Тайны архивов: вырванные страницы - Александр Николаевич Дугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее работа по привлечению в Россию иностранных инвесторов активно продолжалась. 20 марта 1920 года СНК постановил: «…Сдать тезисы о концессиях для окончательной переработки т. Красину, Курскому и Рыкову и представить т. Ленину на подпись.»[5]. Спустя несколько месяцев – 23 ноября 1920 года – Декрет СНК «Об основных хозяйственных и правовых условиях концессий», подписанный Лениным, вступил в силу. То есть, если Советской России в тяжелейших условиях потребовалось чуть более двух лет для создания правовой базы по привлечению иностранных капиталов, то современной России (после буржуазной революции 1991–1993 годов) не хватило и трех десятилетий для аналогичной работы. И это при том, что политическое руководство страны чуть ли не еженедельно заявляет о стратегической необходимости использования западных инвестиций.
Содержание ленинского декрета было настолько необычным, что для объяснения необходимости его появления потребовались разъяснения самого Ленина. Выступая на VIII съезде Советов, он отмечал, что «этот союз совершенно необходим для нас вследствие того, что наш экономический кризис так глубок, что своими собственными силами восстановить разрушенное хозяйство мы не сможем. Конечно, нам обойдется очень дорого такая вещь, но иной возможности подтянуть свою технику у нас нет».
К удивлению многих соратников Ленина, положения нового декрета, обещавшие определенную финансовую помощь новым концессионерам, всколыхнули широкие массы оборотистых буржуазных элементов на Западе, и буквально за считанные месяцы в страну хлынули сотни заявок на открытие в России концессионных предприятий. Для руководства текущей работой по оформлению всех этих предложений 4 апреля 1922 года был создан Главный комитет по делам о концессиях и акционерных общества при Совете труда и обороны, преобразованный в 1923 году в Главный концессионный комитет при СНК СССР[6].
В развитие положений ленинского декрета были предприняты соответствующие усилия по развитию сотрудничества, прежде всего с Германией, в военной области и привлечению других западных фирм в гражданскую экономику России.
Как писала в 1926 году берлинская газета «Социалистический вестник», «…по поручению и за счет рейхсвера, фирмой «Юнкерс» в России был построен аэропланный завод, а фирмой Крупп (имеющей, как известно, «сельскохозяйственную» концессию на Дону) завод для выделки ядовитых газов и гранатный завод с целью снабжения боевыми припасами одновременно «красной» армии коммунизма и «черной» армии германского капитализма. Газовый завод еще не успел развернуть работу, но боевые аэропланы и гранаты уже доставлялись в Германию из Советской России»[7].
В России начали работать и другие крупные компании Запада: «Лена Голдфильд Майнз Лтд», концессии Уркарта, Хаммера, Гарримана, японские нефтяные концессии на Сахалине и некоторые другие. Однако, подавляющая часть мелких начинающих российских концессионеров иностранного «розлива» преследовала совершенно иные цели, хорошо знакомые нам по современной истории: получить государственную финансовую поддержку… и раствориться на необъятных просторах нашей родины или на Западе.
Неслучайно, конечно, немецкая газета «Социалистический вестник» отмечала: «Начало военному сотрудничеству с Германией было положено во времена Генуэзской и Рапальской конференций, где канцлером Виртом и германским министром иностранных дел Ратенау был заключен с Чичериным в 24 часа договор, вызвавший в свое время такую сенсацию. Тогда категорически утверждалось, что Рапальский договор не имеет никаких тайных статей. Так оно, по-видимому, и было. Как теперь выясняется, он имел лишь некоторое тайное дополнение – в виде «частного» соглашения советского правительства с высшими чинами германского рейхсвера. Среди последних наиболее активную роль играл главнокомандующий Сект. Офицеры рейхсвера то и дело ездили в социалистическую Россию с фальшивыми паспортами, и советское посольство охотно ставило на эти паспорта визу, в которой отказывало германским социал-демократам. Политическими же патронами всего предприятия оказались члены крайне правой, монархической немецко-национальной партии, тоже посылавшие «делегатов» в Страну Советов (профессор Хэцш, Прейер и др.), которых коммунистические сановники и чествовали там как представителей немецкой культуры и друзей новой России, в то время как в Берлине Чичерин украшал своим присутствием парадные завтраки генерала Секта, а Радек вел на столбцах «Роте Фане» знаменитую дружественную переписку с вождем германских фашистов и националистов графом Ревентловым.
Эти сообщения о блоке коммунистического правительства, объявляющего себя носителем мировой пролетарской революции и оплотом мира, с реакционно-милитаристскими кругами, которые оно же не устает клеймить как злейших врагов пролетариата и источник военной опасности, – звучали столь сенсационно-неправдоподобно, что у самых суровых критиков большевизма не могли не зародиться сомнения в их достоверности.
Посмотрим, что дало советскому правительству мирное концессионное сотрудничество с западными странами. Какие у нас, например, сельскохозяйственные концессии? Если не считать бутафорских концессий вроде Нансеновского общества, совхоза «Якунчиково», восстановления трудовых хозяйств еврейского земледельческого населения, союза немецких колонистов и т. п., то остаются только две реальных концессии – Круппа и Русско-германского аграрного общества, обе с площадью всего 50 000 десятин из объявленных большевиками 3 миллионов десятин, готовых к концессионному освоению (то есть приблизительно 1,5 %).
Не лучше обстоит дело и с лесными концессиями. В Западной Сибири ни один объект внимания европейского капитала не удостоился, а из 18 700 000 десятин на севере европейской части смешанным обществам было сдано чуть более 5 млн десятин. В этих смешанных обществах – Русанглолес, Русголандолес и Руснорвеголес – государство участвует в 50 %-ной доле. Кроме того, капиталисты сюда фактически ничего, кроме своего национализированного имущества, не внесли и, наконец, уже началось бегство и здесь, например, Русанглолес капиталистической стороной уже покинут.
Остается единственная чистая концессия – Мологолес во главе с бывшим германским рейхсканцлером Виртом, которой большевики очень гордились и всячески рекламировали. Не говоря уже о том, что расположена она совершенно вне объявленных объектов, в самом центре России – на участке Мга – Рыбинск, самая история этой концессии является историей советско-германских дипломатических отношений после Рапалло, входя таким образом в круг интересов нашей иностранной политики. Тем не менее, при всех полученных им льготах, Мологолес как концессионная единица потерял всякий смысл уже потому, что продает свою продукцию только на внутреннем рынке, спасаясь от неизбежных убытков при экспорте.
Нефть? Даны концессии на Сахалине, в Ширахской степи и на Бузачи. К работе не приступили.
Золото? Действует одна – Ленская концессия, результаты которой неизвестны пока, если не считать крупных трений на почве толкования договора.
Марганец? Дана знаменитая Чиатурская концессия Гар- риману, которую он после годичного опыта бросает.
Транспортные? Было смешанное общество «Дерутра», из которого иностранный капитал предпочел уйти. Имеется концессия Юнкерса, которая уже достаточно
