Последний конунг (СИ) - Хай Алекс

— Ну так что, Хинрик? — оскалился Эдельхун. — Ты проявишь благоразумие или принесешь себя в жертву за пустяк?

Мы с отцом Кеддой снова переглянулись. Бывший вояка, ныне носивший скромную рясу духовника, в молчаливой ярости стиснул рукоять меча. Мгновением позже он уставился на меня и покачал головой. Дескать, нет, соглашаться нельзя. Даже не думай, Хинрик.

Я и сам это понимал. Беора — слишком ценная заложница. И уж тем более не следовало отдавать ее Эдельхуну. Заполучив принцессу обратно, лумлендцы снова могут начать давить на Мерглум и Оффу. А нам требовалось, чтобы оба королевства зависели от нас. Проще всего было делать это, удерживая у себя Беору.

Нет, принцессу отдавать нельзя. Да и сама девица не особо-то и рвалась в объятия супруга — вон как припустила по оврагу. Не будь рядом с ней отца Велстана, давно успела бы скрыться. Но церковник едва ковылял, а девчонка не пожелала его бросать…

Мне нужно было тянуть время, чтобы дать ей время уйти. Там, в трех сотнях шагов от леса, ее уже могли заметить наши караульные. Они сразу ее узнают и поймут, что случилась беда. Выпустят отряд — и, быть может, мы успеем продержаться…

— Я спрашиваю в последний раз, начертатель, — голос Эдельхуна прозвучал словно раскат грома в этом тихом лысом лесочке.

— Мне нечем тебя обрадовать, — отозвался я, едва высунувшись из-за дерева.

— Жаль.

Я даже не смог уловить его движения. Лишь взмах руки — мелькнул блик стали — и лумлендцы двинулись на нас, стараясь зайти полукольцом.

Кедда кашлянул.

— Куда ты попадешь, если сейчас погибнешь? — нисколько не шутя, спросил он.

— Я пока туда не собираюсь.

Им было до нас шагов тридцать по прямой, но нас разделял бурелом. Весенний лес дал мне немного времени, и я не тратил ни мгновения. Полоснув по ладони ножом, я пролил кровь на землю, дерево и меч.

— Когги милостивая, хозяйка лесов, помоги мне, — шептал я, чертя руну. — Пусть этот лес станет врагом моего врага. Тройн, доблестнейший из воинов, надели мою руку силой, а железо — крепостью, чтобы я пролил кровь врага в твою честь. Гульг, даруй нам великую ярость, дабы обратить в бегство нашего врага…

Я едва успел начертить последнюю руну, как мимо меня, чиркнув, словно лезвием, по щеке, пронеслась стрела. Кедда перекатился к другому дереву, не давая врагу зайти справа незамеченным.

— Монаха не убивать! — крикнул Эдельхун. — Просто разоружить! Не хочу брать грех на душу…

В ответ на это Кедда лишь расхохотался, и в этом смехе не было ничего хорошего для лумледнцев. А мгновением позже зазвенела сталь.

Я успел подсечь сразу двоих — одному удачно ударил набалдашником меча прямиком под горло, второму полоснул по бедру так, что яркая алая кровь хлынула фонтаном. Не жилец. Не успев выдохнуть, я уже схлестнулся с третьим — желтые и зеленые тряпки мелькали перед глазами, превращаясь в мешанину. Сила рун питала меня, но…

Они почему-то словно работали вполсилы. Я не мог ошибиться с вязью. Но почему-то она не работала как следовало.

С трудом продравшись сквозь нескольких воинов, я поздно заметил, что выбрался на слишком открытое место. Кедду повалили двое. Я хотел было броситься к нему на помощь, но тут лес огласился истошным женским криком.

Эдельхун улыбнулся. А на меня ощерились стрелами сразу трое лучников.

— Не стреляйте, — насмешливо сказал олдермен. — Я хочу, чтобы он видел.

Я выплюнул сгусток крови. Кажется, четвертый — или пятый, все же выбил мне несчастный давн шатавшийся зуб.

— Что я должен увидеть?

— Свой позор, — пожал плечами Эдельхун и уставился куда-то позади меня. — А вот и моя дражайшая супруга.

Я резко обернулся, и внутри у меня что-то оборвалось. Беору, словно мешок, нес на плече рослый воин в добротной кольчуге. Принцесса была без сознания, платье порвано, на руках я заметил кровь. Следом за рослым шли еще двое воинов, с омерзительно довольными ухмылочками на лицах. Отца Велстана с ними не было.

— Проклятье…

— Что ж, счастливое воссоединение мы отпразднуем позже, — Эдельхун жестом велел уносить Беору, а сам направился ко мне. — Я хочу, чтобы ты кое-что понял, начертатель. Ты пришел на чужую землю, но здесь твоим богам не рады, и ремесло твое ничего не стоит.

— Омрикцы бы с этим поспорили, — улыбнулся я кровавыми губами.

— Я докажу тебе это, — он кивнул на мой меч и обнажил свой. — Я даю тебе шанс показать свою силу. Ты начертал руны, применил заклинание. Ты подготовлен, а вот я перед тобой — обычный эглин.

Мне все это ужасно не нравилось. Больше того, я ощутил странное ощущение, почти уже позабытое… Беспомощность. Страх.

Что-то в этом Эдельхуне — или то, что было при нем — излучало настолько мощную и подавляющую силу, что я почувствовал себя голым с прутиком в руке против великана.

— Что за…

Он пошел на меня, не дав опомниться. Взмах мечом — шутливый, насмешливый. Я отскочил. Второй — уже чуть серьезнее. Отбил. Третий…

Эдельхун не казался могучим, но ударил с такой силой, что я едва не выпустил меч из рук. Железо застонало, а я почувствовал, что от этого удара в один миг слетели все мои защитные заклятия.

Как же так…

Эдельзун улыбнулся и ударил снова. Рука взорвалась вспышкой боли, словно ее обожгли каленым прутом.

— Ааа!

— Что, не нравится, язычник?

— Что за…

Я выронил меч и метнулся, чтобы поднять его, но моя голова встретилась с коленом Эдельхуна. Почему, почему он был так быстр?

Он опрокинул меня навзничь и склонился надо мной. Я увидел, что из-под его рубахи выскочил амулет в виде спиральки. Золотая пластинка с выгравированным символом. Только этот символ показался мне странным. Немного не таким, как его изображали на других амулетах…

— Вот это ты должен был увидеть, начертатель, — шепнул Эдельхун и замахнулся. — Есть сила, что много мощнее твоих рун.

Удар. Глаза взорвались, из них посыпались искры. А через мгновение стало темно.

— Гнев Всеотца на ваши головы! Где были разведчики с западного направления? Куда глядел Райвульф?

Казалось, только громогласный ор Скегги смог вытащить меня из забытья. Даже жаль. В этой тьме, в том спасительном мраке не было ничего — ни боли, ни мыслей. Особенно, мыслей.

— Не сри жаром, брат, — прокряхтел я, не размыкая век. — И так череп раскалывается…

Я сказал это совсем тихо. Но Скегги услышал — и мгновенно умолк на радость хускарлам, что попались ему под горячую руку. Я услышал торопливые шаги, и уже через пару мгновений брат оказался возле моего ложа. Мне в нос ударил запах драгоценного южного масла, которое он втирал в бороду.

— Очнулся, хвала Когги, — выдохнул Скегги с явным облегчением. — Признаться, я уже не ожидал снова увидеть твои открытые глаза.

Что ж, откручивать голову он мне, судя по всему, пока что не собирался. Пока что… Скегги славился тем, что легко менял не только гнев на милость, но и наоборот.

— Скорее, это Гродда решила отпустить меня еще побегать. — Я осторожно разлепил один глаз. Второй не смог — тот заплыл от удара, который мне нанес Эдельхун. — Где мой орел?

— Его едва не прикончили, а он беспокоится о птице… — Скегги быстро заткнулся, вспомнив о том, что завоевал Омрик не без помощи пернатых. — Здесь он, за стеной. Я мало что смыслю в птичьем здоровье, но, кажется, умирать твой друг не собирается. Просто… спит. Как и Велстан. Церковник легко отделался. А вот второго мы не нашли.

— Понял. Хорошо.

На самом деле ничего хорошего. Если Арнгейл, сам Птичий царь, едва не погиб, то дела у нас шли из рук вон скверно. Но сейчас и правда стоило порадоваться тому, что мы хотя бы вышли живыми из этой переделки.

Да уж, этот лумлендский олдермен оказался гораздо хитрее и опаснее, чем можно было представить.

Я попытался было подняться, но тут же отказался от этой затеи. Голова болела так, словно по ней каждый миг била своими кирками добрая сотня гнавов. Закрыв глаза, я вжался черепом в жесткую кровать, стараясь этим давлением заглушить боль. Кровь стучала в висках, а перед глазами, даже закрытыми, плыли радужные круги.