Шесть тетрадок - Людмила Матвеева

— Перестаньте шуметь, несчастные беспризорники!

В Долгом переулке

В тот вечер Мишка сидел вместе с Леденчиком на зелёной скамейке и смотрел, как Леденчик строгает саблю. Сабля получалась кривая и немного похожая на мамину вешалку для платьев. Но Леденчик, кажется, не замечал этого. Он строгал сосредоточенно и ворчал себе под нос:

— Чапаев. Ещё посмотрим, кто из нас будет настоящий Чапаев. У меня сабля, а у него что? А кричит: «Я — Чапаев».

И тут открылось над их головами окно, и Танина мама крикнула:

— Таня! Где ты? Возьми бидон и сходи за молоком!

— Иду! — откликнулась Таня издалека. Наверное, играла в мяч за воротами.

Таня побежала наверх за бидоном. Мишка сказал Леденчику:

— Сижу тут с тобой и совсем забыл. Бабушка велела иголку для примуса купить.

— Тогда иди скорей, — ответил Леденчик, продолжая строгать свою саблю. — Скоро керосинную закроют. У меня тоже один раз так было: прибежал с бидоном, как балда, смотрю — закрыто. Я стучать, а там нет никого. Они в керосинной не ночуют. И пошёл с пустым бидоном домой.

Мишка быстро шёл по Плющихе, ему хотелось оказаться у молочной раньше Тани. Это было очень важно, чтобы Таня подумала, будто они встретились совершенно случайно.

И вот он стоит у молочной, на углу Долгого переулка. Внутри светло, женщина с ребёнком на руках протянула продавщице зелёный бидон. А продавщица наливает молоко большим половником. Молоко льётся холодное, чуть желтоватое. А стены в молочной из белых прохладных квадратиков. И лежат круглые сыры с красной корочкой и с жёлтой корочкой.

С красной Мишка никогда не пробовал, вкусно, наверное. Интересно, а корку тоже едят или выбрасывают, такую красивую?

Таня всё не шла. Почему она так долго не идёт? А может быть, она давно уже купила молоко в другой молочной? Та ближе, напротив кино «Кадр», маленькая и тесная. Почему-то ему казалось, что Таня придёт сюда, в красивую, прохладную молочную.

Прошёл мимо красноармеец в длинной шинели и в шлеме с матерчатой звездой. Уши у шлема были опущены, и Мишка заметил, что стало холодно. Весна началась недавно, и вечерами ещё возвращалась зима.

Таня не приходила. Мишка понял, что напрасно стоит здесь, около этой дурацкой молочной. Но почему-то стоял и не уходил.

И тут к нему подошёл этот человек. Худой, с весёлыми глазами и лохматой головой. Волосы приподнимали кепку, и она вздрагивала от шагов.

— Ты не знаешь, который час? — спросил человек, а сам не торопился и стоял.

— Уже поздно, — ответил Мишка грустно.

— Точное время, — засмеялся человек. — Именно так и есть: проверьте ваши часы. Уже поздно. Ты чего такой печальный? Как будто тебя никто не любит?

— Почему никто? — ответил Мишка. Ему сразу понравился этот человек. — Мама любит, и папа любит. Бабушка тоже любит, только она ругается. А вас?

— Меня? Со мной сложнее, — сказал человек и закурил. Он прикрывал спичку ладонями, и сквозь ладони просвечивал красный огонь. Мишке показалось, что стало теплее. — Со мной, брат, сложнее. Я её жду, а она не приходит. Я опять жду, а она не приходит. Ты ещё маленький, тебе этого не понять.

— Конечно, — сказал Мишка, — конечно, конечно.

Он увидел, что по другой стороне улицы идёт Таня Амелькина и несёт серые ветки тополя. А Пучков идёт рядом и размахивает пустым Таниным бидоном. Наверное, это Сашка наломал Тане прутиков, и дома в банке с водой на этих прутиках появятся лакированные листья. А про молоко они забыли, забыли даже перейти на эту сторону.

Таня разговаривает с Пучковым, и они не замечают, что Мишка стоит у молочной.

— У тебя очень красивая шапка, — говорит лохматый.

— Это берет. А буква «М» — не «Мишка», буква «М» — «метро».

— Я так и подумал. Ты в каком классе?

— В пятом.

— Самый лучший класс — пятый.

— Почему?

— Сам не знаю. Что ты всё — почему, почему? Поверь, и всё.

— Ладно, — сказал Мишка и вздохнул.

— Не грусти. Меня зовут Мельниченко. А тебя?

— Мишка. Холодно что-то. Пойду.

— Иди. Да ты в тапках! Совсем сдурел. Беги, беги скорее.

— До свидания! — крикнул Мишка и побежал. Потом оглянулся: человек всё стоял у молочной, свет из витрины падал на его лохматую голову.

Возьмём и напишем историю

Кончился последний урок, и Антонина Васильевна сказала:

— Весна-то какая, ребята!

И все закричали:

— Весна! Я вчера с Леденчиком кораблики пускал! У нас в Ростовском переулке самый быстрый ручей на всю Москву! А может, и на весь свет!

— Хвальба! Самый быстрый у нас, где каланча!

— Нет, у нас, за керосинной лавкой!

— Не ссорьтесь! Что за новая мода — ссориться?

— А чего же он? Сам пионер, а у самих чайник золотой! Богатые! Его отец целый день деньги считает. В голове не пересчитать, так он — на счётах. Конечно, богатые!

— Саша Пучков! Не болтай глупости! — Антонина Васильевна постучала карандашом по столу. — Какой чайник золотой? Что ты такое говоришь? Миша, у вас, правда, золотой чайник?

— Никелированный, — сказал Мишка. — Папе на заводе премию дали — чайник с подносом. Он бухгалтер, он государственные деньги считает, а себе ни одной копейки взять нельзя. Сашка всегда на людей говорит. «Золотой»! Что мы, буржуи?

— Что они, буржуи? — налетает на Пучкова Катя Катаманова. — Скажет тоже — чайник золотой!

— Блестит, — оправдывается Сашка. — Я к ним в окно посмотрел: блестит, чуть не ослеп.

— И нечего в окна заглядывать! — сказал Мишка. — Я к тебе не заглядываю.

— Интересно, как ты дотянешься? Мы на втором этаже живём.

— Не ссорьтесь, — сказала Антонина Васильевна. — Весна не для того, чтобы ссориться, весна для того, чтобы радоваться. Читали сегодня газету? На метрострое начали проходку щитом! Знаете, что такое щит? Кто скажет? Скажи ты, Катя.

Катя поправила круглую гребёнку на затылке:

— Щит проходческий — это подземный комбайн. Механические ножи сами роют породу, а огромная металлическая коробка не даёт породе осыпаться, и проходчики прокладывают подземный коридор.

— Умница, Катя, — похвалила учительница. Она прошлась по классу и погладила Катю по голове.

С тех пор, как у Кати умерла мама, Антонина Васильевна часто гладила её по голове, а больше никого не гладила.

— Понимаете, ребята, техника пришла на наш Метрострой. Это же историческое событие!

Историческое событие… Мишка смотрит на учительницу. Она старая и молодая. Седые волосы и молодые глаза. Иногда у Антонины Васильевны бывает совсем учительское лицо. Это когда кто-нибудь опаздывает на урок или слушает невнимательно. Тогда у неё губы сжаты в одну полоску и брови сдвинуты в одну полоску. А сегодня у неё совсем другое лицо. Брови далеко друг от друга, и на щеках ямки.

Учительница стучит карандашом по столу, потому что все расшумелись.

— Щит — историческое событие! — кричит Пучков. — А я тоже знаю историческое событие! Рекорд проходки на Красносельской.

— А я про кессонщиков читал в журнале, — солидно говорит Борис. — «Героический подвиг кессонщиков».

— А я зато знаю, что такое эстакада! Мне дядя Коля Катаманов сказал! — Это Леденчик.

Мишка тоже не выдержал:

— А что такое штольня, знаешь? И ещё эскалатор?

— Мишка хвалится, думает, он самый умный.

Всё громче стучит карандашом учительница.

— Послушайте! Не шумите!

Утихли наконец.

Антонина Васильевна переводит взгляд с одного лица на другое. Ироническая улыбочка Пучкова — самое важное не уронить себя, оставить за собой последнее слово. Таня Амелькина — нежный румянец, глаза-незабудки, а характер твёрдый, властный. Катя смотрит доверчиво, все люди кажутся ей хорошими, очень умными, она готова каждого внимательно слушать, приоткрыв рот от любопытства. Мишка — он думает, что он скрытный, а у него все его мысли написаны на лице. Он не боится Пучкова, хотя Пучков самый сильный в классе. Не боится Мишка никого, и взгляд у него смелый. А краснеют у Мишки уши, когда посмотрит на него Таня Амелькина. И это заметили все: мечтательный Леденчик, неповоротливый Борис.

Стучит карандаш по столу.

— Послушайте, ребята, что я вам скажу. Один знает одно, а другой знает другое. Можно кричать и спорить до завтра. А что если мы не будем кричать и спорить, а все вместе будем писать историю нашего метро? Что вы на это скажете?

Пучков сказал:

— Метро ещё нет, а история уже есть? Разве так бывает?

— Бывает, Саша. Метро строится. Каждый день события под землёй — это история. Кто строит метро? С чего началось оно, метро, в нашем городе? Вот история. Мы с вами её по крошечкам соберём и напишем.

— Для кого? — спросила Таня.

— Как для кого? Для детей, которые будут жить в будущем — лет, например, через сорок. Они уже не увидят, как начиналось строительство метро в Москве. А вы это видите.