Избранник ворона - Дмитрий Вересов

— Оперу писать? — усмехнулся Федор.

— Ее самую. Худсовет сегодня будет строгий. Федор вышел, а Самойлов присел возле столика, расчистил место, чуть передвинув пакеты с вещественными доказательствами, достал из потрепанной кожаной папочки чистый лист бумаги и ручку за тридцать пять копеек и разборчивым почерком вывел: «19.04.1982 года в 10 часов 48 минут дежурная бригада Дзержинского райотдела УВД г. Ленинграда в составе…»

III

(Москва, 1982)

— Понял.

Вадим Ахметович Шеров с силой швырнул трубку на светло-серый кнопочный аппарат и резко бросил:

— Поздравляю, товарищи!

Торжества в его голосе не наблюдалось, зато сарказм звучал явственно.

Архимед — многолетний, испытанный помощник Шерова, официально занимающий скромную должность делопроизводителя при украинском постпредстве в Москве — устремил взор в потолок, пустив туда же облачко сигаретного дыма. Подполковник КГБ Евгений Николаевич Ковалев, напротив, стиснул пальцами подлокотники кожаного кресла итальянского производства и подался вперед, не сводя глаз с шефа.

— С чем, Вадим Ахметович? — спросил он, четко выговаривая каждый звук.

Сухое, надменное лицо Шерова перекосила нехорошая усмешка.

— Наша беглянка обнаружена, — столь же отчетливо артикулируя, ответил он.

— Где?

— На Московском вокзале города Ленинграда. В спальном вагоне «Красной стрелы».

— Валюта? При ней?

— О да! — Шеров вновь усмехнулся, показав мелкие желтые зубы. — В целости и сохранности. Принято по факту, сдано по протоколу.

— Шеф, — подал голос Архимед. — Я не понимаю. Ее что, горяченькой взяли?

— Холодненькой… Я, Евгений Николаевич, в буквальном смысле: в Ленинград прибыл труп. Даже два — она и некто Штольц, судя по всему, сообщник… Причины смерти устанавливаются, вероятнее всего — отравление. Поскольку на месте происшествия обнаружена иностранная валюта в особо крупных размерах, дело передано вашим, Евгений Николаевич, коллегам.

— Уж не тем ли, что вели уважаемого Якова Данииловича? — осведомился в пространство Архимед.

— Сомнительно, — отозвался Шеров. — После нашего небольшого спектакля, полагаю, оргвыводы последуют незамедлительно… — Он фыркнул. — А вот денежки, конечно, плакали, и это, товарищи, большое упущение…

— Вот ведь сучка! — не выдержал Ковалев. — И на что рассчитывала? Не могла же не понимать, что мы ее из-под земли достанем…

— Теперь уж точно — из-под земли, — задумчиво добавил Архимед. — Только зачем?

— Должно быть, ей не показались убедительными наши гарантии безопасности, — сказал Вадим Ахметович.

— Хозяюшке не поверила… — Архимед покосился на висящий над диваном овальный портрет рыжекудрой красавицы верхом на породистом вороном коне. — Вот ведь дура!

<Действительно, дура! Никто не планировал убирать ее по завершению операции. Усыпив Яшу и подменив портфель, она должна была тихо сойти в Болотом, дождаться следующего поезда, доехать до Москвы, сдать портфель, а взамен получить загранпаспорт и путевку на Кубу. С пересадкой в Париже. В тамошнем аэропорту ей помогли бы затеряться в толпе, доставили бы по определенному адресу, снабдили легендой, видом на жительство — и приличным гонораром за проделанную работу. Все по честному (Прим. Т. Захаржевской)>

— В итоге государство обогатилось на шестьдесят пять тысяч зелеными, и нам остается лишь примириться с этим фактом… Нашей причастностью к этой печальной истории никто интересоваться не будет, так что эту страницу мы перелистываем и двигаемся дальше. Евгений Николаевич, есть для вас одно дельце… Полагаю, подлинная личность нашей незадачливой подруги будет установлена довольно быстро — благо, наследила она в своей короткой жизни изрядно. Тогда на опознание будут вызваны родственники, из которых в Ленинграде имеется только один — муж. Так вот, этот муж представляет для нас определенный интерес.

— В каком аспекте?

— Честно говоря, не знаю. Это идея Татьяны… — Шеров показал на портрет прекрасной всадницы. — Логичнее всего будет контакт по линии психиатрии. Сами понимаете, потеря близкого человека, стресс. Можно немного усилить… ну, вы понимаете… Предстанете перед ним профессором психиатрии… Запомните, нам нужны не столько факты его биографии, сколько реакции, оценки, самооценки — короче, исчерпывающий психологический портрет…

IV

(Ленинград, 1982)

— Проходите, пожалуйста, — любезно, словно доброго старого знакомого, пригласил врач. — Присаживайтесь, прошу вас.

Молодой человек, высокий и светловолосый, послушно уселся в указанное кресло возле черного полированного стола и, не отрывая взгляда от лица доктора, что-то тихо сказал.

— Извините великодушно, не расслышал…

— «Фаберже-брют», — чуть громче повторил молодой человек. — Галстук «Мсье Ги», натуральный шелк, серебряная булавка от Медичи.

— А вы того, — врач непроизвольно дотронулся до массивной серебряной булавки на шелковом перламутровом галстуке, — знаете толк…

— Вы тоже.

Молодой человек не кривил душой. Врач, ухоженный красивый мужчина средних лет, с густой седеющей шевелюрой и аккуратной бородкой, выглядел прямо-таки лауреатом международного конкурса «Мистер Элегантность». От внимания молодого человека не укрылось и то, что собеседник его, прежде чем сесть, бережно подтянул безукоризненно отутюженные черные брюки. Да и кабинет, в котором происходил разговор, ни единой деталькой не ассоциировался с советским медицинским учреждением. Крытый зеленым сукном старинный письменный стол не опозорил бы и приемную какого-нибудь царского министра, импозантны были и книжные стеллажи, сплошь уставленные неведомыми фолиантами, и изразцовый камин с двумя симметричными вазами на полке, и пушистый, вишневого цвета ковер под ногами, и вытянутые арочные окна, выходящие в нежную весеннюю зелень…

— Ну-с, как самочувствие? На что жалуемся? — профессионально бодрым голосом осведомился врач.

— Самочувствие сообразно ситуации, а жаловаться мне не на что. Хотел бы выразить вам глубочайшую признательность и поскорее отправиться домой.

Чувствовалось, что он очень старается говорить неторопливо, спокойно, как и подобает человеку, находящемуся в здравом уме и доброй памяти.

— Увы, Нил Романович, удовлетворить вашу просьбу не могу, — вкрадчиво сказал врач.

— Но отчего же? — все так же медленно и четко выговорил молодой человек. — Видите ли, мне очень нужно. Срочно. Сами понимаете, организация похорон…

— Ах, Нил Романович, никакой срочности нет, уверяю вас. Мне доподлинно известно, что экспертиза займет еще некоторое время… Случай крайне нестандартный, определенные тесты потребуют трех-четырех дней, и не исключено, что возникнет надобность в повторном анализе. Так что неделя, как минимум, у нас есть, и я категорически рекомендую, чтобы это время вы провели здесь, под нашим присмотром.

— Не вижу необходимости. Я совершенно здоров. Так что, спасибо вам и…

— Совершенно, говорите, здоровы? А позвольте полюбопытствовать, что у вас с рукой? И откуда живописный синяк на лбу?

Молодой человек с тоской поглядел на свежий бинт вокруг запястья.

— Наверное, порезался, когда падал. И ударился. Понимаете, там… ну, в морге… такой воздух… Вот я и грохнулся в обморок. А, здесь с вашей помощью пришел в себя…

— Да? У меня несколько иные сведения, свидетельствующие о некоторой, скажем так, неадекватности.

— Что конкретно вы подразумеваете под неадекватностью?

Чувствовалось, что молодой человек из последних сил сохраняет самообладание.

— Пожалуйста. В ходе опознания вы допускали весьма странные высказывания, а затем схватили со стола прозекторский нож, принялись размахивать им, никого к себе не подпуская, после чего сделали попытку вскрыть себе вены этим ножом. И грохнулись вы, если использовать вашу терминологию, не без помощи служителей, откуда и гематомка на челе… Не держите на них зла, Нил Романович, и благодарите Бога, что порез вам обработали прямо на месте — кто знает, где этим ножичком ковыряли.

— Этого не было, — сказал Нил, глядя в пол.

— Свидетелей с полдюжины наберется… Так как, будем обследоваться? Не угодно ли подписать бумагу о вашем согласии?

— А если я не подпишу?

— В таком случае, ее подпишет кто-либо из ближайших родственников. В вашем случае — мама. Будем звонить Ольге Владимировне?

— Не будем… Вы можете мне гарантировать, что без меня?..

Врач испытующе посмотрел на Нила и твердо сказал.

— Могу.

— Давайте вашу бумагу. И еще одна просьба.

— Какая?

— Распорядитесь, чтобы мне вернули мою одежду. Мне крайне неудобно общаться с вами в этих… исподниках. Только, пожалуйста, не говорите, что это предписанная правилами униформа для… клиентов вашего заведения. Вы тоже не в белом халате…