Галактический враг - Маргарет Уэйс

Абдиэль молчал, терпеливо пережидая истерику президента.

Роубс вытер лицо, загнанно посмотрел на старика.

– Я покончу с собой, – тихо сказал он.

– Следовало бы, но ты не сделаешь этого.

– Вы не позволите мне.

– Возможно, когда-нибудь и позволю. Но не теперь. Ты мне все еще нужен.

На губах Роубса выступила пена.

– Я не стану этого делать! Я не буду вас слушать! В этот раз – все, не буду.

– Будешь, будешь. – Абдиэль поднялся, собрал складки своей алой одежды и скользящей походкой приблизился к сникшему Питеру. Старик обнял президента своей костлявой шершавой рукой.

Роубс весь съежился от этого прикосновения, как будто стал меньше ростом. В свои сорок лет президент сохранил отличную спортивную форму. Старик же выглядел хилым и болезненным, казалось, стоит ему кашлянуть – и он сломается пополам. Достаточно было Питеру Роубсу произнести одно лишь слово – и в комнату ворвались бы охранники. Его мускулы свело судорогой, он хотел убежать отсюда. Он уже открыл рот...

Абдиэль положил вторую руку на руку Питера, слегка сжав ее.

– Успокойся, успокойся, дорогой. Ты просто переутомлен. И поэтому не отдаешь себе отчета в том, что говоришь.

Роубс пробормотал что-то нечленораздельное и плотно сжал в кулак пальцы той руки, где были видны пять шрамов. Абдиэль не сделал ни малейшей попытки, чтобы заставить его разжать кулак, он просто постучал по нему кончиками своих длинных тонких пальцев.

– Питер, дорогой мой, это будет просто. Очень просто и легко. Всем твоим неприятностям придет конец. Ты получишь полную власть. Я буду рядом, буду направлять тебя. Ну-ну, дорогой мой. Успокойся. Успокойся.

Питер недоверчиво покачал головой.

– Да вам не удастся взять верх над Старфайером. У него же бомба! У него Саган и флот. У него молодость, красота...

– В свое время он отдал мне часть своей души. А это, – добавил Абдиэль, видя, что Роубс по-прежнему не понимает его, – дает мне такую же возможность влиять на него, как и на тебя, друг мой.

Питер Роубс медленно опустил голову, рука безвольно упала вниз, пальцы разжались, обнажив на ладони пять вспухших шрамов.

Абдиэль схватил руку Роубса, вонзил иголки в его ладонь.

Президент застонал и скорчился от боли. Абдиэль все глубже и глубже вводил иголки.

Роубс вздохнул. Ловец душ контролировал его состояние – боль отступила, на смену пришло наслаждение: награда за послушание. Он прислонился к старику, Абдиэль притянул его еще ближе и положил голову Роубса на свое плечо.

– Итак, дорогой мой, слушай, что тебе необходимо предпринять.

Глава вторая

Благословен поверивший тебе!Тот, кто увидел в тяжкой темноте,среди слепцов немых,Твои столь жданные целебные крыла...

Таск ждал, беспокойно бегая по студии из угла в угол. Программа «В глубинах галактики» еще продолжалась, но дело близилось к концу. На указателе появились три антенны из пяти: наверное, решил Таск, это знак Уордену, что у того на интервью осталось три минуты.

Стало быть, через три минуты Таску надо приступать к своим обязанностям.

Прямо на него катила камера-робот. Таск отпрянул, споткнулся о кабель и чуть было не врезался в софит. Центурион протянул руку, подхватил Таска и помог ему устоять на ногах.

– Благодарю, Агис, – пробормотал Таск.

Центурион ничего не ответил, ведь он просто-напросто исполнил свой долг. Люди из Почетной гвардии лорда Сагана, отличавшиеся железной дисциплиной, вообще редко говорили. Они действовали. Таск подумал, что ему пора бы привыкнуть к этому.

Указатель вспыхнул, подавая сигнал. Девушка с чем-то вроде тарелки-спутника с вращающимся радаром, вмонтированным в ее шлем, накинулась на Таска.

– Что вы тут делаете? Кто вас сюда пустил?

– А никто и не обязан пускать нас сюда, – начал было Таск.

Вторая камера-робот прокатила мимо, едва не отдавив ему ноги.

На указателе теперь было две антенны.

Девушка посмотрела на темную застекленную кабинку, расположенную наверху. Таск услышал слабые звуки, доносившиеся из аппаратуры, вмонтированной в шлем девушки. Она повернулась к Таску.

– Мистер Уорден будет недоволен. Уходите отсюда. Идите через ту дверь и ждите в холле, пока красный свет...

Таск усмехнулся и покачал головой.

– Не пойду.

Лицо девушки стало суровым. Джеймс Уорден спрашивал Дайена, что тот думает о роли образования, предупредив, что у него в запасе тридцать секунд.

– Пожалуйста, выйдите через эту дверь! – прошипела девушка.

– Я никуда не выйду, и они тоже. – Таск ткнул большим пальцем в сторону центурионов, стоявших навытяжку вот уже целый час.

Девушка сверкнула на него глазами, топнула ногой об пол.

– Вас насильно выведут...

Командир охранников впервые за то время, что они провели в студии, оторвал взгляд от Дайена и посмотрел на девушку. Он не проронил ни слова, не шелохнулся. Он только взглянул на нее.

Девушка судорожно сглотнула слюну, беспомощно бросая взгляды на кабинку. Джеймс Уорден поблагодарил Дайена и сообщил зрителям, кто будет гостем на следующей неделе. Пурпурный экран указателя стал серым. Антенны над ним неистово вибрировали.

Камеры-роботы показывали комментатора и Дайена крупным планом.

– Конец, – констатировал указатель через ретранслятор.

Уорден встал, произнес слова благодарности Дайену. Дайен тоже встал.

– Мы появимся с минуты на минуту, – сообщил Таск по радио центурионам, стоявшим на посту у здания телестудии. – Машина ждет?

– Да, сэр, – последовал ответ.

Джеймс Уорден и Дайен направились к выходу. Комментатор остановился, протянул руку.

– Я непременно буду следить за вашей карьерой, Ваше величество. Надеюсь, мы еще встретимся с вами. Желаю удачи.

– Благодарю, сэр. – Дайен пожал ему руку.

Уорден вышел, бросив быстрый взгляд на Таска и на ожидающих короля телохранителей. Девушка торопливо последовала за ним, рассыпаясь в извинениях по поводу того, что им удалось проникнуть в студию.

Дайен подошел к Таску.

– Ну как? – спросил он.

– Отлично, малыш. Ты был в ударе, – рассеянно ответил Таск. Он думал о том, как вывести Старфайера из здания. – Готов?

Дайен кивнул. Он был возбужден и взволнован, чувствовал, что выступил блестяще.

Центурионы окружили его и сомкнули ряды. Дверь студии открылась настежь, они вышли в холл. Таск трусил впереди, ритмичное постукивание каблуков у него за спиной действовало успокаивающе.

– Мы приближаемся, – сообщил он по радиотелефону.

Холл был пуст. Персоналу велели очистить помещение.

– Продолжайте двигаться, – зачем-то сказал Таск.

Центурионы могли бы пройти и через стальную стену, прегради она им путь. Но расстояние до лифтов, находившихся в противоположном конце коридора, выложенного черным мрамором, казалось бесконечным.

Нола выскочила из боковой двери, на которой висела табличка «Вход воспрещен. Только по спецпропускам». Таск схватил ее за руку, когда они проходили мимо.

– Как он выглядел?

– Фантастика! Как всегда.

– А что слышно нового?

Нола покачала головой.

– Собралась толпа. Поступили донесения о том, что начались беспорядки.

Они дошли до лифта. Здесь дежурили два центуриона, не пропускавшие посторонних. Дверцы лифта открылись. Агис приказал своим людям войти первыми в кабинку. Следом за ними в кольце вооруженных охранников вошел Дайен. Таск и Нола вошли тоже. Дверцы плавно закрылись, отрезав тех, кто находился в кабинке, от шумного коридора. Внутри звучала чертовски веселая музыка.

– Наверное, по дороге на космодром на улицах города миллионные толпы людей, – негромко произнесла Нола.

Лифт заскользил вниз. Центурионы стояли, как колонны, вокруг своего короля с устремленными вперед глазами и бесстрастными лицами.

– Я понимаю, как важно для Его величества показываться на людях, – произнес убитым тоном Таск. – Понимаю, что надо поместить фотографии об этом в вечерних выпусках новостей. Но от всего этого...

– Опять ты за свое, – сказала Нола.

– За что за свое?

– Говоришь сам с собой.

– А меня никто не слышит.

– Не волнуйся за меня, Таск, – Дайен ободряюще улыбнулся своему другу из-за живой ограды затянутых в доспехи центурионов.

Таск увидел эту улыбку, но еще он увидел, какое бледное у Дайена лицо под румянцем, наложенным гримером, складки по углам рта, опущенные плечи. Возбуждение покинуло юношу. Он выглядел усталым, почти обессиленным.

Черт побери, еще бы ему не быть усталым! Последнее время он жил буквально на поле боя, подумал с горечью Таск.