Америка - Франц Кафка

Карла так и подмывало выскочить вперед, однако он сдержался. Но тут вмешался капитан:

— Давайте все же выслушаем этого человека. Мне тоже кажется, что Шубал с некоторых пор берет на себя слишком много, но этим я ничего не хочу сказать в ваше оправдание.

Последнее относилось к кочегару; вполне естественно, что капитан не мог сразу за него вступиться, но, похоже, все шло как надо. Кочегар приступил к объяснениям и, превозмогая себя, с самого начала титуловал Шубала «господином». А Карл всей душой радовался, стоя у покинутого старшим кассиром письменного стола и от удовольствия покачивая почтовые весы.

— Господин Шубал несправедлив! Господин Шубал покровительствует иностранцам! Господин Шубал выгнал меня из машинного отделения и заставил чистить гальюны, что конечно же не является обязанностью кочегара!

Под сомнение была поставлена даже деловитость господина Шубала: она, мол, скорее мнимая, чем наличествующая фактически. На этом месте Карл пристально посмотрел на капитана, доверительно, словно был его коллегой: дескать, не обессудьте, такая уж у кочегара неловкая манера выражаться. Как бы там ни было, ничего конкретного в этой долгой речи не прозвучало, и, хотя капитан все еще смотрел прямо перед собой, твердо решив на сей раз выслушать кочегара до конца, остальные уже выказывали признаки нетерпения, и вскоре голос кочегара перестал быть центром общего внимания, что вызывало известные опасения. Сначала человек в штатском пустил в ход бамбуковую тросточку, постукивая ею — хоть и чуть слышно — по полу. Другие посматривали по сторонам; чиновники из портового ведомства, очевидно торопившиеся, снова взялись за документы и начали, пока еще рассеянно, их просматривать; офицер опять придвинул свой стул поближе, а старший кассир, полагая, что победа за ним, вздохнул с подчеркнутой насмешкой; Всеобщая рассеянность не затронула, пожалуй; лишь стюарда, который в какой-то мере изведал страдания маленького человека под пятою сильных мира сего и серьезно кивал Карлу, будто желая этим что-то объяснить.

Меж тем порт за окном жил своей жизнью, низкая баржа с горой бочек, искусно уложенных так, чтобы они не раскатывались, прошла мимо, на минуту погрузив помещение в полумрак; катерки, которые Карл, будь у него время, мог бы сейчас как следует разглядеть, стрелой летели вперед, подчиняясь уверенным рукам рулевых. Странные плавающие предметы неожиданно выныривали тут и там из беспокойной воды и снова скрывались в пучине от изумленных взоров; резвые гребцы-матросы вели вперед шлюпки океанских пароходов, набитые пассажирами — стиснутые со всех сторон, они сидели робкие и полные ожидания, хотя кое-кто не упускал случая повертеть головой, разглядывая изменчивый вид. Бесконечное движение, беспокойство неугомонной стихии передавались маленьким человечкам и плодам их труда!

И все призывало к быстроте, к ясности, к совершенно четкому исполнению обязанностей, а чем был занят кочегар? Он весь вспотел от своей речи и давным-давно не мог дрожащими руками удерживать на подоконнике свои бумаги; со всех сторон света собирались к нему жалобы на Шубала, каждой из которых, по его мнению, вполне хватало, чтобы уничтожить этого Шубала, но капитану он сумел предъявить лишь печальную неразбериху. Господин с бамбуковой тросточкой давно уже легонько насвистывал, глядя на потолок; портовые чиновники взяли офицера за столом в осаду и всем своим видом показывали, что освобождать его не намерены; старшего кассира удерживало от вмешательства явно только спокойствие капитана; стюард, стоя по стойке «смирно», с минуты на минуту ожидал распоряжения капитана относительно кочегара.

Тут уж Карл не мог оставаться пассивным. Он медленно направился к кочегару, стараясь на ходу сообразить, как бы поискуснее взяться за дело. Пора было вмешаться, ведь еще немного — и они с кочегаром могут быстренько вылететь из канцелярии. Капитан, конечно, человек добрый, к тому же именно сейчас, как казалось Карлу, у него есть особые основания выступить в роли справедливого начальника, но нельзя же заговаривать его до полусмерти, а кочегар именно это и делал, пусть и от безграничного возмущения. Итак, Карл обратился к кочегару:

— Вы должны рассказывать проще, яснее, господин капитан не в силах уразуметь ваш сбивчивый рассказ. Разве он знает всех машинистов и рассыльных по фамилиям, а тем более по именам, чтобы сразу, едва вы произнесете какое-либо имя, догадаться, о ком идет речь? Изложите ваши жалобы по порядку; во-первых, назовите самую главную, а затем, по нисходящей, — остальные; может быть, тогда будет вовсе незачем большинство из них даже упоминать. Мне-то вы очень четко все представили!

«Если в Америке можно похищать чемоданы, то и солгать иногда тоже не грех», — подумал он в свое оправдание.

Хоть бы это помогло! Не слишком ли поздно? Правда, услышав знакомый голос, кочегар тотчас умолк, но глаза его, полные слез от оскорбленного мужского самолюбия, ужасных воспоминаний и теперешнего крайне бедственного положения, уже толком не узнавали Карла. Да и как ему было именно сейчас — Карл без слов понял умолкшего кочегара, — как ему было именно сейчас вдруг изменить свою манеру выражаться, ведь он полагал, что все уже сказал, не возбудив ни малейшего сочувствия, с другой стороны, будто вовсе ничего еще не сказал, но уже не может ожидать, что господа выслушают его до конца! И в такой-то вот момент вмешивается Карл, его единственный союзник, хочет дать ему добрый совет, а вместо этого показывает, что все, все пропало!

«Мне бы вмешаться раньше, вместо того чтобы глазеть в окно», — сказал себе Карл, опустив голову под взглядом кочегара и в отчаянии хлопнув ладонями по бедрам. Но кочегар истолковал это превратно, по-видимому, он заподозрил в поведении Карла некий тайный упрек себе и, намереваясь разубедить его, в довершение всего заспорил с Карлом. И это когда господа за круглым столом давно уже сердились на нелепый шум, мешающий их важной работе, когда старший кассир, вконец озадаченный терпеливостью капитана, готов был вот-вот взорваться, когда стюард, снова полностью на стороне хозяев, буквально испепелял кочегара взглядом и, наконец, когда господин с бамбуковой тросточкой, на которого время от времени дружески поглядывал даже капитан, совершенно охладел к кочегару, более того — проникся к нему отвращением и, вытащив записную книжечку, явно размышлял о своих делах, переводя взгляд с записной книжечки на Карла и обратно.

— Я же знаю, — сказал Карл, стараясь отразить обратившееся теперь против него словоизвержение кочегара, но при всем том дружески ему улыбаясь, — вы правы, правы, я в этом нисколько не сомневаюсь. — Из страха перед дракою он бы охотно схватил размахивающие руки кочегара, а еще лучше отвел бы его в угол и шепнул несколько успокоительных слов, чтоб никто больше их не слыхал. Но кочегар закусил удила. Теперь уже Карл пытался найти какое-никакое утешение в мысли, что, на худой конец, кочегар покорит всех семерых присутствующих здесь мужчин силою своего отчаяния. Кстати, на письменном столе, если взглянуть повнимательнее, имелся пульт со множеством электрических кнопок; хлопни по нему рукой — и весь корабль с его коридорами, полными враждебных людей, будет поднят на ноги.

Тут к Карлу подошел тот самый индифферентный господин с бамбуковой тросточкой и не слишком громко, но отчетливо, перекрыв выкрики кочегара, спросил:

— Как же вас, собственно, зовут?

В этот миг в дверь постучали, будто только и ждали там этого вопроса. Стюард взглянул на капитана, тот кивнул. Стюард подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял мужчина средней комплекции, в старом сюртуке, по виду не очень-то подходящий для работы с машинами, и все-таки это был — Шубал. Если бы Карл не понял этого по лицам присутствующих, на которых отразилось известное удовлетворение — в том числе и на лице капитана, — он непременно догадался бы об этом по ужасу кочегара, так стиснувшего кулаки обвисших рук, будто это действие для него — самое важное и он готов пожертвовать ради него всей своей жизнью. В сжатые кулаки устремились все его силы, даже те, что помогали ему держаться на ногах.

Итак, вот он, враг, свободный и свежий в парадном ноем костюме, с конторской книгой под мышкой — вероятно, это были платежные ведомости и характеристики кочегара, — смотрит в глаза всем по очереди, не срывая, что пытается установить настроение каждого. Семеро были уже на его стороне, ведь если раньше у капитана и были кое-какие претензии к нему, объективные или хотя бы притворные, то после мучений, которые он принял от кочегара, Шубал, по всей вероятности, казался ему безупречным работником. С такими, как кочегар, мягко обращаться нельзя, и упрекнуть Шубала можно лишь в том, что даже за столь долгий срок он не сумел сломить строптивость кочегара, который посмел явиться нынче к капитану.