Право на жизнь - Дмитрий Тан

И такие странности тут не в мешочке лежат, а по дорожке бежат. Да-а-а…

А сегодня наконец-то разрешили встать, так что учусь ходить с табуреткой. И поесть дали какой-то размазни из злаков, цвет неописуемый – оранжево-розовый. Но есть можно, вкус вообще ни на что не похож.

Полдня продремала в тени какого-то странного дерева. А что тут не странное? Отчего обе хозяйки так возятся со мной, проявляя почтение, ничем пока не заслуженное? Я могу задать себе ещё с сотню вопросов, толку-то? Остальные полдня учусь у малышки языку.

Посмотрев на мои мучения и послушав непонятные словеса, явно смахивающие на ругань, старая Беата тяжко вздохнула, осенила себя каким-то жестом и решительно направилась в дом. Сэнна сорвалась за ней с протестующим отчаянным криком. Шум, грохот посуды, малышка снова кричит, я рванулась вслед и, только влетев в кухню домишка, осознала себя стоящей без табуреточного «костыля».

Девочка вцепилась в руку бабки, старуха сидит на полу с мученическим видом, но упорно пытается протянуть руку к какому-то мешочку. Что тут за дурдом происходит?

– А ну тихо всем!!! – когда надо, я коня могу на задние копыта посадить криком. – Чего орём? Кто напал? Да оставь ты бабку, горе деревенское!

Оттаскиваем девчонку в сторону за шиворот, поднимаем… Мать твою, держу мелкую паршивку за шиворот, на весу держу… синими когтями. Ёлочкин дрын!

Обрушиваемся на пол мы вдвоём, и обе ошалело разглядываем чешуйчатую по локоть руку, синие когти, Чэн-в-перчатке, мать твою! В горле клокочет невысказанная гневная речёвка, а малышка отползает от меня. Глаза у неё по полтиннику от страха, дрожит, заикается… девчонка в меня ещё и пальчиком тычет, вот и слёзки покатились.

Чёрт бы их всех взял, обе носами в землю валяются! Тут впору самой орать со страху! Да что толку-то? Закрываю глаза, вдох, длинный выдох на четыре такта, вдо-о-ох, вы-ы-ыдох.

Поднимаю обеих хозяек уже человеческими руками, Сэнна покорно отдала бабке мешочек, и теперь обе колдуют над каким-то варевом, я же сижу в полном одиночестве на крыльце и разглядываю собственные руки. Отстраненно разглядываю и размышляю о будущем. Никаких особых чувств не испытываю, даже в слёзы не ударилась – странно. В этом мире самое моё любимое слово «странно», а вовсе не «мать твою», как можно было подумать. Просто сидим, Татьяна Федоровна, и просто созерцаем две человеческие натруженные руки. Человеческие ли?

Информация! Полцарства за сведения об окружающем мире!

– Миа Яна, – тихий голосок за спиной.

– Ну, чего там?

– Миа Яна…

Оу, знакомый подносик с чашкой. Мне это пить? Принюхиваемся, ух ты, не меньше одиннадцати трав сварили. Или запарили? Вкус неплох, тёплый, слегка терпкий напиток.

– Вы меня понимаете, миа Яна?

Чашка выпадает из рук, приехали…

– Магия?

– Магия трав, запретная магия, – Беата садится поодаль на скамью.

Магии мне только не хватает, сейчас эльфы-гномы-дроу-гоблины посыплются из мешка. Обречённо думаю, что на дворе глухое средневековье, слегка разбавленное фарфоровой посудой, и теперь самое время петлю на шею накинуть, дабы не попасть в рабство к здешнему страшилке – барону-графу-виконту с непроизносимым погонялом, явно присутствует тут какой-нибудь Эрик Большая Задница. Вот ведь влипла, одни коготки цвета индиго чего стоят, а уж цвет чешуи…

Передёргиваюсь от непонятного ощущения тяжести в левой руке, самое время валиться в обморок – кожа медленно наливается глубокой синевой, я и Сэнна зачарованно смотрим, как из синих чешуйчатых пальцев медленно-медленно вырастают почти пятисантиметровые когти, одновременно с ними расползаются к вискам глаза, вот это обзор. Сэнна так же медленно-медленно отползает, отталкиваясь ногами, она не кричит, а только тихо скулит, как потерявшийся щенок. Белая, как стенка Беата, похоже, едва не лишилась чувств.

Да кто же я теперь, мать твою?!

Дыхательные упражнения помогают, когти втянулись, кожа обычного цвета, только заметна граница меж локтем и чешуйчатой перчаткой – почти незаметный слой мелких чешуек, неплохо, да? Мало того что провалилась неведомо куда, так я теперь ещё и неведома зверушка.

Оборачиваюсь к своим спасительницам, теперь понятно, отчего у них такая странная реакция на неожиданную гостью из ниоткуда. Слёзы застилают глаза. Я теоретически суровая старуха, но даже для подготовленной психики таких приключений многовато… однако нахожу в себе силы… заверить обеих, что очень благодарна за спасение, лечение… и всё рыдаю взахлеб, вытирая слёзы синими суставчатыми пальцами с явно синей и чешуйчатой морды. Сэнна осторожно прикасается к плечу, и я размеренно дышу, закрыв глаза – вдох, выдох…

Кто бы знал, как противно сознавать себя правой. Эрик Большая Задница наличествует в этих землях и откликается на погоняло «ваше сиятельство», в реале его зовут его граф Син. И этот милый персонаж суть первейшая остроухая сволочь, именуемая не эльфом, как можно бы предположить. Оне велят называть себя «господином Вечности», и вечности с большой буквы.

Господин граф получил окрестные земли в подарок от тутошнего монарха ещё при Беатиной прабабке, среди прочих эльфов выделяется любовью к одиночеству и без лишней скромности величает себя великим алхимиком – предсказуемо, Джордж Бэкон остроухий скромностью не страдает.

Осторожно интересуюсь:

– Как много этих остроухих тут проживает?

– Ох, миа Яна, поместье его сиятельства в десяти лигах от леса и там их…

– Понятно, как собак нерезаных…

Сэнна фыркает от смеха, бабка осуждающе покосилась на девочку, малышка невинно вытаращила синие глазищи: а что я? Я ничего, мимо проходила.

Оборачиваюсь к знахарке:

– А теперь чётко и подробно расскажи, что за гадюка, какого чёрта я перекрасилась и чем это грозит окружающим и лично мне. И чистую правду, сама понимаешь, от этого не только твоя жизнь зависит.

Бабка прижимает к себе Сэнну. Закатываю глаза:

– Твою мать! Я себя имею в виду, безмозглая ты старуха!

А далее почти два часа сижу с отпавшей челюстью, попала я далеко не в сказку, и паладинов на белых единорогах тут не водилось от начала времён. Господин вечности, Эрик БЗ (для краткости обозначим так) не просто так поселился в этих местах, где каждый второй зверь монстр, а каждый третий житель имеет магический дар. Всю эту благодать сам Эрик связывает с наличием в этих лесах гнёзд кобальтовой гадюки, по его понятиям это её или их исконные места обитания.

Сама тварь, скорее, результат или жертва магического эксперимента неких Предтеч, кусает далеко не всех, а только тех, кто приходит с истинного полдня.

– Что за бред, Беата? Какой ещё полдень?

– Тут я помочь не в силах, миа Яна, так в сказании говорится.

– Так, прекращай тут страшилки рассказывать, вон Сэнна уже под одеяло лезет с перепугу. Говори только то, что сама видела и щупала.

– Так и гадюку я не щупала, миа Яна…

– А симптомы интоксикации откуда знаешь?

– Вы простите, я не поняла вашей речи.

– Признаки укуса как определяешь?

– Ох, да это же просто, миа Яна, я ведь три курса в академии целителей отучилась, в молодости, там нас чему только не учили.

– А почему не доучилась?

Беата обняла девочку:

– Её деда встретила.

Понятно, любовь-морковь, лямур-тужур-абажур. Дуры мы, бабы, всё-таки!

– Вы не дура, миа…

– О! Я теперь и вслух думаю?

– Нет, – смеётся Сэнна, – я язык тела читать умею!

Ничего себе тут деточки растут. Мне бы так.

– А вам не надо так, миа Яна. Вам это ещё проще, вы же миа теперь.

– А что за миа такое?

– Это титул выжившего после общения с кобальтовой гадюкой, правда мужчина именуется «мио».

– Мио, мой Мио… А что даёт сам титул?

– Неуязвимость для болезней.

– Ещё?

– Открывает магический дар тем, у кого он есть.

– Ещё?

– Возможность перемещаться между мирами, если удастся научиться.

– Слишком много сладкого вредно, а в чём подвох?

Беата помрачнела:

– Вы смертны, миа Яна. И ваша кровь весьма ценное составляющее многих зелий и заклинаний. Кстати, она у вас теперь тоже синяя.

– Внешние и постоянные признаки присутствуют?

– Слава Великой Матери, нет! – Сэнна испуганно косится на бабушку.

– Но стоит вам потерять внутреннее спокойствие, и начнётся преображение… – Беата сокрушённо качает головой.

– Да уж, синяя чешуя, когти…

– Если бы только это, преображение задевает и лицо.

– А нету изображений на этот счёт, ну там, в книгах или рукописях?

Беата обернулась к внучке, та понятливо кивнула и исчезла за дверью домишка.

Ну что вам сказать, такое личико лучше не видеть наяву, теперь понятно, отчего обе хозяйки тряслись с перепугу. Я бы на их месте просто в штаны наложила.

А вот кстати о штанах, а где мои джинсы?

– А что за шинсы такие? – малышка недоумевающе уставилась мне в лицо.

– Штаны мои, где они?

– Так вы их, миа Яна, на ленточки когтями-то постригли.