Дракон Его Величества - Наоми Новик

Дракона даже в мирное время в сухой док не поставишь и на волю не выпустишь; чтобы помешать взрослому зверю весом девяти-десяти тонн делать что ему вздумается, авиатор и его помощники должны все время быть начеку. Силой тут ничего не добьешься: некоторые драконы, даже новорожденные, вовсе не подчиняются руководству, а после первой кормежки ни один не позволит собой помыкать. Дикого дракона можно удержать на специально отведенном участке, обеспечивая его удобным помещением, пищей и самками, но управлять им нельзя, и с человеком он разговаривать не желает.

Поэтому, если только что вылупившийся детеныш позволит надеть на себя сбрую, долг свяжет вас с ним вечными узами. Семья и дружеское общение авиатору заказаны. Он изгой, стоящий за гранью закона: нельзя наказать авиатора, не потеряв при этом его дракона. В дни мира авиаторы ведут буйную, разгульную жизнь в небольших анклавах, в самых Дальних и негостеприимных уголках Британии, где драконы могут пользоваться хотя бы некоторой свободой. Воздушных рыцарей почитают за их мужество и преданность долгу, но всякому джентльмену, воспитанному в порядочном обществе, претит мысль о вхождении в их ряды.

Между тем все авиаторы — сыновья джентльменов. Они поступают на обучение с семи лет и всякие попытки приручения драконов за пределами Воздушного Корпуса считают тяжким для себя оскорблением. Если уж идти на такой риск, то всем. Карвера, если бы Фэншо не сунулся со своим вопросом, Лоуренс охотно бы исключил: у мальчика боязнь высоты, а значит, и авиатор из него никудышный. Но теперь делать нечего — капитан не может оказывать предпочтения кому бы то ни было.

Лоуренс, все еще охваченный гневом, перевел дух и заговорил снова:

— Никто здесь этому не обучен, и единственный честный способ выбрать опекуна — это жребий. Семейные, само собой разумеется, не участвуют. Вас, мистер Поллит, — сказал капитан врачу, имевшему жену и четырех детей в Дербишире, — я попрошу вынуть жребий для кого-то из нас. Остальные джентльмены пусть бросят записки со своими именами вот в этот мешочек. — Лоуренс взял перо и бумагу, оставленные на полке, и подал пример своим офицерам.

Следующим подошел Райли, за ним потянулись все прочие. Фэншо, краснея под холодным взглядом капитана, нацарапал свое имя дрожащей рукой. Карвер побледнел, но держался храбро. Баттерси оторвал от листа самый большой клочок и шепнул потихоньку Карверу:

— Недурственно было бы полетать на драконе!

Юность безрассудна, покачал головой Лоуренс, но лучше бы жребий действительно выпал кому-то из молодых. Им легче приспособиться к новой жизни. Любым из этих мальчиков, конечно, трудно будет пожертвовать, а их семьи придут в неистовство. Но ведь то же самое относится к каждому из присутствующих, считая и капитана.

Он очень старался не смотреть на последствия с эгоистической точки зрения, но теперь, на грани рокового момента, не мог отделаться от собственных личных страхов. Ничтожный клочок бумаги может стоить ему карьеры, изменить всю его жизнь, опозорить его в отцовских глазах. Нужно подумать и об Эдит Гелмен… но если исключить всех офицеров, имеющих даму сердца, не останется никого. Будь у него даже самая уважительная причина уклониться, он промолчал бы о ней. Невозможно требовать от подчиненных того, в чем не участвуешь сам.

Он вручил мешок Поллиту и принял небрежную позу, заложив руки за спину. Врач дважды тряхнул мешок, сунул туда руку не глядя и вынул сложенную записку. Лоуренс, к стыду своему, испытал глубокое облегчение: он свою бумажку свернул по-другому.

— Джонатан Карвер, — миг спустя прочитал Поллит. Фэншо шумно вздохнул, Баттерси огорчился, Лоуренс еще раз мысленно проклял Фэншо. Юный мичман много обещал на море, но к воздушной службе скорее всего окажется непригоден.

— Ну что ж, дело сделано, — сказал капитан. — Мистер Карвер, вы освобождаетесь от служебных обязанностей до появления дракона на свет. Проконсультируйтесь с мистером Поллитом относительно будущей процедуры.

— Да, сэр, — едва слышно ответил юноша.

— Вы свободны, джентльмены. Мистер Фэншо, на два слова. Вас, мистер Райли, прошу заступить на вахту.

Райли, коснувшись полей шляпы, вышел, остальные за ним. Фэншо стоял бледный и напряженный, кадык у него дергался вверх и вниз. Лоуренс заставил его попотеть, пока стюард не вернул в каюту вынесенную мебель, а после занял свое должностное место перед кормовыми окнами, грозно глядя на лейтенанта.

— Теперь объясните, что вы, собственно, хотели сказать, мистер Шэншо.

— Ничего такого, сэр, — но об авиаторах говорят, что они… — Взгляд капитана, все более воинственный, заставил лейтенанта замолчать.

— Мне наплевать, что о них говорят, мистер Фэншо. Наши авиаторы — воздушный щит Англии, так же как флот — морской. Критиковать их имеет право лишь тот, кому хотя бы наполовину доступно самое скромное из их достижений. Будете стоять вахты за мистера Карвера и исполнять его обязанности наряду со своими, и уведомьте квартирмейстера, что я лишаю вас грога впредь до дальнейшего распоряжения. Можете идти.

Когда Шэншо вышел, капитан еще долго мерил шагами каюту. Он не жалел о проявленной суровости: мальчишка не должен был выскакивать и тем более намекать, что знатное происхождение дает ему право на какие-то льготы. Но лицо принесенного в жертву Карвера продолжало стоять перед ним, и совесть корила его за чувство облегчения, не прошедшее до сих пор. Он обрек мальчика на участь, которой не желал для себя.

Он утешал себя тем, что дракон скорее всего отнесется к неопытному Карверу с презрением и откажется надеть сбрую. В этом случае капитана упрекнуть будет не в чем, и он сдаст свой трофей государству с легкой душой. Дракон даже в качестве производителя принесет большую пользу Англии — одну только реквизицию его у французов можно считать победой. Лоуренса вполне устроил бы такой вариант, хотя долг обязывал его сделать все, чтобы добиться иного.

Следующая неделя прошла неспокойно. Нельзя было не замечать тревоги, снедающей Карвера — особенно к концу срока, когда сбруя в руках оружейника стала приобретать узнаваемые черты. Уныние его друзей и канониров его команды тоже бросалось в глаза: Карвер пользовался на корабле популярностью, и его нелюбовь к высоте ни для кого не была секретом.

Одного мистера Поллита не покидало хорошее настроение. Его мало заботило состояние умов на борту, зато крайне интересовала драконья упряжь. Он то и дело осматривал яйцо, даже спал и ел у ящика, поставленного на батарее. Ночевавшие в том же помещении офицеры были недовольны его соседством, поскольку там и так было тесно, а лекарь сильно храпел. Он же, не имея об этом понятия, продолжал бдить и однажды утром весело — вопреки общей подавленности — объявил, что на скорлупе показались первые трещины.