Варварство - Ринат Валиуллин

Я смогу отлистнуть этот пляж…

Я смогу отлистнуть этот пляж,как страницу из лета.Пусть оскалятся берега,даже когда их ласкает море.Здесь, раскинувшись в позе Христаи такой же раздетый,ощутил себя частью галактики и истории.

Гримпенская трясина

Какая же ты скотина,дверь открываю, и вновьгримпенская трясина,плечи ушли в любовь.

Букет обещаний правды,флора туманит глаза.Чем же себя порадовать,если опять слаба?

Твердят, но не делают твёржемякоть веры – слова.Ложь глупее, ничтожней.Обманывая себя,я открываю дверь.Ждёт ли меня вчера,где ты стоишь теперь?

Как тебе этот лифчик…

Как тебе этот лифчикиз ладоней моих не шёлковых?Вслух не трону о самом личном,перенежимся втихомолку,перепачкаем клятвами губы,растворённые в темноте,под веселье и смелость глупые.Утро к нам – я всё ближе к тебе,разгонюсь в ночи неотложкой,обезумевший, распорюдушу проникновением кожаным.Я люблю, тебя слишком люблюсильно, чтобы не обнимать.Как охватывала тоскадеревенская и городскаябез присутствующей тебя.Я люблю слишком сильно,чтобы большего не понимать:в этом чувстве так много дебильного,огорчавшего его сласть.

Выпьем с тобой не одну книгу ещё…

Выпьем с тобой не одну книгу ещё,перелистаем чувства —на доску разделочную их!Палачомвыслужится искусство.

Налей мне из глаз твоих слёз стакани смех воткни в полость рта.Комичен до коликовсамообман.Ты здесь – я хотел бы быть там,

где главные персонажи,расстрелянные сюжетом,уже обнаружили жизнипропажуи в поисках её кричат: «Дайте света!Дочитывайте скорей!Может, мы ещё живы».

Отдых на одного

Разомлевший розоватой икоркой,на песочке вывернутая лоза,веки задёрнул словно шторками,скрыв скучающие глаза.

Они отдыхали от тебя,примелькавшуюся за отрезок жизни,от точки Ак телу Б, лежавшему рядом твоим эскизом.

Счастлив от щиколотки до виска,но несвободен безголубого костратвоих хрустальных небес.

Любите меня, я пришёл

Любите меня, я пришёлвымазать вас поцелуями.Как себя любите,я чувственности лишён,её невесомости ситецскиньте суетный.

Любите меня недолгошейкой голодной утки.К чему терпеть отношения,потом за собой волоком.Любовь не длиннее суток,сойдёмся, как выстрел с мишенью.

Донор

Опять ты пьёшь из меня кровь,молчишь,меняя подозрительность на оскорбление.Я вне себя,и мести отвратительный барыштщеславием комкает твоё доверие,салфеточное, бледное,зазря.Не сомневался ни минутув единственности женщинылюбимой,но людям свойственно как палец с чем-то путатьдуховное с вещественным,делая невыносимойне столько жизнь саму,но и её законы глупые.

Опять ты пьёшь из меня кровь,молчишь.Не атмосферное давлениеощущаю.Без Эйфелевой башни не Париж,без радости не настроение:плохое утро, плохие люди встали на работу,мы едем вместе.От серых лиц засерен город,тускнет каждый на своём рабочем месте,молчание поднимает ворот.

Реакция

Упали ресницы,за ними влажные веки, голос,упала температура.Весь организм – сплошная полость,зачем ты со мной так дурно?

Зачем ты со мной так мерзко,жестоко, членораздельно,разыгрывал нервы лезвиеморкестр виолончелей.

Чем громче молчание,тем тише шум.Съело меня венчаниепод тягость разбитых дум.

Ментальная жестокость

Поэзия не так грустна,как жизнь.Ступенька вверх, ступени вниз,спускается не только солнце —руки безудержный капризнашёл твоё оконце.Рядом дышишь и молчишь,не сомневаясь в целом мире,как во мне.Ты в мире целом, в спальне,я в другомпрогуливаюсьгоризонтальном.Время на часах мертвеет,пустьнепонятое, но оно моёи постоянно.Ты – временна.

Брют

Прогоняя вечерний разум ливнем сухого,мы друг в друга войдём остриями углов,оттолкнув к сложному от простогоинтеллектуальную любовь.

Струйкой углеродной позвоночникавыдыхает наставление вино.Сердце перебилось раскуроченное,на твоё бессильно залегло.

Я с тобой себя нашёл как человека,приютил домашним зверем чувство,дикое оно, и приручение тщетно,с ним не выспаться и не проснуться.

Поцелуя мякотью закусывая брют,умножая удовольствие на два,мял неконтролируемую тягулечь не только сердцем в твой уют.

Я скитался по твоему телу от груди до спины…

Я скитался по твоему телу от груди до спиныи не мог остановиться.Вот где лечь хотелось костьмиили нежностью застрелиться.

Не пугала ночная шерсть,запах звёзддоносился млечный.Сколько руки освоили вёрст,я бы мог так прошляться вечность.

Без устали, жажды чутьреки локонов утолили.Был ли счастлив когда-нибудьтак, как здесь,где меня возлюбили?

Даная

Я в кресле, веки не смыкая,глотая с горкой восхищение,давился молча красотой.Диван, свет женщины – Даная,изящных черт пересечение,едва прикрытая холстом

лежала, сферу разделяя, —логический итог любвинапротив моего лица.

Так богохульна и свята —вещественней бы не смоглина Суд представить для истца,

но грация не пала нижедивана – пьедестала ночи,день осветил избытки красок.Портрет к великому приближенгораздо ближе, чем художникпод тенью отшумевших ласок.

Встретимся на Чернышевской…

Встретимся на Чернышевской,отниму тебя у толпы,многочисленной в недостатках,одинокой в своём совершенстве,совершенной, как я, и ты,соскользнувшая в руки, гладкая.

Мы дойдём до бессилия ног,насекомыми на траву,шёпот леса речь перебьёт,утомляющий пекла жирокабстрагирует волю в мозгув инфракрасный к солнцу полёт.

Ты закроешь глаза, я тоже,лягут мысли в коробке на грудь,сердца пленного пересказыглубиной не растревожат,в содержанье не вникну, сутьне доходит, как нежность, сразу.

У меня так точно не получится…

У меня так точно не получится…Не люблю хорошие отношения,мне нужен скандал,необходима дракамыслей за поражение,однако

без зависти к чьей-то жизни ровной:со здоровым ростомблагосостояниявсё это для меня условностьчеловечика ископаемого.

Потеют горы снегом, мёрзнут,равнина жизни неприемлемакак местожительство,подохнуть никогда не поздно,но жить спокойно – попустительство.

Адам и Ева

Сад. Разбрызгано солнце. Трупбледен, как беднота,разве кто-то погиб от губ,разве кто-то любил сильнее, чем я,тот же сад. Круг сменился другим– луна,невозможно, сильнее, чем я, невозможно.Сейчася клянусь ощущением кожии глаз,их рассвет бросил тень на мир,зачем ты открыла глаза?М и Ж как сортир,лишь по признакам ты и я.

Как трудно даётся признание в любви,если искренности в нём яд,если встречный порыв, пригуби,оживи меня.

Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие…

Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие,не дочитывая книги до конца страницы,выключаю свет, скидывая с головы люстру.В толпу редких прохожих влитьсявыхожу из дома, в магазинза странными покупками.Сбрасывая по цвету в корзину трофеи чрева,измеряю любовь не днями, а сутками,мелодией из сплошных припевов.Скука одолела индивидуума,по одному человеку, по одной жизни,растянувшейся зимы умаи вторжения не его, так призрака.Шарится близорукая точка зрения,неразличим горизонт.Ответственность давно уже на везении,и давно нецелован рот.

Впадина

Со дна Марианской впадины,из материнского чревая выбрался с криками, с матамипомотать тебе нервы.

Рос, возвышался и падалбольно, с мягкого телавставай, геркулесина, надоконец довести до дела.

Кричал внутренний голос,стонала любовь в ночи,мир, представляющий полость,карабкаться вверх учил.

Я на каком километре,как далеко от счастья?Жена под мной или девка,ломающаяся в одночасье?

Тепловой удар