Колесо Фортуны - Роджер Желязны

— У меня есть, спасибо.

— Ах, это вы, мистер Арнольд? — Холодок официальности в голосе растаял. — Я, честное слово, не знаю, где Ева. Она сегодня не показывалась. И не сообщила, что заболела. Я надеюсь, с ней все в порядке.

— Я дам вам знать, — сказал Арнольд.

Он набрал телефон квартиры Евы, но никто не взял трубку. Арнольд нахмурился. «Полная бессмыслица, — подумал он. — Ева не такая девушка, чтобы уйти в туманную даль, не оставив никакой записки, никакого знака о том, куда уехала». Всего двенадцать часов прошло с того момента, как они ужинали вместе. Она ничего не говорила о том, что плохо себя чувствует или собирается покинуть город, или о чем-то таком, что побудило бы ее исчезнуть из дома, не появляться на работе и даже не позвонить в офис и не объяснить, почему не пришла. Ева серьезная девушка. Честная и открытая. Никаких тайн и загадок.

До сих пор.

Он названивал ей в течение часа. И потом еще, собираясь пойти поужинать. И после ужина. И много раз перед сном. Но никто не отвечал. Он лег спать встревоженный и растерянный, с призраком вчерашней головной боли в висках.

В предрассветной тьме опять затрещал телефон, звонил Маркус Кейн.

— Блейк, детка… это Марко! Ну как, поговорил с Евой?

— Мне не удалось с ней связаться. Марко, скажи мне… — В голосе Блейка отчетливо звучали сомнения, которые грызли его весь день. — Скажи мне правду. Ты правда на небесах, парень? Я хочу сказать… это точно?

И вновь этот смешок, который уже начинал раздражать Блейка.

— Что же, я тебя дурачу, браток? Ну конечно, на небесах.

— Но как тебе удается звонить мне? Ведь на небеса не проложен кабель.

Маркус рассмеялся.

— Блейк, детка, это же двадцатый век! Я пользуюсь самой прямой и современной связью. А ты чего ожидал? Столоверчения?

— Не шути, — настаивал Блейк. — Объясни мне. Зачем все это нужно?

— Это нужно тебе и мне, браток. И чтобы выиграть пари, которое мы с тобой заключили. И посмотреть, что я могу для тебя сделать. Мог ли ты мечтать, что у тебя будет собственная прямая линия связи с раем?

Он держит меня за простака, — разозлился Блейк, — и думает, что я заглотил наживку. Он втягивает меня во что-то… Я выясню позже, во что именно. Он вроде бы навязывает мне беспроигрышную лотерею. А когда я проиграюсь в пух и прах, на том конце провода раздастся глумливый голос: «Ну конечно, это не небеса, браток. Это преисподняя. Хочешь сказать, что ты не догадывался?» Но в том-то и дело, что я догадался. На самом деле я почти уверен в этом. Потому что с чего бы Марку Кейну делать что-то для меня? Особенно если он знает…

— Марко?

— М-м-м?

— Что происходит, когда ты… ну, попадаешь туда? Это правда, что говорят насчет всеведения? Ты действительно ясно видишь все, что было и что будет?

— До некоторой степени, — сказал Маркус. — Не совсем. Во всяком случае, я еще не вполне освоился. Думаю, в это надо врасти, что ли.

Тогда, может быть, он не знает?

— А Ева? Как она вписывается в эту ситуацию? Какое отношение она имеет к тебе и ко мне? Что она может мне сказать такого, чего я еще не знаю?

— О, она часть всего этого, поверь мне. Важная часть. Но если ты не можешь с ней связаться…

Голос начал таять. Странно, перед концом разговора Маркуса становилось слышно так, будто он ускользает за миллионы миль, миллионы лет отсюда.

— Если я не могу с ней связаться? — настойчиво повторил Блейк.

— Попробуй спросить официантку, — предложил Маркус. — Она знает, где Ева.

— Официантку? Какую официантку?

— Да ту, из кафе, — сказал призрак призрачного голоса. — Из кафе «Парадиз», — тень усмешки. — Откуда же еще? Пока, Блейк, детка.

Молчание.

«Парадиз» был таким ночным местечком, куда заходили исключительно избранные ночные завсегдатаи, любившие, чтобы было побольше крепкой выпивки, побольше громкой музыки и побольше розовой плоти, как можно больше обнаженной. Идти туда до десяти вечера не имело смысла. Это как раз подходило Арнольду. Потому что у него снова появилась изматывающая головная боль, все чаще и чаще повторявшаяся последние несколько месяцев.

Свирепая огненная мигрень, которая захватывала его и трепала, словно флажок на мачте; она ослепляла, обессиливала и делала его беззащитным; из-за нее он с трудом осознавал, кто он такой и где находится; в течение нескольких опустошительных часов он становился утлым челном в океане боли.

Наконец, незадолго до полуночи, он вынырнул из мигрени; боль рассосалась так же быстро и необъяснимо, как началась. Он осознал, что сидит дома, на кровати, раскачиваясь и сжимая голову руками, хотя и не помнил, как добрался туда. Но с исчезновением боли пришло воспоминание о необходимости завершить дело. И Блейк отправился в кафе.

У кафе «Парадиз» стояла сердито гудящая толпа. Блейку пришлось запарковаться в квартале от кафе и расталкивать плечами волнующуюся толпу, стараясь подобраться поближе. Перед входом стояла патрульная машина, и офицер сдерживал любопытных.

— Проходите, ребята. Вас это не касается. Проходите!

— И ты тоже, — сказал он Арнольду, который пробивался сквозь толчею, круглыми от ужаса глазами глядя на двух людей в белых халатах, которые тавшли носилки к карете «Скорой помощи». На носилках лежало тело под белой простыней. На простыне виднелись красные пятна.

— Что случилось? — выдавил Арнольд.

— Проходи, — сказал коп. — Не задерживайся.

Рядом кто-то начал рассказывать:

— Это официантка. Какой-то хиппи вошел через заднюю дверь и застал ее на кухне одну. Пырнул ее ножом три раза.

— Проходите! — раздраженно сказал коп. — Не задерживайтесь! — И внезапно с отвращением: — О, великий Боже!

Арнольд свалился на мостовую. Толпа в этом месте напирала особенно сильно.

И вновь перед рассветом зазвонил телефон.

Блейк Арнольд, который и не думал спать, схватил трубку с безумным видом.

— Маркус, — закричал он, — это ты?

— Ага, вот он, мой браток! — одобрительно сказал Маркус. — Ждешь моего звоночка? Ну как, поговорил с официанткой?

— Марко, она мертва! Кто-то убил ее как раз перед моим приходом. Марко, что она такого знала, что мне следовало разузнать? И почему со мной случаются все эти странные вещи?

— Тебе просто не везет, детка, — утешил его Маркус. — Просто полоса невезения. Убили, говоришь? — Можно было почти расслышать, как Маркус пожимает плечами. — Что ж, такое случается. А смерть вовсе не такая уж плохая штука. — Его смех был крайне вульгарен. — Мне следовало знать.