Попытка - Томас Шерред

Я знаю только, что дело тут в высоких частотах. И что в аппарате много ртути, меди и всяких проволочек из дешевых и распространенных металлов, но что и как происходит в нем, а главное — почему, это для меня сложновато. Свет обладает массой и энергией, и эта масса непрерывно утрачивает какую-то свою часть и может быть снова обращена в электрическую энергию или что-то в том же духе. Майк Лавьяда сам говорит, что он не открыл ничего нового, что еще задолго до войны этот эффект не раз наблюдали такие ученые, как Комптон, Майкелсон и Пфейффер, но они сочли его чисто побочным, ничем не интересным явлением. А с тех пор все было заслонено исследованиями атомной энергии.

Когда я несколько пришел в себя — после того как Майк еще раз продемонстрировал мне мое прошлое, — я, по-видимому, начал вытворять что-то невообразимое. Майк утверждает, что я присаживался, тут же вскакивал, принимался бегать взад-вперед по помещению бывшей лавки, отшвыривая с дороги стулья или спотыкаясь о них, и все время бормотал бессвязные слова и фразы со всей быстротой, на какую был способен мой язык. В конце концов до меня дошло, что он надо мной смеется. На мой взгляд, смеяться было не над чем, и я так ему и сказал. Он рассердился.

— Я знаю, что именно я изобрел! — крикнул он. — Я не такой круглый дурак, каким вы меня считаете. Вот, посмотрите! — Он повернулся к своему аппарату и скомандовал: — Погасите свет!

Я погасил свет и снова увидел себя в баре «Мотор», но это меня уже не оглушило.

— Смотрите!

Бар расплылся в тумане. Улица. Два квартала до муниципалитета. Вверх по лестнице в зал совещаний. Никого. Потом — заседание муниципалитета. Потом оно исчезло. Не фильм, не проекция диапозитива, а кусочек жизни размером в четыре квадратных метра. Когда мы приближались, поле зрения сужалось; когда мы удалялись, задний план воспринимался так же четко, как и передний. Изображение — если тут подходит это слово — было таким реальным и жизненным, что казалось, будто смотришь на происходящее через открытую дверь. Все предметы и фигуры были трехмерными. Майк что-то горячо объяснял, пока вертел свои рукоятки, но я был так увлечен, что почти его не слышал.

Вдруг я взвизгнул, уцепился за стул и закрыл глаза — как и ты закрыл бы на моем месте, если бы, взглянув вниз, обнаружил, что висишь в небе и между тобой и землей нет ничего, кроме дыма и двух-трех облаков. Когда я открыл глаза, мы, очевидно, вышли из стремительного пике и передо мной снова была улица.

— Можно подняться куда угодно, до слоя Хевисайда, и спуститься в любую пропасть, когда и где хотите!

Изображение затуманилось, и вместо улицы возник редкий сосняк.

— Закопанные в земле клады! Да, конечно, но отрыть их стоит денег!

Сосны исчезли, и я щелкнул выключателем, потому что Майк закрыл крышку своего аппарата и сел.

— Как можно заработать деньги без денег?

Этого я не знал, и он продолжал:

— Я поместил в газете объявление, что отыскиваю потерянные предметы. И первым ко мне пришел полицейский, потребовавший, чтобы я предъявил ему разрешение на занятие частным сыском. Я наблюдал, как крупнейшие биржевые дельцы в стране продавали и покупали акции, как они планировали у себя в конторах миллионные операции. Но что, по-вашему, произошло бы, если бы я попробовал торговать биржевыми предсказаниями? Я следил за тем, как курсы искусственно повышались и понижались, а у меня не было лишнего цента, чтобы купить газету с этими сведениями! Я наблюдал, как отряд перуанских индейцев закопал второй выкуп пики Атуагальпы, но у меня нет денег ни на билет до Перу, ни на инструменты и взрывчатку, чтобы добраться до сокровища! — Он встал, принес еще две бутылки и продолжал, а у меня начинали складываться кое-какие идеи. — Я видел, как писцы переписывали книги, сгоревшие вместе с Александрийской библиотекой, но если бы я изготовил копию, кто бы купил ее и кто поверил бы мне? Что произошло бы, если бы я отправился в университет и посоветовал тамошним историкам внести исправления в свои курсы? Сколько людей с удовольствием воткнули бы мне нож в спину, знай они, что я видел, как они убивали, крали или принимали ванну? Где бы я очутился, если бы попробовал торговать фотографиями Вашингтона или Цезаря? Или Христа?

Я согласился, что его упрятали бы в сумасшедший дом. Но…

— Как по-вашему, почему я сижу сейчас тут? Вы видели фильм, который я показываю за десять центов. И большего он не стоит, потому что у меня не было денег на хорошую пленку и я не мог сделать фильм так, как я знаю, что мог бы… — Язык у него начал заметно заплетаться от волнения. — Я занимаюсь этим потому, что у меня нет денег на оборудование, которое мне нужно, чтобы раздобыть деньги, которые мне нужны… — Он свирепо отшвырнул ногой стул на середину комнаты.

Рисунки В.КОЛТУНОВА

Несомненно, если бы я появился на сцене чуть позднее, «Филипс-радио» достался бы лакомый кус. И может быть, я только выиграл бы…

Мне всю мою жизнь твердили, что я так и умру без гроша за душой, однако никто еще не обвинял меня в том, что я упускал доллар, который сам плывет в руки. А тут передо мной были деньги — и какие! Причем получить их можно было почти сразу и без всякого труда. На мгновение я заглянул далеко в будущее, где я купался в золоте, и у меня даже дыхание перехватило.

— Майк, — сказал я, — допьем-ка это пиво, а потом пойдем куда-нибудь, где можно будет выпить еще и, пожалуй, перекусить. Нам надо о многом поговорить.

И мы поговорили.

Пиво — отличная смазка, а я умею быть убедительным, и к тому времени, когда мы вышли из забегаловки, между нами царило полное взаимопонимание. Когда же мы устроились спать позади все того же картонного экрана, мы с Майком были уже полноправными партнерами. Наш договор мы, помнится, не подкрепили рукопожатием, но партнерами мы остаемся по-прежнему, хотя с тех пор прошло шесть лет. Нет человека, которого я уважал бы больше, чем Майка, и он, по-моему, отвечает мне тем же.

Семь дней спустя я отправился на автобусе в Гросс-Пойнт с туго набитым портфелем, а через два дня вернулся на такси с пустым портфелем и бумажником, вздувшимся от крупных купюр. Это было очень легко.

«Мистер Джонс (или Смит, или Браун), я — представитель Аристократического ателье, специализирующегося на частных и откровенных портретах. Мы полагаем, что вас может заинтересовать эта ваша фотография и… Нет-нет, это всего лишь пробный отпечаток. Негатив находится в нашем архиве… Но, если вас это заинтересует, я послезавтра доставлю вам негатив… Да, конечно, мистер Джонс. Благодарю вас, мистер Джонс…»