Русский вираж - Алексей Свиридов

— Как же, предлагали, и не раз. Но каждое нестандартное решение — это возможность неудачи, а в наше время это стоит слишком дорого.

— А как тогда этот самолет появился? И, кстати, как он называется?

— Так и называется — «Русское крыло», или попросту — «Крыло». В разное время в разных КБ разрабатывались подобные самолеты. Нашлась группа молодых конструкторов, которые не побоялись взять самое лучшее из тех проектов и объединить все в одном самолете. Сначала все выглядело пустым прожектом, но ребята на последние деньги заказали квалифицированную экономическую экспертизу. Оказалось, что «Крыло» имеет такие экспортные возможности, что наши банкиры чуть ли не передрались за право финансировать разработку. Тем более что срок разработки за счет широкой кооперации оказался очень невелик. Опять же, использовались готовые наработки. Мясищевцы рассчитывали схему, «яки» изучали особенности винтовентиляторов, туполевцы отрабатывали шасси на воздушной подушке…

— Как на воздушной подушке? Я, конечно, в технике мало что понимаю, но ведь вон, колеса у него! — недоверчиво заметила Наташа.

— Правильно, чтобы лишнего горючего не жечь, можно и колесное шасси использовать. А на грунтовых аэродромах включается воздушная подушка — благо схема позволяет сделать ее достаточно широкой. Кстати, это тоже одна из особенностей, которой нет у конкурентов, — способность взлетать и садиться на грунт, песок или даже на воду.

Андрей помолчал, потом добавил:

— Я краем уха слышал, что кое-кто из буржуев тоже хотел влезть в проект, но получил от ворот поворот. И правильно — прошли времена, когда хватались без разбору за каждый западный доллар. А потом волосы на себе рвали: сами же на свой рынок привели варягов! Хотя, конечно, не от хорошей жизни: кое-что мы сами и сейчас делать не умеем. Например, электронику бортовую — как ни крути, а приходится ставить импорт.

— А ты откуда все это знаешь?

— Да вот, интересуюсь помаленьку, — скромно улыбнулся Андрей, хотя на самом деле иногда посвящал этому «интересу» вечера напролет: не очень представляя, на что потратить волонтерские заработки, он почти случайно купил компьютер и вскоре пристрастился к многочасовым блужданиям по просторам Интернета, выуживая из этой сети сообщения о событиях в авиационном мире.

Казак. Сермяжный пилотяга

— «Су-37» совершает посадку, а к взлету готовится многоцелевой самолет «СМ-97»… — вновь ожил диктор и принялся перечислять достоинства маленького самолетика, готового уйти в небо. А истребитель, звеня турбинами на малом газу, легко коснулся бетона, оставив на месте касания легкое облачко резиновой гари, и, быстро замедляясь, покатился туда, где его ожидал приземистый тягач. Летчик заглушил двигатели, техники сноровисто подцепили оранжевую буксирную тележку, и тягач сразу же тронулся, возвращая только что летавший «экспонат» на демонстрационную площадку.

Не дожидаясь, когда его вместе с самолетом привезут к месту стоянки, пилот «Сухого» включил механизм поднятия фонаря кабины и с удовольствием снял защитный шлем: воздушная акробатика, показавшаяся зрителям легкой игрой, здорово вымотала старшего лейтенанта Николая Морозова. Все-таки одно дело — пилотаж в зоне, и совсем другое — демонстрационный полет, когда на тебя направлены тысячи глаз и сотни объективов.

«А скоро предстоит еще разок попотеть, — думал про себя Морозов. — И на этот раз в совсем непривычной обстановке. Ведь сегодня должен состояться брифинг для представителей потенциальных покупателей! Надо как следует настроиться, а то ведь покупатели — ребята дотошные».

Николай усмехнулся — именно ради покупателей летать над Жуковским должен был не летчик-испытатель, а «сермяжный пилотяга». Такой, что может на вопрос какого-нибудь въедливого китайца честно ответить: да, мол, мне вот повезло, ощенилась в Москву командировочка, но вообще у нас в полку любой так может. Такой вот удачный самолет этот «Су-37». Правда, если въедливый китаец спросит, что думает «господин пилот» о реальной боевой эффективности, то тут придется промолчать…

Этому набитому долларами китайцу было бы, конечно, интересно послушать, как эти самые машины в небе Балкан помогли сербам выстоять против наступления боснийцев и хорватов, вооруженных американской и европейской техникой и поддержанных «миротворческими силами».

Но точно так же, как в Сербии Николаю Морозову было приказано забыть свое имя и откликаться только на позывной Казак, так и теперь он нигде и ни с кем не должен вспоминать о своих боях. Были лишь отчет в одном экземпляре на нумерованных листах с грифом «секретно» для командования части и долгий вечерний разговор с сухощавым мужиком по имени Лев Сергеевич — и все. Больше Николай ни с кем и не вспоминал о той войне — кроме себя самого. Товарищи по эскадрилье лишь заметили, что после странной «командировки» Николай стал сдержаннее и как-то старше.

Со многими юношескими иллюзиями ему пришлось распрощаться — на Балканах Казак повидал и братьев-славян, готовых вцепиться друг другу в глотку, вспомнив распрю столетней давности, и фашиствующих русских, готовых огнем и мечом наводить «правильный новый порядок» хоть в своем доме, хоть в чужом. А еще были русские-мародеры, были расчетливые дельцы всех национальностей…

Для Казака, который всегда верил в изначальное русское благородство, исповедовал идеи славянского братства, это могло стать жизненным крушением, но не стало.

Ведь было и другое — люди, которые, наоборот, поддержали и укрепили его веру. Не словами, не проповедями, а просто своей жизнью, а некоторые — и своей смертью.

Был немолодой летчик, имени которого он так и не узнал, а которого звал, как и все, Дедушкой, — тот в минуту откровенности признался, что деньги за вылеты перечисляет детским приютам. Был командир группы Корсар, которому ни по каким инструкциям нельзя было летать. Были четверо сербов, ушедших в самоубийственную атаку без сожалений и жалоб на судьбу. Был племянник богатого дядюшки в чине унтер-офицера, вздыхающий, что не хватило денег на «Тунгуску», пришлось подержанную «Стрелу-10МЗ» покупать — словно речь шла о развозном фургончике, а не о боевой машине. И была еще…

А вот про девушку, которую совсем по-русски звали Елена, Николай старался не вспоминать. Слишком это было мучительно — знать, что они никогда больше не встретятся, знать наверняка…

«Так что, господин въедливый китаец, — Николай, задумавшись, прямо-таки увидел его перед своим внутренним взором: низенького, улыбчивого, в квадратных роговых очках, — придется вам довольствоваться мнением независимых экспертов. Я комментариев не даю».

Водитель тягача пару раз подал звуковой сигнал, для большего эффекта рыкнул двигателем и принялся разворачиваться, чтобы закатить истребитель обратно в ряд выставленных самолетов. Николай вдруг вспомнил, как там, на Балканах, приходилось ловить сантиметры, умещая истребитель в тесный скальный ангар, и досадливо тряхнул головой: в конце концов, слишком увлекаться воспоминаниями не стоит. И так первое время после возвращения он то и дело «узнавал» людей «оттуда» хотя, конечно, знал, что такая встреча практически невозможна.

«Сухой» вздрогнул и остановился, застыв параллельно соседним машинам, словно бы и не покидал своего места. Оранжевый микроавтобус уже дожидался летчика, два парня в рабочих комбинезонах уже тащили к кабине лесенку-стремянку…

Вокруг самолета образовалось небольшое скопление публики — многим было интересно посмотреть вблизи на летчика, только что вернувшегося из полета. Николай, непривычный к такому вниманию, обвел зрителей взглядом и озадаченно подумал, что его никто специально не Предупредил, как себя вести в такой ситуации.

— Вот и думай теперь, — пробормотал Морозов под нос, — то ли делать вид, что ничего не замечаешь, то ли принимать эффектные позы и улыбаться в объективы?

После недолгого колебания он выбрал среднее — дружески помахал зрителям рукой и полез из кабины, намереваясь не задерживаясь дойти до автобусика и быстренько смотаться.

И вдруг… Среди толпы мелькнуло знакомое лицо. Лицо, перечеркнутое наискось темной повязкой. Николай замер на алюминиевой площадке лесенки — не наваждение ли это? Опять увидел то, что очень хотел увидеть?

Но нет, на этот раз никакой ошибки быть не могло! Там, среди людей, стоял не просто человек, неведомо где потерявший глаз, — там стоял именно Корсар, бывший командир четверки русских летчиков, и по лицу его было видно: он тоже узнал своего боевого товарища.

Дальше все произошло быстро: не спустившись, а по-мальчишески соскочив со стремянки, Николай, к удивлению встречающих, бегом бросился прямо в толпу. Удивленные люди расступались, и через секунду он уже радостно молотил по спине мужчины с повязкой, восклицая: