Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин

— Кто снял «Восстание команчей»? — спрашивает Марвин.

— Бад Спрингстин.

— В твоем резюме, — говорит Марвин, — я заметил, что ты работал с нехилым количеством старых ковбойских режиссеров из студии «Репаблик Пикчерс»: Спрингстином, Уильямом Уитни, Хармоном Джонсом, Джоном Инглишем?

Рик смеется:

— Ремесленники, — затем поясняет: — Но Бад Спрингстин был не просто ремесленник. Бад не из тех, кто просто сделал дело и пошел. Бад другой.

Замечание вызывает у Марвина интерес.

— В каком смысле «другой»?

— М-м?

— Чем Бад отличался от остальных ремесленников? — спрашивает Марвин. — В каком смысле «другой»?

Рику не приходится задумываться над ответом, потому что он для себя все понял еще много лет назад, когда снимался в «Вертолетах» с Крэйгом Хиллом — и с Бадом в режиссерском кресле.

— У Бада было столько же времени, сколько и у всех остальных чертовых режиссеров, — авторитетно заявляет Рик. — Ни дня, ни часа, ни одного заката форы перед другими. Но вот что Бад успевал за это время — уже другой разговор, — искренне добавляет Рик. — Любой гордился тем, что работает с Бадом.

Марвину нравится ответ.

— А мою карьеру запустил чертов Дикий Билл Уитни, — говорит Рик. — Благодаря ему я получил свою первую настоящую роль. Ну, знаешь, персонажа, у которого есть имя. А потом и первую главную роль.

— В каком фильме? — спрашивает Марвин.

— А, да просто очередная поделка от «Репаблик» о малолетних преступниках, гоняющих на хот-родах, — говорит Рик.

— Как называлась?

— «Гонки без тормозов», — говорит Рик. — А в прошлом году я сыграл в его гребаном «Тарзане» с Роном Эли.

Марвин смеется.

— То есть вас двоих многое связывает?

— Меня и Билла? Не то слово.

Рик ударяется в воспоминания, замечает, что они вызывают интерес, и поэтому продолжает:

— Дайте-ка я расскажу вам про чертового Билла Уитни. Вот кто самый недооцененный режиссер боевиков в этом чертовом городе. Билл Уитни не просто снимал боевики, он придумал, как их снимать. Ты сказал, что любишь вестерны, — помнишь сцену в гребаном «Дилижансе» Джона Форда, где Якима Канутт прыгает с одной лошади на другую, а потом падает прямо под копыта?

Марвин кивает: да.

— Уильям, мать его, Уитни снял это, мать его, первым, причем за год до Джона Форда, причем с Якимой Кануттом!

— Я и не знал, — говорит Марвин. — В каком фильме?

— Он еще даже в полном метре не работал, — говорит Рик. — Снимал сцену для какого-то сраного сериала. Давайте я расскажу, что это такое — сниматься у Уильяма Уитни. Билл Уитни всегда исходит из предположения, что сцену дракой не испортишь.

Марвин смеется.

— И вот, значит, снимаюсь я в «Речной лодке», — продолжает Рик, — Билл — в режиссерском кресле. В кадре — мы с Бертом Рейнольдсом. И, значит, мы с Бертом играем, идем через диалог. И Билл такой: «Стоп, стоп, стоп! Вы, парни, в сон меня вгоняете. Берт, когда он скажет эту свою реплику, просто дай ему в морду. А ты, Рик, когда он даст тебе в морду, ты разозлишься и тоже дашь ему в морду. Ясно? Отлично, поехали!» Так мы и сделали. И когда закончили, он орет: «Стоп! Вот оно, парни, вот это я понимаю — сцена!»

Оба смеются в клубах сигаретного дыма. Марвин начинает проникаться голливудским опытом Рика, заработанным потом и кровью.

— Ты упомянул о фильме Стюарта Грейнджера, расскажи-ка о нем, — просит Марвин.

— «Крупная дичь», — говорит Рик. — Говно про великого африканского белого охотника. С него выходили даже в самолетах.

Марвин гогочет.

— Стюарт Грейнджер — самый большой мудоеб из всех, с кем приходилось работать. А ведь я работал с Джеком Лордом!

Оба смеются над шуткой про Джека Лорда, затем Марвин спрашивает актера:

— Ты ведь еще у Джорджа Кьюкора снимался, так?

— Угу, — говорит Рик, — то был не фильм, а херня из-под коня под названием «Доклад Чепмена». Прекрасный режиссер, кошмарная картина.

— Удалось поладить с Кьюкором?

— Шутите? Да Джордж меня обожает! — Рик чуть подается вперед над журнальным столиком и, понизив голос, говорит вкрадчиво: — В смысле прям обожает.

Агент улыбается, давая понять, что понял намек.

— Мне кажется, у Джорджа есть такой заскок, — размышляет вслух Рик. — В каждый свой фильм он берет молодого мальчика, чтобы по нему сохнуть. В «Докладе Чепмена» играли я и Ефрем Цимбалист — младший, так что, видать, я победил.

Он приводит пример:

— У меня там, значит, все сцены с Глинис Джонс. И мы идем в бассейн. Глинис в закрытом купальнике. Видно только ноги да руки, остальное прикрыто. Но я — я в самых крохотных плавочках, какие только цензуру пройдут. И они телесного цвета. На черно-белой пленке выглядит так, будто я, блядь, голый! И ладно бы я в кадре просто прыгал в бассейн. Я в этих крохотных плавках десять гребаных минут экранного времени участвую в длинных разговорных сценах, пока у меня жопа торчит наружу. В смысле какого хера, я что — Бетти Грэйбл?

Они снова смеются, и Марвин достает небольшой кожаный блокнот из внутреннего кармана пиджака — не из того, где лежит подаренный Джозефом Коттеном золотой портсигар.

— Я попросил коллег глянуть твою статистику в Европе. Они сказали, что пока все тип-топ. — В поисках заметок в блокноте он спрашивает вслух: — А «Закон охоты» показывали в Европе? — Находит страницу, которую искал, поднимает взгляд на Рика. — Да, показывали. Хорошо.

Рик улыбается.

Марвин вновь смотрит в блокнот и спрашивает:

— Где? — Ищет на странице и наконец находит. — В Италии, хорошо. В Англии, хорошо. В Германии, хорошо. Во Франции — нет. — Но затем он поднимает взгляд на Рика и словно бы утешает: — Зато в Бельгии — да. Значит, в Италии, Англии, Германии и Бельгии тебя знают, — заключает Марвин. — Но это телесериал, а ты ведь еще в нескольких фильмах снялся, как у них дела?

Марвин снова смотрит в крохотный блокнот, листает крохотные страницы, просматривая их содержание.

— Вообще-то, — находит то, что искал, — все три твоих вестерна, «Восстание команчей», «Адское пламя, штат Техас» и «Таннер», сравнительно неплохо показали себя в Италии, Франции и Германии. — Снова смотрит на Рика. — А «Таннер» еще лучше — во Франции. Читаешь по-французски?

— Нет, — отвечает Рик.

— Очень плохо. — Марвин извлекает из блокнотика сложенную вчетверо ксерокопию страницы и протягивает Рику над столиком. — Это рецензия на «Таннера» в «Кайе дю Синема». Положительная и написана хорошо. Тебе бы стоило ее перевести для себя.

Рик берет у Марвина ксерокопию и кивает, прекрасно зная, что никогда ее не переведет.

Но затем Марвин вскидывает голову, смотрит Рику прямо в глаза и говорит с внезапным энтузиазмом:

— Но лучшая новость в этом долбаном блокноте — «Четырнадцать кулаков Маккласки»!

Лицо Рика озаряется радостью, пока Марвин продолжает:

— В США-то фильм, когда только вышел, неплохо показал себя для «Коламбии». Но в Европе — это ж ебанутъся! — Он склоняет голову, чтобы прочесть. — Тут сказано, что в Европе «Четырнадцать кулаков Маккласки» — гребаный хит. Фильм крутили везде целую, сука, вечность!

Марвин поднимает взгляд, закрывает крохотный блокнот и резюмирует:

— Значит, в Европе тебя знают. Знают твой сериал. Но ты не просто парень из «Закона охоты» — в Европе ты крутой чувак с повязкой на глазу и огнеметом, который положил сто пятьдесят нацистов в «Четырнадцати кулаках Маккласки».

После такого серьезного заявления Марвин давит бычок «Кента» о дно пепельницы.

— Какой твой последний фильм в прокате?

Теперь очередь Рика тушить сигарету в пепельнице, пока он ворчит:

— Детская хренота для дошколят, называется «Солти, говорящая морская выдра».

Марвин улыбается.

— Полагаю, выдру играешь не ты.

Рик мрачно улыбается в ответ на шутку, но ничто в разговоре об этом фильме не кажется ему смешным.

— «Юниверсал» сбросили меня в «Говорящую выдру», только чтоб закрыть мой контракт на четыре фильма, — объясняет Рик. — Из чего можно сделать вывод о том, насколько им на меня насрать. Помню, как меня уламывал подписать контракт этот мудила Дженнингс Лэнг. Заманил меня в «Юниверсал» на четыре картины. Мне делали предложение «Авко Эмбасси».