Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ага! — обрадовались деревенские. — Теперь понятно, куда птице- поголовье колхозной фермы улетучивается. И по скольку раз на дню вы за курями наезжаете?» Городские, несмотря на свой не внушающий доверия побитый вид, ПЫТАЛИСЬ БЫЛО ОПРАВДЫВАТЬСЯ. Но городскому, даже когда он в шляпе и в галстуке, в деревне веры нет. А уж когда он в телогрейке и куриных перьях, да при наличии полного мешка живых улик то и вовсе. Вдобавок ко всему, сторож Никодим просто парил вокруг задержанных соколом, уверяя, что давно их приметил, выслеживал, но только догнать не успел из-за того, что Прохор на кобыле его опередил, и машину похитителей он знает как облупленное яичко, а потому требовал, хотя и не смертной казни для расхитителей, но сурового и справедливого милицейского протокола. «В протокол их занесть, чтоб знали. И все тут, а потом под суд и по семь лет расстрела каждому». - горячился Никодим. Ему сочувствовали и соглашались, что протокол нужен.
Однако, протокол дело долгое и не каждому доступное. Пока вызывали участкового, пока он приехал, то да се, задержанных разместили в сторожку на птичнике под охрану Никодима, который очень сокрушался, что злодеи отдыхают на его хорошо обжитом топчане, в тепле и удобстве, а он, можно сказать от этого пострадавший, снаружи под солнцем и ветром, еще их же и охраняет. От непривычного дискомфорта, а может, от чего другого, у Никодима разлилась желчь и он проникся к своим подопечным не то, чтобы неуважением, а хуже того — недоброжелательством, какое иногда возникает у пожилых людей, если их неосмотрительно вытянуть из насиженного угла. Возможно такое же недоброжелательство, вкупе с неудачно сложившимися знаками зодиака и остервенением, которое иногда возникает у мужиков по понедельникам, подвинули прибывшего к месту происшествия участкового составить такой исчерпывающий протокол задержания с поличным, что у незадачливых охотников не возникло никаких сомнений, что придется им от двух до пяти лет покукарекать за металлической сеткой и колючей проволокой, подобно колхозным курам, и на таком же скудном пайке. С той только разницей, что у колхозных петухов под боком всегда шевелятся курочки, а в том курятнике, куда участковый обещал поместить расхитителей колхозной собственности, сплошь одни бойцовые петухи, да и то все стриженые. Поневоле запоешь «Разлуку» или «Матушку-репку».
И запели горе-охотники на разные голоса, каждый умалял свою вину. Да без толку: следствие не проведешь, разве что затянешь. Вот они и тянули как могли, то ли в надежде на амнистию, то ли на друзей с «волосатой лапой». И напрасно: с матюгами и грехом пополам, однако через полгода с лишком доковыляло-таки петушиное дело до суда, который в то время еще назывался народным, может, потому что в стране чуть не половина народонаселения под ним побывала, а другая стояла в очередь. Отчего и возникла в народе истина: от сумы да от тюрьмы не зарекайся… Короче говоря, суду предстояло быть. Вопрос стоял только: когда и где. «Когда» — из-за чрезвычайной загруженности суда и летних отпусков все отодвигалось и отодвигалось, пока не оказалось, что отодвигать уже некуда и пора судить, невзирая на жару, грибной сезон и разгар покоса. А вот с «где» едва не вышла незадача. Идти процессу полагалось по месту совершения преступления. Однако в деревеньке, к которой прилепилась птицеферма, перелицованная в избу-читальню церковушка не вынесла метаморфозы, самовоспламенилась и дотла сгорела еще до войны, а других общественных помещений взамен утраченного никто не удосужился построить, то ли потому, что за войну деревенька оскудела мужиками, то ли потому, что оскудела умами — никто не скажет, только факт, что суд оказалось проводить негде. А процесс, ввиду его особой воспитательной важности, предстояло проводить показательный, а следовательно, не иначе как выездной. К тому же и в плане работы суда на июль значилась выездная сессия. Пришлось проводить телефонные консультации с заведующим отделением колхоза, с сельсоветом и даже райпотребсоюзом. И там и там судью заверили: несмотря на покос и появление в лесу «белых», явку населения и проведение процесса обеспечим, не сомневайтесь. Только приезжайте, если прорветесь по бездорожью.
«Обеспечить явку» — это секретарь сельсовета воспринял как особоважное задание, которое в условиях товарного дефицита и «сухого» закона районного масштаба возможно было выполнить одним-единственным результативным способом: завезти в магазин спиртное.
В результате недолгих переговоров с кооперацией, спиртное в магазин завезли под условие — без разрешения не торговать. Неизвестно откуда взялся и пошел гулять по деревне ядовитый слушок, что вина всем не хватит, достанется только тем, кто явится на суд, досидит до приговора и уж тогда непременно отоварится. Понятно, что желающих прийти на судебное заседание оказалось больше, чем достаточно и измученный жаждой народ громко восхищался отечественным правосудием, благодаря только которому и удается, наконец, выпить. И еще мечтали, чтобы таких выездных процессов в их деревне случалось бы побольше, хотя бы раз в месяц, не жалко если для такого праздника и весь бы курятник расхитили. С местом заседания решилось еще проще: на плотно утоптанной площадке перед магазином из свежего теса срочно возводились скамейки. А постоянно полыхавший над широким магазинным крыльцом красный флаг должен был создавать торжественность, официальность и придавать имидж государственности происходящему под его сенью.
Дураку ясно, что в день суда никто в деревне на работу не вышел: с утра толпились у крыльца, занимали места поближе и интересовались «какую» завезли накануне. Оказалось, что по случаю суда завезли «Стрелецкую», потому, как на этикетке пусть и не греческая богиня с мечом и весами, а русский с топором, стрелец на выпивку, сходство между
