Высоко над страхом - Людмила Мартова

Подняв свой мокрый и воняющий водкой пакет (хлеб теперь придется выбрасывать, как пить дать), он нацепил его на согнутую руку и, кряхтя от напряжения, поднял женщину на руки. Занести ее на один пролет выше оказалось нетрудно, женщина была худенькой и легкой, как перышко. С отпиранием дверей, правда, пришлось повозиться. Внизу раздались чьи-то шаги, и Иван, представив, как смотрится со стороны с не подающей признаков жизни ношей и мокрым от водки и звенящим осколками пакетом, дрожащими руками справился с заедающим замком, шагнул в маленькую прихожую и быстро захлопнул за собой дверь ровно за минуту до того, как на площадке появилась возвращающаяся откуда-то соседка.

– Шакалье проклятое, все лакают свою ханку, хоть бы подохли уже. Гадят в подъезде и гадят, – услышал он и даже засмеялся оттого, что так ловко не попался.

Женщина на его руках вдруг застонала, легко, еле слышно. Корсаков прошагал в комнату, сгрузил ценную ношу на единственный диван и щелкнул выключателем. Теплый желтый свет залил комнату, разогнав вечернюю черноту, и Ивану удалось рассмотреть найденную им в подъезде незнакомку получше.

Ей было лет тридцать. Худенькое бледное личико с тенями под глазами, обрамленное рыжими кудряшками, легкими и пушистыми, как одуванчик. Первые морщинки вокруг изогнутого изящного рта, легкая синева на висках. Чуть курносое, в меру скуластое лицо выглядело симпатичным и отчего-то несчастным. Хотя много ли счастья валяться на лестнице в глубоком обмороке.

Иван стащил свою куртку, бросил ее куда-то в угол, принес из кухни стакан воды и опустился на колени перед диваном, на котором лежала незнакомка.

– Э-эй, – снова повторил он глупое, бессвязное междометие, – ау, очнитесь. – И легкими движениями пошлепал незнакомку по щекам.

Веки ее вздрогнули и открылись, на Корсакова уставились странные, полные бездонной глубины глаза, один зеленый, а другой отчего-то коричневый. Иван внезапно вспомнил, что встретить человека с разноцветными глазами – к удаче. Вот удача сейчас ему бы точно не помешала.

– Вы кто? – Незнакомка смотрела на него с любопытством, но без страха. И в голове у Ивана вновь всплыла какая-то неизвестно где вычитанная глупость про бесстрашие «разноглазых». Еще он обратил внимание, что губы у нее потрескавшиеся и сухие, с глубокими, чуть ли не кровоточащими «заедами» в уголках, видимо, последствиями авитаминоза.

– Я человек, – ответил он, потому что она продолжала требовательно смотреть на него своими невообразимыми глазищами. – Я нашел вас в подъезде и занес в свою квартиру, чтобы вы не лежали на лестнице. Вы меня не бойтесь. Я не бандит и не насильник, я бизнесмен, моя фамилия Корсаков.

– Римский? – уточнила она, и он запнулся на полуслове, потому что не понял.

– Ну, вообще-то я в Риме бывал, конечно, но давно. Сейчас я здесь живу, а вообще-то питерский.

– Композитор был такой, Римский-Корсаков, – устало сказала незнакомка. – Вы ему, случайно, не потомок?

– А, нет, я сам по себе. Вы мне лучше скажите, как вы себя чувствуете? У вас что-то болит? Может, «Скорую» вызвать?

– У меня такое чувство, что все болит, – подумав, сказала незнакомка. – Но «Скорую» вызывать не надо. Я сама врач, так что справлюсь как-нибудь. Привязалась болячка какая-то непонятная. Суставы ломит, все тело крутит, на погоду, наверное.

– Наверное, – согласился Иван, бросив взгляд за окно, где, кажется, пошел дождь. – Это хорошо, что вы врач. Как говорили древние, «medice, cura te ipsum!».

– Врач, исцелися сам. – Она слабо улыбнулась и посмотрела на него с некоторым уважением. – Ну надо же, никогда не думала, что в этой дыре можно встретить человека, говорящего по-латыни.

– Ну, положим, на латыни я знаю всего лишь несколько выражений, общеизвестных притом. А врачи у нас в семье – мама и сестра. А я выродок, грузы гоняю. Вы как, встать можете?

– Могу, наверное. – В голосе ее прозвучало легкое сомнение, но она приподнялась и села на диване, свесив ноги на пол.

– И? – Он выжидающе смотрел на нее.

– Голова немного кружится, но не смертельно. – Незнакомка встала, схватилась за Корсакова, чтобы не упасть, и тут же обрела устойчивость. – Спасибо вам, что вы меня спасли, но я, наверное, пойду.

– Может, вас отвезти? – предложил он, впрочем, довольно неуверенно. Ему хотелось есть и спать, а вот снова выходить из дома на мокрую ветреную улицу не хотелось совершенно.

– Да некуда меня везти, – ответила женщина. – Я в этом доме живу. На пятом этаже, как раз над вами. Шла домой и не дошла, в обморок свалилась. Вы меня проводите до квартиры, если вам не трудно, а там уж я сама. Можете?

– Конечно. – Иван был так рад, что на улицу выходить не надо, что был готов оттарабанить ее на пятый этаж на руках. – Вы дойти сможете? А то я донесу.

– Смогу. – Она снова улыбнулась, поморщилась от какой-то неведомой ему боли и не оглядываясь пошла к выходу. Чувствуя себя отчего-то полным дураком, Иван поплелся за ней. Молча они поднялись на пятый этаж, она отперла дверь и скрылась внутри своей квартиры.

– Меня, кстати, Лида зовут, – сказала она перед тем, как закрыть дверь перед его носом. – Спасибо еще раз. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – буркнул Иван дерматину, оказавшемуся перед его носом, легко сбежал по ступенькам вниз, захлопнул свою дверь и, предвкушая ужин и кручинясь о бесславной гибели чекушки, пошлепал на кухню ставить чайник. О своей соседке с разноцветными глазами он тут же забыл.

Глава вторая

Обратной дороги нет

Подлинное счастье стоит недорого. Если за него приходится платить большую цену, значит, это фальшивка.

Проснувшись, Лида первым делом прислушалась к своим ощущениям. За последнее время это успело войти в привычку. Иногда ей казалось, что по какому-то зловредному природному волшебству она в мгновение ока состарилась. Еще три месяца назад была цветущей тридцатилетней женщиной и вдруг стала древней старушкой, у которой каждый день болит что-то новое.

Расхожую фразу «не понос, так золотуха» она теперь понимала буквально. Расстройство кишечника стало привычным, она даже внимания на него особого не обращала. Болели суставы рук и ног, их просто выкручивало, особенно в сырую погоду. А так как декабрь в этом году выдался дождливым и мокрым, то боль практически не отпускала, не давая спать по ночам.

Уголки рта потрескались, и Лида даже проколола себе курс витамина В, который не помог ни капельки. Она постоянно испытывала слабость, тахикардия сменялась приступами удушья, а пару дней назад она вообще свалилась в обморок в подъезде, что было совсем уже тревожным симптомом.

Наверное, она бы затеяла серьезное обследование, чтобы понять, отчего это вдруг начала рассыпаться на части, если бы в глубине души не знала, что именно стало причиной ее странного недомогания. Нервы.

Этим летом Лида пережила развод, настолько же тягостный, как и внезапный. Она бы в жизни не поверила, что ее муж, с которым они познакомились на первом курсе института, а на втором уже поженились, после двенадцати лет брака вдруг решит скоропостижно развестись.

Славка был долговяз, вихраст и близорук. В жизни его интересовали только две вещи – медицина и Лида. Даже на родившуюся через год после свадьбы Лизу он всегда обращал ничтожно мало внимания. Так что детские пеленки, первые шаги, первые же болезни и все остальное, связанное с наличием в доме маленького ребенка, легли именно на Лидины плечи. А она же еще при этом и училась, принципиально не уходя в академку, чтобы не отстать от курса и, в первую очередь, от Славки.

Конечно, ей помогала свекровь, с которой они жили. Без свекрови она ни за что бы не справилась. Лида вообще привыкла считать, что с матерью мужа ей повезло. Та никогда не видела в ней соперницы, против свадьбы не возражала, радушно приютила молодую семью у себя, безропотно готовила еду, нянчила Лизу, никогда ничем не возмущалась и никогда с Лидой не ссорилась. Чудо была, а не свекровь. Но ровно до тех пор, пока Славка, по своей всегдашней привычке не сдвинув очки на кончик носа, не сообщил, что полюбил другую.

Новый выбор сына свекровь восприняла с тем же спокойствием и радушием, что и первый. Меньше чем за месяц Лида оказалась без мужа, без свекрови, а заодно и без места жительства. Конечно, можно было вернуться к родителям, что она и сделала. Но там в двухкомнатной хрущевке кроме мамы и папы жила еще старшая Лидина сестра Маша со своим мужем и двумя сыновьями. И всего за пару дней стало совершенно ясно, что не только москвичей испортил квартирный вопрос. Лиду с Лизой здесь, конечно, любили, но ютиться ввосьмером на сорока трех квадратных метрах было невозможно.

Нужно было срочно что-то решить, и, немного подумав, Лида решила. Она была отличным педиатром. Знающим, опытным, чутким, искренне любящим детей. В поликлинике, в которой она работала, с ней горя не знали, и все-таки Лида оттуда уволилась и переехала в райцентр, расположенный в сорока километрах от того города, где она родилась, выросла и окончила мединститут.