Поединок - Владимир Востоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А где же Кузинко Александр? Никаких данных о нем я не нашел.
Меня охватило чувство тревоги. В глубине души, однако, продолжала теплиться надежда, что все это нелепое недоразумение. Ведь в жизни всякое бывает…
Пробыв несколько дней в Москве, вновь отправился в дорогу. На сей раз туда, где родился Кузинков.
В деревню, где он родился и вырос, я приехал под видом фронтовика, разыскивающего своих однополчан. Выяснилось, здесь никто не носил фамилии Кузинко: половина жителей деревни были Кузинковыми!
Это для меня было неожиданностью. Прежде всего мне надо было выяснить, нет ли семьи Кузинковых, где были бы сыновья-близнецы Александр и Алексей. Оказалось, такая семья была. Я узнал, что родители их были людьми зажиточными, имели батраков, потом были раскулачены и высланы. Вот вам и Урал. А в автобиографии Кузинко писал, что он выходец из середняков. Сам Александр в отличие от своего брата Алексея вел праздный образ жизни, слыл первым гулякой на деревне. К труду был непривычен. Вскоре подался в город. Чем он там занимался, никто не знал. Потом вдруг объявился в деревне. Поражал односельчан изысканностью одежды, золотыми вещами и другими ценностями. Организовывал гулянки, хвастался, что ведет отчаянную борьбу с контрреволюцией. На вопросы деревенских ребят, откуда достает диковинные драгоценности, неизменно отвечал: «Зарабатываю!» Снова надолго куда-то исчез. Вновь объявился в деревне в начале 1943 года, в период гитлеровской оккупации. Однажды его видели в форме фашистского офицера. Но чем он занимался, никто в деревне толком объяснить не мог.
Вот тебе и доброволец-фронтовик?! Впрочем, пока это только догадка и предположение. Где он сейчас, этот «выходец из середняков и активный фронтовик», тоже никто не мог ответить. Моя командировка подходила к концу, пора было возвращаться в Москву.
В деревне я остановился у бабки Соломахи. Она занимала небольшую избу, доживая в ней свой, как она выразилась, «не в меру затянувшийся век». Приветливая, по-русски добрая и улыбчивая, она не знала, куда меня посадить и как мне угодить. Как-то, сидя за чаем, перед дорогой, она вдруг обратилась ко мне:
— Так ты, касатик, шукаешь своих товарищей по войне? Разве их всех-то соберешь, а?
— Соберем, бабуся, если остались живы. Обязательно соберем.
— А хто вас особливо интересует, может, я кого знаю?
Я назвал несколько фамилий. Среди них Александр Кузинков. Она задумалась, пошамкала беззубым ртом и, проглотив слюну, сказала:
— Матрос Санька… Кто же его не знал. Не забыла, чай. Бесшабашный был кулацкий-то сынок, не в манер Алешке, о нем, кажись, уже спрашивали… Еще чашечкой не побалуешься?
— С удовольствием. У вас очень вкусный чай. Выходит, не я один разыскиваю однополчан.
— Как же, пытались. Прошло, поди ж ты, немало лет… — ответила она, наливая в кружку крепкого, душистого чаю.
— Кто же это был? — насторожился я.
— Погорелец какой-то, их тут много тогда шастало. Так-то вот, касатик. А при фашистских супостатах-то, поди, нарядился в их одежду. Врать не буду, вроде худого за ним ничего не замечала, а там бес его знает. Кабыть, участвовал в облавах на партизан. Кто-то сказывал, мол, спасая какого-то партизана, сам за это пострадал. Поговаривали всякое… Да он тут и недолго шатался… Как же, помню Саньку. Так как, мой касатик, может, надумал еще по чашечке?
Больше старуха ничего толком не знала об Александре Кузинкове. Но кто-то его разыскивал? С какой целью? А главное, каким образом он попал в услужение к оккупантам и что он конкретно делал? Все это предстояло мне выяснить.
И вновь поиски.
Когда я доложил шефу обо всем, он некоторое время молча сидел за столом, о чем-то размышлял, потом встал и коротко сказал:
— Придется вам ехать в город Печору.
Я был удивлен этим решением, тут же спросил:
— Зачем?
— Вы же сами докладывали, что Виктор Васильевич Морозов, проживающий в Печоре, рекомендовал Кузинко на работу в морской порт. А если рекомендовал, стало быть, человек ему знаком. Не так ли?
А ведь шеф прав. И как я не сообразил…
После долгих поисков мне наконец удалось найти в городе Морозова. То, что узнал о нем, внушало доверие. Ветеран войны, не раз бывал в боях, дважды горел в танке на Курской дуге. Лицо у него обгорелое, с виду человек серьезный, хотя в разговоре был весел, умел пошутить. Но это я узнал потом.
Я вынул из кармана тужурки фотокарточки.
— Хотелось бы вам кое-что показать. Вот посмотрите на эту фотокарточку. Не могли бы вы подробно рассказать об этом человеке? Ведь вы, если не ошибаюсь, работали с ним в морском порту и давали ему рекомендацию.
— Я рад помочь вам, если это в моих силах, — сказал он, весело блестя глазами.
— Это гражданин Кузинко, — подсказал я. — Не могли бы рассказать о нем подробно?
— За свою жизнь многим хорошим людям пришлось давать рекомендации. И не было случая, чтобы меня кто-либо подвел. Давайте посмотрим, о ком здесь идет речь. — Виктор Васильевич надел очки и стал внимательно рассматривать фотокарточку.
Я ждал. Почему он так долго рассматривает фотокарточку, как будто видит его впервые? Наконец он заговорил:
— Понимаете, какое дело. Как бы это вам сказать, чтобы не было обидно… — Он выдержал паузу, перевел дыхание, а затем продолжил: — Никакого Кузинко я не знаю. И тем более не давал ему рекомендации на работу в порт. — Виктор Васильевич отодвинул от себя фотокарточку.
У меня перехватило дыхание, словно получил удар в солнечное сплетение.
— И нечему здесь удивляться. Память меня еще не подводила…
Поблагодарив Виктора Васильевича за письменное подтверждение своих слов, я поспешил в Москву.
— Вижу, что-то важное привез, — улыбнулся шеф, когда я появился у него в кабинете.
— Вы даже не можете себе представить, Геннадий Иванович.
— Это не тот Кузинко? — прервал меня шеф.
— Точно.
— Вот тебе на! Называется, удивил. — И он молча передал мне ответ из архива Министерства обороны.
«Сообщаем, что по учетам, — прочел я, — рядовой Кузинков Алексей (а не Кузинко Александр, как указано в вашем запросе), 1915 года рождения, уроженец Калужской области, находился в частях действующей армии, имел ранение…» —
и далее шло перечисление подразделений, в составе которых он воевал на фронтах Отечественной войны.
— Выходит… это его родной брат…
— Выходит. Ладно. Потом поговорим, поезжай домой, отдохни. Вид у тебя, прямо скажем, усталый…
Жена встретила меня неласково.
— Кто такая Мартынова? — спросила она, глядя подозрительно мне в лицо.