Тайна невидимки (сборник) - Юрий Долгушин

Впрочем, чувство тревоги внушает не пейзаж, конечно. Сейчас я понял, в чем дело. Мы пикируем на Луну, она приближается к нам с возрастающей скоростью. Непривычная резкость очертаний сокращает расстояние, и поэтому кажется, что нам уже пора начать тормозить, чтобы избежать катастрофы. Профессор с Алешей не отрываются от приборов, о чем-то советуются — видно, проверяют друг друга, чтобы не ошибиться в самый ответственный момент… Волнуются, небось, тоже..

Лунная громада продолжает нестись на нас. Интересно, что впечатление нашей полнейшей неподвижности в пространстве не исчезает. Надо сказать, что это — тоже гнетущее чувство. С того момента, как был выключен двигатель, ощущение движения полностью исчезло. Наш корабль просто остановился в пространстве. Земля стала уменьшаться, потом начала расти Луна… Я думаю, что в будущем, когда люди привыкнут к этим зрительным впечатлениям, космический полет будет самым нудным из всех путешествий. Все равно, как если бы ваш поезд остановился где-нибудь на захолустном полустанке на двое суток.

Ну, наконец-то!..

Заработал главный двигатель, падение корабля замедляется, чувствуется вибрация…

Появился вес! Наконец мы все становимся на ноги, и теперь ясно: мы летим вниз. Дальние горы постепенно скрываются за горизонтом, а близкие к нам — увеличиваются. Под нами как будто ровно…

Алеша крутит киноаппарат. Ага, включилось шасси: сейчас из корабля выдвигаются три ноги. Они смягчат толчок и не дадут кораблю свалиться на бок…

Еще несколько секунд — и сядем.

Пока прекращаю…

В ГОСТЯХ У МАЭСТРО

Рассказ

После того как я сделал несколько сообщений в газетах об этом изумительном человеке, — в связи с его опытами ночного телевидения, он решительно запретил мне упоминать его имя в печати.

— Это невыносимо, — ворчал он, — мне не дают работать. То интервью, то консультация, то предлагают квартиру в новом доме с газом, то просят сделать доклад…

Я пробовал доказать, что все это не так уж плохо, что ему давно пора бы бросить эту тесную комнатку на Малой Дмитровке в подвальном этаже и вообще устроиться по-человечески. Маэстро был неумолим. Он возмущался, вспыхивал, его маленький красноватый носик, морщась, вскидывался вверх, стараясь удержать сползающие очки с большими круглыми стеклами.

— Или вы обо мне молчите, или — я больше вам ничего не буду показывать…

Пришлось сдаться. Мы и так виделись очень редко. Иногда между нашими свиданиями проходили годы, несмотря на то, что посещать маэстро, моего старого друга и учителя — искуснейшего коротковолновика, первого открывшего мне тайны эфира, было для меня величайшим наслаждением. Обычно на мои телефонные просьбы о посещении он отвечал отказом «занят», но иногда он сам звонил мне, приглашая зайти. И тогда я чувствовал, что отказаться нельзя. Это было бы равносильно ссоре.

Но отказаться было и невозможно. Посетить этого «человека электричества» значило взглянуть в будущее, проникнуть в тайны тех завоеваний, которые еще предстоит сделать человечеству.

Я уверен, что в самой натуре маэстро есть что-то родственное электричеству. Это для него родная стихия. С необычайной легкостью он разбирается в сложнейших электрических явлениях. Однажды, когда что-то не клеилось в его хитроумных приборах, он выдернул вилку из штепселя, спокойно вставил в его отверстие указательные пальцы и с минуту ждал, «пробуя» ток, потом сказал: «Так и есть, напряжение в сети упало на пять вольт…» Его нервы могли при случае заменить ему измерительные приборы.

Все, что появлялось нового в мировой литературе об электротехнике, — оказывалось для маэстро пройденным этапом. Он шел впереди века по крайней мере на десятилетие. И если бы не странная оторванность от жизни и людей, исключительная неприспособленность, непрактичность, а может быть какие-то особые соображения, о которых он никогда никому не говорил, — ему давно принадлежали бы многие мировые патенты.

Летом 194… года в Москве, на Малой Дмитровке произошло странное событие, о котором на следующий день сообщала «Вечерняя Москва». В 10 ч. 45 м. вечера по стене одного из четырехэтажных домов со стороны двора блеснула полоса ослепительного света. Свидетели утверждали, что она возникла внизу, у самой земли, мгновенно скользнув по стене, перекинулась с крыши в воздух над двором и исчезла. Через 3–4 минуты явление повторилось, но уже не исчезло мгновенно, а продолжалось около 2 минут. Свет опять распространялся по стене вверх и над двором — горизонтально — высоко в воздухе. Он был совершенно неподвижен, абсолютно бесшумен и настолько ослепителен, что никто из свидетелей во дворе не мог его как следует рассмотреть.

На Пушкинской площади и во всем прилегающем районе в течение этих 2 минут было светло как днем.

На другой же день бригада научных работников из физического института внимательно обследовала место происшествия и пришла к выводу, что ничем, кроме очень искусного пиротехнического эффекта, произведенного кем-либо из жильцов, явление это объяснить нельзя. Милиция тоже прекратила расследование, так как никаких «нарушений» в этом явлении не было. На этом дело кончилось.

Через несколько дней мне позвонил маэстро.

— Слышали? — лукаво спросил он.

— Ну, конечно. И давно жду, что вы мне объясните этот «пиротехнический эффект».

Маэстро расхохотался, захлебываясь и, видимо, торжествуя.

— Готов, дорогой мой, жду, но с одним условием. Золото у вас есть?

Я был удивлен. Маэстро заговорил о золоте!

— Вам нужна валюта?..

Он начал сердиться.

— Золото! Обыкновенное, простое. Металл такой есть. Желтый, атомный вес 197,2. По таблице. Менделеева номер 79!

— Ну, хорошо, — недоумевал я, — но в каком виде, в каком количестве оно вам нужно?

— В любом!!! — зарычал он. — Да вы не беспокойтесь, верну его вам сейчас же в целости. Итак… жду сегодня вечером.

Выпросив у одного из родственников массивное золотое кольцо, я вечером приехал к маэстро.

Никогда еще я не видел его в таком возбужденно-радужном состоянии. Никогда так охотно не говорил он о своих работах. Было очевидно, что ему удалось сделать что-то большое, крупное.

Посредине комнаты, на высоком табурете стоял аппарат, с виду очень похожий на обычный любительский радиопередатчик. Сквозь застекленные прорезы в стенках были видны серебристые спирали, блоки ребристых конденсаторов, лампы, трубки странных форм. Провода тянулись от аппарата по полу, под стол, где виднелись батареи аккумуляторов и выпрямители, поднимались к потолку, лезли на стену — к сложным комбинациям антенных устройств.