Егерь Императрицы. Ваше Благородие - Булычев Андрей Алексеевич

– Ещё у казначея получишь 20 рублей на расходы по формированию команды. Знаю я, сколь много средств на это всё уходит, а ты, поди, не богатей из великосветских повес. Сумма эта, конечно, не очень большая, так что уж трать ты её, прапорщик, с умом. Да, и вот что ещё, дорогой, не пытайся ты уж больше в наших армейских интендантствах оружие под себя выкупать. А то слухи, знаешь ли, жалобы разные нехорошие ходят, как один небольшой егерский плутонг апшеронцев и вдруг за какие-то полгода на треть штуцерами перевооружился. Вон бедные наши интенданты все склады свои оружейные перерыли и всё по пять раз там у себя перепроверили. Знаю я твою задумку по нарезному оружию, но пусть здесь всё будет законно, а где только будет можно, мы тебе и так всем поможем. Хотя, конечно, и так у тебя в команде семь штуцеров уже, невиданное сие в наших войсках дело, – и он покачал головой.

«Угу, – подумал про себя Лёшка. – Посмотрим, что вы, ваше высокоблагородие, через недельку мне скажите, когда из мастерской Силезского оружейника Отто ещё три ремонтных штуцера выйдут, да ещё с этой винтовальной дурындой „затрофееной“ в Бендерах». Сам же при всём этом он сделал образ грустный и печальный, всем своим видом показывая абсолютную безгрешность и даже как бы лёгкую обиду от всех этих пустых наговоров.

– Мало, Генрих Фридрихович, мало у нас нарезного оружия для особой команды. Я же говорил, что в моих планах, чтобы на двух фузейщиков по одному штуцернику приходилось, а это ещё как минимум пять-шесть винтовальных стволов нам будут нужны. А из тех, что мы сейчас имеем, не одна не украдена, а за все серебром, золотом или даже вообще вон нашей кровью уплачено.

– Да знаю я, знаю всё! – махнул рукой барон. – Потому-то и беседую сейчас с тобой и просто так мягко и по-дружески предупреждаю. При другом раскладе и разговор бы у нас этот по-другому состоялся, – и он пристально взглянул в глаза Егорову.

«А „картограф“-то, далеко не простой человек, – опять убедился в правильности своих прежних мыслей Лёшка. – С виду ведь чистый добряк и открытая душа, а внутри-то его вон какой „волкодавище“ лютый сидит. Такому бы лучше в пасть не попадаться, вмиг на мелкие лоскуты порвёт. Ладно, будем теперь иметь это в виду».

– Ну ладно, не буду тебя задерживать, Алексей, ведь у молодого офицера впереди столько дел и забот, да, и это тебе, – и фон Оффенберг протянул Алексею письмо со знакомым почерком. – Мы тут решили, что тебе будет приятно получить весточку из дома, всё равно ведь там наши люди с оказией проездом были. – И барон милостиво кивнул. – Идите, прапорщик Егоров, идите. Идите и готовьте свою команду, через пару недель перед выходом на Журжи всех наших войск вы мне там очень понадобитесь.

Лешка, выйдя из кабинета «главного картографа», надорвал склеенные концы письма и, открыв внутреннюю его часть, жадно вчитался в строчки, выведенные батюшкой. В поместье, по его словам, всё было хорошо и в порядке. Сестру Аннушку просватал давеча весьма уважаемый в обществе отставной полковник Ляпин, проживающий в самом уездном городке Козельске. Свадьбу сыграли на прошлой неделе на Казанскую, как раз перед приездом господина капитана Ильи Михайловича Ветрова, что приехал из полка Алексея да привёз ему добрую весточку о сыне. Господин Ветров был настолько любезен, что, оставаясь в Козельске по делам службы всю эту неделю, он раза три наведывался в Егоровское и много чего доброго рассказал о службе младшего отпрыска. От всего этого у старого отставного елизаветинского майора на душе теперь стало легко и умиротворённо. Все дети, по его словам, теперь были пристроены, и в дальнейшем оставалось лишь полагаться на милость Божию, да надеяться, что и в будущем с ними со всеми всё тоже сложится удачно. Алексею давался наказ служить матушке-императрице верой и правдой, но, однако же, и вперёд без головы в жарких баталиях не лезть, дабы оную голову сохранить для будущих дел и, бог даст, для продолжения дворянского рода Егоровых.

В общем-то, на этом само письмо и заканчивалось, а на душе у Лёшки было как-то спокойно и печально, как будто бы тёплым ветерком пахнуло на него из такого недалёкого детства.

Некоторые опасения о судьбе близких ему людей у Алексея были. Наступил тяжёлый 1771 год. Год последнего прихода чумы в Европу и страшного своим безумием «Чумного бунта» в Москве. Год, когда эта страшная болезнь, проникшая в центральные губернии России с юга, из района боевых действий русской и турецкой армий, выкашивала, по словам современников, по тысяче человек в день. И которая вызвала, кроме того, этот самый разрушительный «Чумной бунт». 15 сентября тысячи людей, вооружённых дубинами, кольями и топорами, ворвались в Московский Кремль, взяли приступом Донской монастырь и убили там архиепископа Амвросия, после чего начали грабить дворы состоятельных горожан, громить карантинные дома, госпитали и больницы. Только лишь решительные действия графа Орлова и генерала Еропкина сумели погасить этот разрушительный бунт и позволили властям развернуть широкие карантинные меры против самой болезни. Но десятки тысяч людей на тот момент уже успели покинуть старую столицу и разнести страшную болезнь по стране. Всех сильнее тогда от эпидемии пострадала центральная Московская губерния, куда, собственно, и входил Козельский уезд – малая Родина Алексея.

Оставалось только надеяться, что его родным удастся отсидеться в своих имениях в этой провинциальной глуши и что чёрная беда с косой пройдёт мимо них стороной.

У интенданта при штабе армии Филиппова Алексей ознакомился с формулярами по штатному расписанию своей команды, нормами положенности вещевого, провиантского и денежного обеспечения. Всё было на уровне егерских команд пехотных полков. По денежному же обеспечению полагалась надбавка в четверть прибавки к обычным пехотным егерям. Интендант был уже весьма и опытный, и искушённый за долгие годы службы тыловик, и выпросить с него лишнего у Лёшки ничего не получилось. «Всё как положено», – был лишь один его ответ.

– Дам я тебе один совет, прапорщик, – проскрипел простуженным голосом Яков Семёнович. – Определи ты у себя для интендантских целей самого опытного в команде унтера. Это дабы у тебя самого были руки развязаны от множества хозяйских дел и чтобы ты сам мог свободно боевой егерской службой заниматься. Пришлёшь его ко мне завтра после обеда, а я уже ему сам всё здесь по делу растолкую. Велено мне свыше вашу команду ни в чём не ущемлять и лишь только всемерно способствовать. Так что всё, что только вам будет нужно, вы получите безо всякой обиды и стеснения и будете и далее так же всё получать сполна. И то первое, что сделает ваш интендант в своём деле, это подберёт вам новую форму и новую офицерскую амуницию. Негоже такому бравому офицеру да в унтерской рванине щеголять, – и он кивнул на Алексея.

– Да я только сегодня чин получил, – оправдывался в смущении Лёшка.

– Ну, вот и начните своё офицерство с приведения себя в приличный и в уставной вид. И пусть все ваши солдаты смотрят на вас и видят, что ими командует человек из приличного сословия, – поджав губы, проскрипел господин Филиппов.

– Команда, в одну шеренгу становись!

Лёшка оглядывал цепочку егерей, выстроившихся на ближайшем пустыре, заменявшем им во время зимнего постоя в Бухаресте строевой плац.

Всего их на сегодняшний вечер в строю было 15 человек, шестнадцатый, Ермолай, только лишь недавно пришёл в себя в госпитале, и лежать ему там ещё надлежало очень долго. Слишком много крови потерял солдат от двух полученных в лесу ран, ладно ещё хоть живым смогли его оттуда вытащить.

Все стоявшие в строю прошли с ним последние бои под Бухарестом. С кем-то он был ещё под Бендерами и в Кагульском сражении. Это была та основа, на которой и нужно будет создавать особую егерскую команду. Всё это своим солдатам и объяснил доходчиво Алексей.

– Приглашайте хороших стрелков из своих знакомых, братцы. Неделю нам дано на поправку и отдых после крайнего поиска, а там мы уже и снова к новому делу будем готовиться. Хорошо, когда рядом с тобой добрый солдат в твоих товарищах состоит, когда он умелый и надёжный воин, а главное, что он душою чистый и нравом пригож. Но вы и к молодым тоже присматривайтесь вокруг. Глядишь, из кого-нибудь и у себя в команде настоящим егерем со временем вылепим. А за эту неделю отдыха весть о наборе к нам разнесите, братцы, как можно шире. Знаю, что многих не захотят командиры к нам из полков отдавать, ну да и у нас уже при штабе есть те люди, кто это всё решить сможет. Вы же, главное, о них мне докладывайте, а там уж мы и посмотрим, как их забрать. Как вы уже ранее слышали, при награждении у нас будет 30 строевых рядовых егерей при трёх капралах и ещё трёх унтерах. Одного грамотного солдата мы подберём на должность барабанщика.