Монте Верита - Дафна дю Морье

Анна посмотрела на меня, и я догадался по выражению ее глаз, что она хочет сказать.

– Горы очень требовательны, – начала она. – Им надо отдать все. Для таких, как я, гораздо разумнее держаться от них в стороне.

Я понял, что она имеет в виду, по крайней мере в то время я так решил, но тут же подумал: если они любят друг друга, будет лучше, чтобы она разделила его увлечение, и тогда, может быть, ей удастся преодолеть свой изначальный страх.

– Но это замечательно! – откликнулся я. – Вы совершенно правильно относитесь к горам. Конечно, вы должны отдать им все, но вдвоем с Виктором вы сможете этого достичь. Виктор не позволит вам делать что-нибудь свыше ваших сил. Он куда осторожнее меня.

Анна улыбнулась и отняла свою руку от руки Виктора.

– Вы оба очень упрямы, – сказала она, – и никто из вас не хочет понять.

Я родилась в горах и знаю, о чем говорю.

Затем к столу подошел наш с Виктором общий знакомый, мы представили его Анне и больше не возвращались к разговору о горах.

Свадьба состоялась через шесть недель. Никогда прежде я не встречал невесты красивее Анны. Виктор нервничал и был бледен. Я это хорошо запомнил и подумал о том, какая ответственность легла на его плечи – сделать эту девушку навсегда счастливой.

Я много видел ее в эти шесть недель и, хотя Виктор ни о чем не подозревал, влюбился в нее так же сильно, как и он. Меня влекли к ней не ее природное обаяние, не красота, а их странное сочетание, своего рода излучаемый ею внутренний свет. Единственное, что беспокоило меня в их будущем, – это поведение Виктора, слишком беззаботного и шумного, он был очень открытым, простым человеком, и она из-за этого могла бы замкнуться в себе. Старая тетушка Анны устроила в их честь прием, и я залюбовался ими, так они были хороши. Я начал сентиментально предвкушать дни, когда смогу пожить с ними в Шропшире и стану крестным отцом их первенца.

Вскоре после свадьбы меня призвали неотложные дела, и вплоть до конца года я с Виктором не общался. Но в декабре он пригласил меня отпраздновать с ними Рождество, и я с радостью согласился. Они были женаты уже около восьми месяцев. Виктор выглядел довольным и очень счастливым. Анна показалась мне еще красивее прежнего. Я не мог оторвать от нее глаз. Они приняли меня на редкость тепло, и я на неделю обосновался в прекрасном старом доме Виктора, который хорошо помнил по предыдущим посещениям. Их брак вполне можно было считать удачным, и я понял это с самого начала. Если сейчас они не собирались обзаводиться детьми, то в запасе у них еще оставалась масса времени.

Мы гуляли по имению, немного охотились, по вечерам читали. Наше трио было удивительно дружным.

Я заметил, что Виктор сумел приспособиться к спокойствию Анны, хотя вряд ли удачно было называть спокойствием ее дар внутренней сосредоточенности и тишины. Эта тишина – я не могу подобрать другое слово – исходила из глубин ее существа и создавала в доме особую атмосферу. И раньше было приятно гостить в этих своеобразно спланированных комнатах с высокими потолками и решетчатыми окнами с маленькими стеклами, но теперь эта мирная обстановка стала еще спокойнее, словно каждую комнату переполняла странная тишина. Все это мне очень нравилось, куда больше, чем прежде.

Удивительно, но, вспоминая рождественскую неделю, я не могу с уверенностью сказать, устраивали мы традиционное празднование или нет.

Совершенно забыл, что мы ели и пили, ходили ли в церковь, наверное, ходили, ведь Виктор был местным сквайром. Помню только необычайную гармонию по вечерам, когда опускались ставни и мы сидели перед камином в большом зале.

Деловая поездка утомила меня больше, чем я мог себе представить, и здесь, в доме Виктора и Анны, мне хотелось одного – расслабиться и погрузиться в блаженную, целительную тишину. Другая перемена, которой я не придал значения, пока не прожил там несколько дней, состояла в том, что в доме сделалось как-то пусто. Множество безделушек и унаследованная Виктором от предков мебель исчезли, и это, конечно, бросалось в глаза. Все большие комнаты опустели, и в зале, где мы сидели, остались лишь длинный обеденный стол и стулья перед камином. Казалось, Анна поступила правильно, но, поразмыслив немного, я решил, что для женщины это странная идея. Обычно новобрачные покупают занавеси и ковры и пытаются привнести какой-то женский уют в былой холостяцкий дом. Я рискнул сказать об этом Виктору.

– О да, – ответил он, рассеянно оглянувшись, – мы очистили дом от бездны хлама. Так хотела Анна. Обладание вещами не для нее. Нет, продавать мы ничего не стали, просто постарались от всего избавиться.

Я останавливался в отведенной мне комнате и раньше. Ее мало коснулись перемены. Для меня был сохранен привычный комфорт – горячая вода, по утрам в постели – чай с печеньем, ящик, полный сигарет, во всем чувствовалась рука заботливой хозяйки.

Однажды, проходя по длинному коридору к верхней площадке лестницы, я обратил внимание, что дверь в комнату Анны, обычно закрытая, оказалась распахнутой. Я знал, что когда-то эта комната принадлежала матери Виктора, там стояла великолепная старинная кровать с пологом на четырех столбиках и несколько вещей из добротного массивного мебельного гарнитура, полностью соответствовавших стилю дома. Простое любопытство заставило меня заглянуть туда. Комната была совершенно пуста – ни занавесей на окнах, ни ковров на полу. Правда, стол и стул стояли на месте. Кровать на деревянных козлах без покрывала была застелена лишь одеялом. Окна широко раскрыты, а тем временем сумерки сгущались. Я повернулся, стал спускаться и тут лицом к лицу столкнулся с Виктором, поднимавшимся наверх. Он, должно быть, видел, как я остановился на пороге комнаты. Мне отнюдь не хотелось этого скрывать.

– Прости, я, кажется, нарушил границы, – сказал я, – но так уж получилось. Я заметил, что комната стала совершенно пустой, не той, что при твоей матери.

– Да, – коротко отозвался он. – Анна не любит ничего лишнего. Ты идешь обедать? Она послала меня за тобой.

И мы спустились вместе, больше не возобновляя этот разговор.

Я почему-то не мог забыть пустую спальню Анны. Сравнивая ее с изящным, дорогим уютом моей комнаты, я чувствовал, что Анна, и это само по себе было странно, относится ко мне как к человеку, не способному расстаться с удобствами и изысканностью, тогда как она, по каким-то причинам, прекрасно обходится без них.

В тот вечер, когда мы сидели у камина, я наблюдал за ней. Виктора позвали по какому-то делу, и мы с Анной несколько минут пробыли наедине. Как всегда, я ощутил, что ее безмолвное присутствие излучает спокойную, мягкую умиротворенность. Эта атмосфера окутывала меня с головы до ног. Все было так не похоже на мою повседневную, скучную жизнь – ее тишина как будто исходила из другого мира. Я хотел поделиться с ней этим чувством, но не мог найти нужных слов. Наконец я сказал: