Тары-бары - Владимир Плешаков

* * *

– Вставай, рыболов! – заорал Костик. И я понял, что задремал. Дошел до красивого дерева (ветлы? ивы?), вернулся в лагерь, поразмышлял о бестолковости школьных предметов и незаметно уснул. А оказывается, уже окончательно рассвело. Солнце ногу мою левую основательно припекало. Рыбаки суетились вокруг костра, потрошили рюкзаки.

– Мы думали, ты тут за костром следишь! Хе-хе. Ну что, уху забарабаним?

На этот риторический вопрос я отвечать не стал, и чтобы искупить свою вину за погасший костер, отправился за дровами. Принес ворох веток, потом сучки покрупнее и посчитал, что я снова полноценный член коллектива. Спрашиваю Аркадия:

– А что, уже есть из чего уху варить?

– Уха такое дело, что ее всегда есть из чего варить.

А Хуан рядом с костром какое-то сооружение воздвигает:

– Мы, дорогой, не только на уху наловили, мы сейчас еще и гриль забабахаем. Рыбный шашлычок, генацвале!

А Костик, проходя мимо меня, интимно так говорит:

– Везунчик ты, брат. Первый раз на рыбалке, и русалку-гриль попробуешь!

– Повезло, – кивает головой Евгений типа Петрович.

Я уже открыл рот, чтоб спросить, что еще за русалка-гриль, но вовремя понял, что лучше промолчать. Знаю я эти штучки для неофитов. Приколы для новеньких. Помню, когда я на буровую впервые прилетел, меня тоже кто-то из помбуров послал за глюкоскопом. Я полдня ходил от одного к другому, от дизельной до кухни, спрашивал у всех глюкоскоп, и все меня на полном серьезе посылали дальше: только что бригадир унес, спроси у кранового, может на складе лежит. Только часа через три я начал подозревать, что меня разыгрывают. И когда вся бригада собралась на обед, мастер-бурила говорит:

– Ну что, не заработали мы обед-то. Полдня насмарку ушло. Глюкоскоп так и не нашли?

Кто-то отвечает: да вон, мол, новенький должен был принести. Я было начал оправдываться, что и там искал, и тут спрашивал. Только все как заржали хором! Тут я и понял, что это своеобразное посвящение, ритуал. И обижаться нельзя ни в коем случае. Если сам над собой вместе со всеми посмеешься, скорее станешь своим среди них. Да я и на самом деле не обиделся. Надо ж было догадаться! Глюкоскоп!

Вот и у рыбаков, думаю, тоже есть свой прикол, розыгрыш. Только тут русалка-гриль. Ладно, думаю, сделаю вид, что клюнул, пусть повеселятся.

– Русалку выловили, что ли? Здорово! А я в кустах тут Пегаса видел, он траву щипал.

Но мужики шутку не поддержали, не засмеялись. Переглянулись только странно, ухмыльнулись загадочно. Аркадий говорит:

– Ты не понял. Это не шутка. На самом деле русалку поймали. Нет, не тетку с хвостом и зелеными волосами. Это, конечно, рыба такая…

Хуан кричит от своего гриля-мангала:

– Не рыба! Это млекопитающее. Или земноводное. Типа тритона.

– Не важно! В общем, на русалку не очень похоже, но так уж все привыкли называть. А главное, она попадается ОЧЕНЬ редко! Это считается рыбацкой удачей. И не важно, кто именно поймал («Хотя это я!» – вставил Костик), всем удача будет. Я вот второй раз в жизни всего ее вижу, а ты в кои-то веки собрался впервые на рыбалку и – на!

Я озирался, пытаясь понять, продолжается розыгрыш, или Аркадий говорит всерьез. А Костик присел на корточках у ведра и зовет меня:

– Ладно, рыбак сухопутный, иди глянь. Вот она, русалочка!

Я подошел, почему-то на негнущихся ногах, и взглянул в ведро. Там плавала… плавало… Даже не знаю. Русалка? Не знаю. Но точно не рыба. И уж не тритон!

Небольшая, в полторы ладони длиной, с хвостом, переливающимся перламутром, совершенно рыбьим. Но верхняя часть, «от пояса», была ни на что не похожа. Я даже подумал сначала, что мужики ради достоверности своей шутки специально для меня изготовили это существо. Взяли и склеили пол-рыбины и пол- еще чего-то. Чего только? Или кого? Да нет, существо было настоящее и совершенно живое. Оно полусонно двигалось, перебирало плавниками. Да вот в том и дело, что не плавниками! Больше всего это действительно походило на крошечные ручки. Розовато-прозрачные, с малюсенькими пальчиками и перепонками, как у лягушки. Правда, что ли, земноводное? Но стоило взглянуть на голову, как слова типа «земноводное» или «рептилия» застревали в горле. Головка была тоже розоватая, как и вся верхняя часть, без намека на чешую, и отделялась от тела тонкой шеей, что уж совсем не напоминало никакого животного. А напоминало… Русалку и напоминало. Голова была покрыта даже волосиками или чем-то вроде – тонкими, белесыми, реденькими, слегка вибрирующими в воде. И самое главное – глаза! Все видели глаза рыб – в них пустота и бессмыслица. И даже глаза животных, белок например. Бусинки, милые конечно, но ни тени сознания в них не увидишь. Ну, у собак да, что-то такое там есть. Или у дельфинов. У тех так вообще в глазах виден ум настоящий, как бы даже не более развитый, чем у человека. Но у этой… русалки… глаза были уж точно не рыбьи. И не беличьи. И даже не собачьи. Потому что в них был виден не столько интеллект, как у тех же дельфинов, сколько боль. Да, боль и мольба! Я смотрел в ведро, где плавало странное создание, а оно иногда смотрело на меня, прямо мне в глаза (разве рыба смотрит вам в глаза?!), и будто умоляло о чем-то. О том, чтоб его выпустили, надо полагать.

– Ну что, хороша? Не видел такого раньше? Я сам пока не увидел, не верил. Думал, рыбацкие байки. Даа, в магазине такую не купишь, – Костик тоже сидел рядом с ведром на корточках и смотрел на русалку.

– Почему? – тупо спросил я.

– Что почему? Почему в магазине не купишь? Да ты что! Кто ж от своей удачи откажется! Это уж поверье такое, или традиция. Поймал русалку, надо тут же ее и съесть, домой не везти.

– Точно, – подтвердил Евгений Петрович-Николаевич. – даже жены рыбаков об этом не знают. Ну кроме тех, что сами на рыбалку вместе с мужиками ездят. А это конечно большая редкость.

Большой редкостью была и такая длинная реплика из уст молчаливого Евгения Батьковича. Видно, и на него произвел впечатление этот странный улов. И вдруг до меня дошло, что сказал Костик.

– Съесть?! Ее?!

– Ну да! А что, молиться на нее? Это традиция, брат. Домой везти нельзя! Я понимаю, похвастаться охота. Но нельзя. Удачи не будет. Даже фотографировать не вздумай!

– Да при чем тут домой? При чем тут удача? Вы что, ее есть собрались?! Скажи, что это шутка.

– Слушай, братан, – Костик положил мне руку на плечо, но я сбросил руку и вскочил.

– Вы чего, мужики! Нельзя ее есть!

Аркадий подошел и говорит:

– Подожди, не кипятись. Что с тобой? Ну, успокойся. Это ж не русалка, в самом деле. Просто так называют. Это народное название. По-научному наверняка совсем иначе. Какой-нибудь действительно тритон. А тебя просто название впечатлило. Конечно. Я понимаю, как это звучит: давайте русалку зажарим!

– Мы ж не каннибалы какие! Это ж просто рыба такая. Ну или не рыба…

– Вот именно, что не рыба! Ты ей в глаза посмотри!

Хуан подошел к ведру, наклонился, внимательно посмотрел, потом поднял глаза и так же внимательно, долго и серьезно посмотрел на меня. И вдруг захохотал:

– Ай, маладэц! Купил! Ну, молодец! Сделал ты нас! Ха-ха!

– Ффу, так ты разыгрываешь нас? – облегченно выдохнул Костик. – А я уж заволновался, чего это ты такой впечатлительный!

Евгений с Аркадием тоже заулыбались, правда, Аркадий с некоторым сомнением. И тут произошло странное. Я тоже засмеялся. За секунду до этого не ожидал от себя, что засмеюсь. То ли вдруг я сам понял, что крики и охи мои несерьезны, конечно, в ведре рыба или лягушка особая, а уж никак не русалка. И никакого разума или отчаяния в глазах ее нет и быть не может. То ли почувствовал, что из-за этого инцидента может развалиться такое хрупкое и такое ценное для меня ощущение целостности: вот этой мужской компании, солидарности, взаимных подначек. И это утро, этот прекрасный среднерусский пейзаж, этот воздух, полный чистоты и тишины, все это я своим неосторожным криком могу поломать. И ради чего? Тритона, барахтающегося в ведре. Ведь тритона же! Аксолотля. Пусть странного, невиданного, но животного бессознательного.

– Ну ладно. А как ее готовят-то? – спросил я и понял, что ответа слышать не хочу. По кому в горле понял. – О! Дрова кончаются!

Компания оживилась, все заметно перенервничали, и теперь, когда стало ясно, что это не они меня, а я их разыграл, стало сразу легче. Возник такой, слегка нарочитый гомон, суета. Под эту лавочку я и свинтил в лес.

* * *

Брожу, дрова собираю, вполне себе автоматически. И говорю себе: не думай, не думай. Иногда надо отключать мозги, а то от них неприятностей много. Вот я хожу и отключаю. Не очень выходит, как и всегда. Но не думать-то гораздо труднее, ребята, чем думать. Не верите – попробуйте сами. Хотя, может, и не у всех так.

Вот опять же, по поводу названий деревьев и кустов. Если, как я, и как большинство горожан, названий этих не знаешь, то как же ты можешь описать пейзаж. Ведь тот же Пришвин не пишет: «стояло какое-то раскидистое хвойное дерево», а конкретно называет: сосна, или пихта, или ель. У каждой вещи, у каждой твари неслучайно свое имя есть. Как корабль назовешь, так он и плавает. Неправильно вещь назовешь – она неправильно работать будет. Вот задумали решить жилищную проблему, понастроили дешевого блочного жилья. А народ эти пятиэтажки прозвал «хрущобами». Соответственная и жизнь пошла в этих хрущобах: унылая, тесная, сплюснутая такая. Или вот с этим тритоном. Наверняка, у этого существа есть научное название, вполне себе нейтральное. Прав Аркадий. Какой-нибудь саламандрус вульгарис. И все. Никаких проблем. Поймал – ешь. Или чучело набивай. А прозвали рыбаки русалкой, черт их дери, и сразу – другое дело. Хочешь, не хочешь, а название действует на сознание. Уже страшно подумать: как же это, русалку – и на гриль?! А надо себе просто сказать, что никакая это не русалка, и ведь так оно и есть. Тритон, он и есть тритон. Ну, или кто там это…