Таинственный возлюбленный - Джулия Сеймур

— Клаудиа… Клаудиа Хосе Рамирес де Гризальва… Клаудиа, — несколько озадаченно взвешивала на языке непривычное имя донья Гедета, пока счастливые супруги о чем-то шептались. В комнате, несмотря на солнечный день, стоял полумрак, поскольку шторы были опущены, чтобы не беспокоить мать и новорожденную. И в этом полумраке никто не заметил, как повитуха, в чьи обязанности входило лишь приглядывать за родильницей и которые, собственно говоря, уже закончились, подошла вплотную к ребенку.

— Девчонка родилась в день весеннего равноденствия, — вдруг проговорила она, низко склонившись над видавшей виды колыбелью, принявшей многие поколения де Гризальва. — Ей предстоит нелегкая жизнь, но все ее неудачи и страдания будут уравновешиваться удачами и счастьем.

— Так, значит, жизнь нашей Клаудильи будет все-таки уравновешенной? — с тайной надеждой на хорошее предзнаменование обратилась к ней дуэнья.

— Еще бы! Она многого добьется, ведь она родилась в понедельник. Этот день был отмечен самим Богом, пославшим людям пищу с небес, как день обещающий множество невероятных событий. А кроме того, девчонку угораздило явиться на этот свет тогда, когда созвездие Рыб переходит в созвездие Овна, то есть, когда вода переходит в огонь и…

— Замолчи, богохульница, да спасет нас Святая Дева дель Пилар! — в ужасе прошипела набожная донья Гедета, быстро перекрестившись на статую Богоматери, тускло поблескивавшую в нише над изголовьем Марии. Молодая женщина вздрогнула, и даже дон Рамирес тревожно огляделся по сторонам. — Скажи лучше, что ей посчастливилось родиться в один год с инфантом!

На дворе стоял 1784 год.

В этот год в королевской семье у дона Карлоса де Бурбона и доньи Луизы Марии принцессы Пармской родился наследник Фердинанд, будущий король Испании.

В этот год по исполнении семнадцати лет из Бадахоса прибыл в Мадрид и поступил в королевскую гвардию некий красавец по имени Мануэль Годой.

Глава первая

ВЕЧЕР У ГЕРЦОГИНИ ОСУНСКОЙ

Порто дель Соль, парадную площадь Мадрида, пересекла ничем не примечательная карета. День уже клонился к вечеру, и в лучах заходящего солнца ярко сверкали белые колонны ротонды. Ветра не было, улицы уже опустели, и лишь со стороны королевского дворца доносились музыка, смех и гром фейерверков. Чуть больше месяца назад испанский королевский двор подписал спасительный мирный договор с республиканской Францией, и многочисленные торжества, устроенные по этому поводу, все еще продолжались. Однако в этот вечер в королевском саду гулял далеко не весь двор. Многие видные гранды и дамы испанского королевства собрались у герцогини Осунской. И таинственный экипаж, минуя королевскую резиденцию, тоже устремился по новокастильской дороге в место, называемое Аламедой, где в полутора лигах[10] от Мадрида находился роскошный загородный дворец герцогини с роскошным парком Каприччио. Именно перед решетчатыми воротами этого великолепного дворца, украшенного личным вензелем герцогов Осуна, и остановился таинственный экипаж.

Лакей, судя по всему, уже давно поджидавший гостя, тут же подскочил к карете, открыл дверцу и откинул выдвижную ступеньку. В следующее мгновение из кареты вышел плотный мужчина среднего роста и неопределенного возраста. Он был в темном дорожном костюме, в то же время напоминавшем вечерний туалет.

— Как прикажете доложить, ваша светлость? — с учтивым поклоном осведомился лакей.

— Граф Херонимо де Милано, — мягким певучим голосом с легкой улыбкой на губах ответил приезжий и степенно направился вслед за лакеем к парадному входу во дворец.

* * *

Герцогиня Осунская считалась одной из самых образованных женщин Испании. В вопросах влияния на жизнь страны она соперничала не только с членами королевского дома, но и с другой, не менее знатной и не менее богатой грандессой — скандально известной герцогиней Альба. То, что происходило в стране после смерти прогрессивно настроенного короля Карлоса Третьего, очень не нравилось герцогине Осунской. Будучи женщиной чрезвычайно умной, она с искренним отвращением смотрела на царствующего ныне Карлоса Четвертого и его супругу, королеву Марию Луизу, пригревшую в своей постели временщика Мануэля Годоя. Испугавшись происходящих в соседней стране событий, приведших к казни родственников испанского королевского дома Бурбонов Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты, они начали проводить политику, прямо противоположную той, к которой стремился прежний король Испании.

В результате этого в стране вновь стала поднимать голову святая инквизиция, усмиренная уже было при предыдущем правлении. Своими жестокостями она снова заставляла стынуть кровь в жилах и публичными зверскими казнями, так называемыми аутодафе, вызывала естественное отвращение у всякого просвещенного человека. В университете было запрещено преподавание всех естественных наук. Вместо них принялись усиленно изучать тауромахию, или искусство корриды. Стали вновь поощряться самые черные наклонности народа — доносительство, кровожадность, необразованность, пристрастие к азартным играм и дракам на навахах. В Мадриде была даже построена вторая фабрика, специализирующаяся на выпуске игральных карт. Таким образом, из четырнадцати существовавших тогда в Испании фабрик две занимались выпуском игральных карт, две производили одежду и только десять можно было так или иначе отнести к промышленности.

Но герцогине не нравился и тот путь, который избрала революционная Франция. У Испании должна быть своя история. И вульгарная Кайетана Альба, постоянно таскавшая за собой полоумного монаха и маленькую негритянку, раздражала Осуну в первую очередь своей приверженностью к французской вседозволенности и простонародному разгулу. Таким образом, герцогиня Осунская со своими друзьями составляла третью влиятельную «партию» страны, укрывавшую под своей эгидой наиболее просвещенные силы ее народа. Она во всем равнялась на времена просвещенного абсолютизма во Франции, и ее загородный дворец с парком Каприччио не составлял исключения в этом отношении. Для графа не являлось секретом, что устройство парка было поручено одному из лучших французских мастеров паркового искусства Жану Батисту Муло, прославившемуся своими работами в Малом Трианоне Версаля. Граф знал и о том, что одним из условий договора с огромным гонораром было требование, согласно которому Муло отказывался от создания других парков в течение 20 лет! Каприччио можно считать одним из первых «тематических» парков, где было все, что душе угодно…

С одной стороны, он представлял собой несколько провинциальный вариант Версаля, с такими же мраморными балюстрадами, круглыми окнами, высокими колоннами, широкими зеркалами, бюстами Траяна и Каракаллы, нагими статуями, китайскими коврами, золочеными канделябрами, хрустальными люстрами, концертными залами, театрами, зимними садами, фонтанами, аккуратно по линейке разбитыми парками, аллеями, посыпанными шлифованной галькой, самшитовым кустарником, подстриженным в соответствии с критериями, изложенными в «Рассуждении о методе» знаменитого Рене Декарта.

С другой стороны парка можно было увидеть лабиринт уютных тропинок, вьющихся между тополями и акациями, огромные клетки для птиц, пруды, искусственные лужайки, зеленеющие, как в Париже, бельведеры, амурчиков, подъемные мосты, ловко устроенные