Тайна невидимки (сборник) - Юрий Долгушин

— Давайте тогда посмотрим сейчас.

Через несколько минут перед профессором возник скелет груди больного, обрамленный живыми, двигающимися мускулами. Стереоскопический рентгеноаппарат дал возможность видеть не тени внутренних органов, накладывающиеся одна на другую, а их действительные очертания в перспективе. Рассматривая стереорентгеновское изображение, не нужно было угадывать, как прежде, к какому органу относится подозрительное затемнение. Было просто видно, где именно, на задней или передней стороне органа, снаружи или внутри его, появился дефект и каков его характер.

Перед профессором был как бы живой макет человеческой груди, в которой все органы были сделаны из стекла.

Минут пять профессор Стоянов внимательно рассматривал изображение.

— Ну, вот видите? — сказал он, наконец.

— Кажется, вижу, — ответил Дерюгин, — вот тут с правой стороны, около третьего ребра…

— Ну, конечно. Небольшой абсцесс, только начинающийся. Хорошо, что вовремя поймали. Сейчас легко прекратить. Начните сейчас же облучать высокочастотным полем от вашего генератора. Возьмите волну 6.34 метра и действуйте униполяром спереди. Прогревайте хорошенько, минут по десять два раза в день… Фу, черт, у вас ведь ночь!.. Часов через шесть. Ну, прощайте.

Через три дня Мария Антоновна Коваленко — главный механик днепропетровского колхоза «Восточный гигант», — вернувшись домой после работы, с тревогой ждала условленного часа. Наконец, раздался сигнал. Она схватила дочь на руки и подбежала к экрану. Денис Коваленко, начальник зимовки на острове Ушакова, стоял перед ней и улыбался.

— Все прошло, — говорил он. — Сегодня уже работал…

Он рассказал ей о том, как его внутренности рассматривал кремлевский профессор…

Они встречались так каждую пятидневку — он, жена и дочь.

7 ноября 1942 года на юге, недалеко от старого Ташкента, произошло событие, взволновавшее буквально весь мир.

В вечернем выпуске американской газеты «Нью-Йорк таймс» было помещено сообщение собственного корреспондента, в котором событие излагалось следующим образом:

«Советским инженерам удалось одержать новую грандиозную техническую победу. Сегодня утром в трех километрах от Ташкента состоялся торжественный пуск огромного „Солнечного комбината“ — промышленного предприятия, которое будет превращать в ткани всю продукцию хлопковых полей Туркестана.

Самое интересное и важное заключается в том, что весь этот исключительный по своей мощности комбинат не потребляет ни одного грамма какого бы то ни было топлива.

Его бесчисленные машины приводятся в движение электрическим током, получаемым из солнечной энергии. Подробные технические данные гелиотехнических установок еще не опубликованы, но известно, что здесь применены фотоэлементы с небывало высоким коэффициентом превращения энергии солнечного света в электрическую. Поскольку можно судить по внешнему виду комбината, батареи таких фотоэлементов, огромных размеров и напоминающие по своей форме турьи рога, установлены на крышах. Это — развитие известной идеи ленинградского инженера Кубецкого, высказанной им еще в 1930 году и основанной на использовании вторичной электронной эмиссии…

Как утверждают советские специалисты, эксплуатационные расходы на „Солнечном комбинате“ будут настолько ничтожны (смазочные масла, амортизация и оплата очень небольшого штата техников, ибо все процессы здесь предельно автоматизированы), что стоимость готовой продукции (ткани) почти не будет отличаться от стоимости соответствующего количества сырого хлопка.

Они утверждают также, что принцип, примененный здесь, при условии некоторых усовершенствований позволяет уже сейчас возводить подобные промышленные предприятия даже на широте Москвы, ибо полученную таким образом электроэнергию можно будет аккумулировать в практически неограниченных количествах…»

«…Совершенно ясно, — писала „Манчестер гардиен“, — какие головокружительные перспективы народного процветания открывает эта техническая победа. Один такой комбинат освобождает миллионы человекодней труда, ставшего отныне непроизводительным. В условиях советского государства вся эта огромная экономия распределяется между трудящимся населением…»

В эти дни Страна советов праздновала первую четверть столетия своего существования. Такого изумительного торжества еще не знало человечество.

Во всех населенных уголках великой страны шли колонны новых людей, вступали на красиво украшенные площади. А там, на трибунах, на экранах, на которых падали лучи из Москвы, окруженный друзьями и соратниками, стоял, улыбался, говорил со всей страной великий Сталин.

ПРИБЛИЖАЕМСЯ

Полет на Луну

27 ноября, 11 часов 12 минут по московскому времени. Борт корабля «Луна-1».

Луна уже близка — вот она перед нами! На Земле мы сказали бы «над нами», но здесь мы уже давно потеряли всякое представление о «верхе» и «низе», «над» и «под», «право» и «лево». Вот сейчас ко мне опять приближается, подтягиваясь на поручнях, Алеша Соколов, наш штурман и радист. Ноги его торчат вверх, а ему, конечно, представляется, что это я вверх ногами.

В общем, мы знаем только одно истинное направление — вперед, туда, где Луна.

А она продолжает расти. Уже почти полнеба занимает ее диск. Да нет, простите, ошибка, какой там «диск». Это на Земле Луна выглядит диском, а тут — шар, настоящий, выпуклый шар.

Удивительно, как хорошо все видно на этой планете. Ясность необычайная. Мы то и дело сверяем открывшийся перед нами рельеф с прекрасно выполненными нашими «лунографами» фотокартами, где нанесены все названия. И уже начинаем «осваиваться» в лунном рельефе. Вот у самого края темное пятно Моря Кризисов, левее — Море Ясности, а еще левее, за горными цепями Кавказа и Аппенин, Море Дождей — обширная темная равнина. Здесь, на это сухое «море», нам предстоит сесть…

Да — это не Земля. Тут все иное. Суровый, дикий, хаотический пейзаж. Большая часть видимого полушария — сплошное нагромождение гор, бесконечного количества кратеров, черных провалов и ущелий.

Тени резки и черны, они кажутся дырами. И небо здесь совершенно черное. На Земле не бывает такой черноты. А освещенные части окрашены странным пепельным цветом, тоже каким-то «неземным», мертвым. Пожалуй, во всем этом есть своеобразная красота, но очень уж она мрачна и, я бы сказал, тревожна. Да и что может быть веселого и спокойного на планете, где нет ни капли воды, нет воздуха, нет ничего живого!..