила себе: Сандра Фрэнси, у тебя теперь лапы, вот и привыкай! Так и думай — лапы! Думай — зубы! Я знала, что если не привыкну думать по-новому, то пропаду. Подпрыгнув, я ухватилась зубами за дверную ручку и тотчас услышала крик Адама.

— Господи, послушай, она дергает за ручку! Тут оба начали орать, и мама приказала Адаму:

— Иди наверх и держи ручку, чтобы она не выбралась из комнаты.

— Еще чего! — громко огрызнулся Адам. — Она ведь бешеная! Я и близко не подойду. Еще заражусь от нее. Нет! Слушай! Она идет!

Я услышала стук — мама уронила телефон, — потом, все еще крича, оба выбежали из дома. И чего они испугались? Ручку-то я повернула, но вот потянуть дверь на себя не могла, мешали ноги. Тогда я вспрыгнула на кровать, потом на подоконник. Слава богу! Окно приотворено. Приотворено-то приотворено — но этаж второй. Слишком высоко, но выбора у меня не было. Или прыгать, или погибать от руки ветеринара. Пусть мама и Адам со страху убежали из дома, но почему бы им не позвонить от Джейн, или Пита, или Сильвии? А услыхав мамин испуганный голос, полицейские тотчас примчатся. И все же слишком высоко! У меня не хватало смелости даже при условии, что ценой была моя жизнь.

Пока я думала, прыгать или не прыгать, внизу появилась соседская кошка Пэнси, и у меня сами собой встали торчком уши. Я подумала, такого удовольствия пропускать нельзя! И даже тихонько застонала, чтобы не залаять на нее. Кошке предстояло испугаться так, как она не пугалась ни разу в жизни.

Я прыгнула, когда она была прямо под моим окном. Я летела ногами вперед, как ядерный снаряд, и отчаянно лаяла. Кошка чуть в узел не завязалась! Шерсть у нее встала дыбом, и она прыгала на месте, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, налево, направо, взад, вперед, туда, сюда — она крутилась, как язык пламени, и никак не могла понять, где же собака. Собаки ведь могут прийти с любой стороны, вот только сверху они никогда не появляются. Это было прекрасно, когда я думала, как схвачу ее, вцеплюсь в нее зубами, попробую ее крови, но Пэнси посмотрела наверх и увидела меня. Тьфу ты! Она еще и завыла, как в фильме ужасов. Она сама была ужастиком!

— Собака атакует, собака атакует, собака в воздухе! — лаяла я.

Пэнси рванула от меня так, словно ей в задницу сунули зажженную спичку. Я подумала: гав, гав-гав, уррра!

И приземлилась на все четыре лапы. Собачьи ноги подогнулись и выпрямились. Всего одно мгновение, и я опять была на ногах, но теперь я хромала. Мне было больно — но я прыгнула! Я спасла свою жизнь и до смерти напугала соседскую кошку, отчего у меня было славно на душе.

Потом я услышала, как на улице кричит мама. Надо же, мне до того хотелось напугать кошку, что я совсем забыла об опасности. Вот так всегда! Вечно я все забываю. Меня охватил панический страх, и я помчалась прочь — помчалась прочь со скоростью света. Я пробежала мимо мамы, едва не сбила ее с ног. И подумала, поделом тебе, пусть даже ты не знаешь, кто я такая. В одну секунду я была за углом и довольно далеко, хотя у меня болели ноги после прыжка. Я сбежала на проезжую часть и, услыхав жуткий скрежет тормозов, прыгнула обратно на тротуар. Потом остановилась. Куда пойти? К Энни! Я бросилась бежать и опять остановилась. Совсем забыла — я же собака! Пошла в другую сторону — к Уэйну! Черт! Я — собака, я — собака, я — собака. Меня нигде не ждут! Прячься, прячься, подумала я и побежала, не имея ни малейшего представления, кто я, что я, где мое место и куда мне бежать, разве что я должна бежать и бежать, пока на лапах не появится кровь и пересохший язык не отвиснет до земли.

Глава 2

Я бежала и бежала, но куда бежать бездомной собаке? Улицы сменяли одна другую, как вставные номера из непридуманного шоу. Уитингтон, Дидсбери, Нортенден — появлялись и исчезали, и ни одна из них больше ничего не значила для меня. Как будто их прежде не было. Магазины стали тенями. Витрины ничем не пахли и не издавали никаких звуков, и я не понимала их предназначения. Я была собакой и понятия не имела, что такое витрины и магазины.

Даже за своими чувствами, я и то не могла угнаться. Одну минуту меня переполняла острая радость оттого, как бежали мои ноги, от бившего в лицо ветра, от стремительно сменявших друг друга картинок и звуков, от накатывавших на меня волн самых разных запахов. Невозможно узнать свои чувства, не побывав в шкуре животного. Чего стоит хотя бы охотничье возбуждение! Я о той кошке, которую чуть-чуть не поймала. О да, в этом мире мне предстояло узнать еще много радостей. Но одно я обещала себе твердо — прежде чем снова обрести человеческий облик, я поймаю соседскую кошку, разорву ее на кусочки и напьюсь ее крови, когда она польется на асфальт…

В другую минуту меня одолевало отвращение к себе. Кровь кошки — фу! Отвратительно! Я же человек! Как я могла додуматься до убийства кошки? Видите, я еще не совсем стала собакой. Сначала изменилось тело, потом стали меняться мысли, потом чувства и желания. Сколько же времени надо, чтобы окончательно превратиться в собаку? Сколько времени надо, чтобы окончательно разучиться думать? В те минуты мне казалось, что у меня разорвется сердце. И я говорила себе: не забывай, кто ты. Ты — человек, говорила я себе. Я — человек, я — человек, я — человек. Сандра, помни, ты — человек.