Мандустра - Егор Радов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полчаса не происходило ничего.
— Знаешь что, — сказала она, — я, пожалуй, пойду… Не могу спать с мужиком, который лежит и смотрит в потолок…
«Надо догнать ее!» — подумал он.
Он пошел на кухню, как лунатик. Кот сидел и ласково смотрел на него.
Они понимали друг друга как никогда.
ПИСЬМО ВОЛОДИ ЕЖОВА В «СПОР-КЛУБ»
Москва, Шаболовка, 53,
телестудия «Орленок»,
передача «Спор-клуб»
Уважаемая редакция Спор-клуба!
Вчера смотрел вашу передачу, она мне очень понравилась. Вы там говорили об организации досуга, и вообще — о проблеме выбора профессии. Вы просили написать зрителей, кем они хотят быть.
Я хочу быть солдатом. Мне понравилось убивать. Когда мне подарили на день рождения ружье с оптическим прицелом, я сразу понял, что рожден был солдатом и стоять на страже интересов Родины. В школе у нас недавно была лекция о международном положении, и нам сказали, что Великая Отечественная война закончилась уже очень давно, но мы должны быть готовы к новым провокациям империализма. Мы должны быть бдительны ко всяким проявлениям капиталистической идеологии и не поддаваться ей.
Поэтому я хочу быть солдатом. Вообще-то, я хочу стать маршалом или генералом, если получится, и разгромить всех капиталистов. И тогда везде будет коммунизм. А я стану маршалом Советского Союза. Когда мне подарили ружье с оптическим прицелом, я решил, что я должен закалять себя с детских лет и презреть всяческую жалость к капитализму. Как Мальчиш-Кибальчиш. Поэтому я должен делать зарядку каждое утро и ничего не бояться.
На следующее утро, после того, как мне подарили ружье с оптическим прицелом, я выглянул в окно, и увидел, как мой друг Славка играет в мяч. Правда, мы сейчас уже с ним поссорились — он такая сволочь! И вообще, он сын зам. министра какого-то или директора магазина и еврей. И вообще, он однажды презрительно отозвался о Ленине. Я взял ружье, прицелился в него — он был как раз в центре прицела, улыбался, бегал. А я вложил патрон, прицелился еще раз основательно и убил его. Он так смешно повалился на спину, что никто не понял, в чем дело, один только я знал. А потом я спрятал ружье и сел читать книгу — как будто это и не я его убил. Ведь окажись я разведчиком где-нибудь в загранице, я должен уметь проявлять строжайшую конспирацию.
А на следующее утро я убил собаку Оли с одиннадцатого этажа. Собака бегала везде и орала, и многие говорили, что она уже надоела всем своими воплями. Я прицелился — это было очень трудно сделать, ведь она бежала, и выстрелил первый раз мимо. И тогда я с риском для себя выстрелил еще раз. И, слава богу, попал. Собака упала кверху лапами. Но тут Оля стала так кричать и плакать, что мне пришлось убить и ее.
Потом я опять спрятал ружье, чтобы никто не догадался, и вышел гулять сам. Потому что я должен закалять свою волю — ведь я хочу быть солдатом Отечества — и я должен учиться сохранять каменное лицо.
Я вышел, как ни в чем не бывало, и увидел, что Олю с собакой увозят в «Скорой помощи». «Неужели она жива?» — подумал я. И тогда я впервые задумался над техникой стрельбы. Я понял, что мне надо учиться попадать прямо в голову. Для этого я записался в кружок стрельбы и посещал его регулярно. Скоро я научился стрелять довольно хорошо. И, чтоб проверить свои силы, я решил убить взрослого с большого расстояния.
Я долго выбирал, кого мне убить, и наконец остановился на отце своего бывшего друга Славки, которого я убил самым первым. В защиту этого говорило многое: 1) Поскольку Славка был уже мертв, если я убью отца, я не оставлю никого сиротой. 2) Отец Славки был каким-то зам. министра или директором магазина, и, наверное, воровал. 3) Отец Славки был еврей. А все евреи — сионистские шпионы.
Поэтому я стал ждать, когда отец Славки выйдет один на улицу. Ждать пришлось долго, почти неделю, но я должен уметь выжидать обстановку. И вот наконец-то однажды я увидел Славкиного отца, который вел под руку какую-то женщину. Я выстрелил — не зря я все же занимался стрельбой — я попал ему прямо в голову. Тут женщина вскрикнула, и, чтобы не было свидетелей, мне пришлось убить и ее. Потом я спрятал ружье и сел делать уроки, чтобы никто не смог меня заподозрить.
Вообще, против меня нет никаких улик, во-первых, я избавился от всех свидетелей, а во-вторых, мое ружье — игрушечное.
Скоро мне будет восемнадцать лет и я уйду в армию. Я знаю — на войне мне придется много убивать, поэтому я хочу приучить себя к этому с детских лет.
Дорогой Спор-клуб, ответьте мне, все ли я делаю, чтобы достичь свою цель, или этого еще недостаточно? И вообще, ответьте, что нужно делать, чтобы подготовить себя к суровой жизни солдата, который должен бороться с капитализмом и за коммунизм во всем мире?
До свидания, жду ответа, ученик 6-го класса средней школы № 611 имени В. М. Примакова
Володя Ежов.
ЭТО КОНЕЦ?
«Это — конец», — как поет Джим Моррисон в начале известного фильма, приглашающего к путешествию в «сердце тьмы».
«Я был в духе в день воскресный…» — написал Иоанн Богослов на острове Патмос, открывая свои откровения в «Откровении» («Апокалипсисе»), преисполненные, как четыре животных гневом, огнем небесной справедливости, безумными земными бедствиями и светлым восторгом новой жизни через «вторую смерть», данную праведникам, тем, кто не предал истину и веру; и всем тем, кто покаялся и заслужил второго запретного плода — от древа жизни, чтобы уподобиться «Нам», и пить в Граде Небесном чистую воду блаженной Вечности, где нет Зла, но только Добро и Дух, только «благодать со всеми вами».
Вавилон должен быть разрушен!!!
Современная цивилизация овощеподобных human being, сочащихся прозаком и вагинальными выделениями из прокладки, сжимая, замерев, в ладошках детородный член, убаюкиваясь грехом Онана; не ведающих, что творит их спецназ; стремящихся быть счастливыми «здесь и сейчас», приходит к праву на самоубийство через эвтаназию, венчанию однополых, лечению уныния «цветами зла», бесконечному идолопоклонничеству, где молятся то доллару, то Микки Маусу, то Гарри Поттеру, то Гутенбергу; они отрицают Благую Весть как единственную истину, — вообще отрицают существование единственности, «тесных врат», иерархии, того, что жизнь на Земле не ограничивается Землею.
С их точки зрения христианство — заговор неудачников, тех, кто обделен свободным онлайновым доступом к деньгам и гениталиям, а у нас, мол, хуй стоит и деньги есть, «лучше быть богатым и здоровым»; они считают, что мир есть только мир «тут», и ничего нет, и нету Высших, как вообще — Высшего…
Им обещано в «Апокалипсисе» истинное возмездие!
В чем же суть?.. Суть только в том, считаешь ли ты, что этот убогий мир, где мы ограничены во всем совершенном, окончательном, — «конец», или что жизнь — лишь подготовительная борьба за место под райским солнцем, предшествие Вечности, против которой всегда сражается Время — дьявол, пожирающий сынов человеческих.
Если Бога нет, то ты — враг, ибо «если Христа нет, я все равно выберу Христа» — можно перефразировать известный богословский софизм, поэтому в «Апокалипсисе» нам уготовляется расправа над миром-блудницей, и воскресение для тех, для которых сей мир — труп.
Но «чтобы приготовить рагу из зайца, нужно иметь в наличии зайца», а «христианство — это вещь, за которую убивают», как сказал один правовернейший и набожнейший католик — герой Г. К. Честертона.
Я помню год Чернобыля, когда люди бросились читать и отгадывать сокровенное и таинственное «Откровение», когда мой сокурсник Костя Смородин прославился на весь СССР строчкой «сладкий воздух пахнет чернобылью»; и я тоже заглянул в конец Библии, страшась узреть конец света, но обнаружил, что там вообще нет последовательности и времени, как нет света — в нашем понимании — но есть лишь мир греховный, который надо убить, не сберегая, как душу, для того, чтобы обрести «вторую смерть» и «узреть Господа живого». Я облегченно вздохнул, поняв, что еще много всего предстоит здесь, а «там» — всегда «там», и Небесный Заяц обретет разящую плотскую мощь не прямо вот теперь, а можно еще пообывательствовать; но я вижу уже сейчас умственную деградацию человечества, бескрайнюю плоть победившего материализма, почти абсолютную утрату самих представлений о святости, маразм царствующей демократии-толпы и олигофрению властвующей монархии-тирании.
И чего тогда жалеть этот свет?