Познание зла - Рейвен Харт

— Ну… в общем-то, да.

Я понимал, что рискую рассердить собеседницу. Ей, без сомнения, уже обрыдло годами объяснять мотивы своих действий несметному числу людей, в том числе друзьям и родственникам. Однако же мое любопытство было иного рода. Совсем иного.

Виктория пожала плечами:

— Меня всегда интересовали бессмертные. Ну а вы что скажете? Вы объявили себя поклонником вампиров. Что притягательного нашел в них для себя Ник Манос?

Я изобразил неловкую улыбку:

— Да пожалуй, то же самое, что и все другие. Бессмертие. Я обожаю книги Стокера, Райс, «Носферату»…

— А как насчет насилия? — осведомилась она.

— Насилия?

— Но ведь именно это привлекает мужчин в книгах и фильмах о вампирах. Разве нет?

— Возможно, — согласился я без особого энтузиазма. Если бы кому-то из людей довелось увидеть, как вампир убивает свою жертву, и при этом самому остаться в живых — он от ужаса попросту спятил бы на всю свою ничтожно краткую жизнь. — Женщин, как я предполагаю, влечет совсем другое. Вероятно, то, о чем вы уже говорили ранее, — соблазн.

— И совершенно правильно предполагаете, — заметила она, изящно вскинув точеный подбородок. — Если хорошенько задуматься, все, чего ни коснись, связано с сексом. Верно?

Виктория остановилась. В свете уличного фонаря ее красота стала вдруг совершенно потусторонней.

— Приступим?

— Прошу прощения?… — отозвался я.

Она залилась серебристым смехом и вынула из кармана пиджака ключи. Оказывается, мы попросту дошли до ее дома. Виктория отперла дверь и вошла. Я двинулся следом, чувствуя себя неуклюжим подростком на первом свидании, — ощущение, надо сказать, совершенно непривычное. Быть может, меня заколдовали?

Наскоро окинув взглядом комнаты, через которые мы проходили, я не обнаружил ни зеркал, ни освященных икон. Мы вошли в кабинет, где повсюду валялось множество книг и исписанных бумаг, а у окна стоял компьютер. В комнате едва уловимо пахло старинными фолиантами — пожелтевшей от времени бумагой, самую малость плесенью, — и я тут же почувствовал себя как дома. Это было жилище подлинного ученого.

— Вы работаете на бумаге, — заметил я.

— Я всегда работаю только на бумаге. — Она поставила на пол кейс, сбросила пиджак. — Устраивайтесь поудобнее.

Я сел на диван и только тут заметил в углу комнаты то, что прежде упустил из виду. На маленьком столике располагалось несколько мензурок, микроскоп, предметные стекла и пара янтарно-коричневых бутылей с химикалиями. Я указал кивком на этот набор и спросил:

— Так вы еще и биолог?

— Я в последнее время занимаюсь судебной антропологией. Знаете, в правоохранительных органах сейчас большой спрос на специалистов такого профиля.

Я кивнул, смутно припоминая, что несколько популярных телевизионных программ были посвящены ученым, которые занимаются расследованием преступлений. Протянув руку, я взял какую-то книжку. Виктория сбросила туфли и, подобрав ноги, устроилась рядом со мной на диване.

— «Врыколаки: вампиры в греческом фольклоре», — прочел я название книги и вдруг ощутил, как по спине пробежал странный, непривычный холодок. — Вероятно, мне полагается знать в этом толк? — шутливо заметил я.

— Определенно. Поскольку вы и грек, и поклонник вампиров.

Ее поддразнивающий тон странным образом действовал на мое воображение. Я мог бы поклясться, что слово «поклонник» она произнесла с особенной интонацией.

Виктория мягко, но решительно отняла у меня книгу и отложила ее прочь. Рука ее легла на мое бедро.

— Ты ведь на самом деле вовсе не хочешь кофе. Верно?

Должен признаться, что я оторопел от такой прямолинейности. Разумеется, я давно уже свыкся со свободой нравов, которой щеголяли иные женщины, более того — рассчитывал на нее. Эффект «Girls-Gone-Wild»[2], как я это называю, неоднократно обеспечивал мне ночи упоительной крови и еще более упоительного секса. Однако же от Виктории — ученой, интеллектуалки — я подобной распущенности не ожидал. Едва осознав свои мысли, я тут же высмеял себя за ханжество двойной морали. Виктория — свободная женщина. Кто я такой, чтобы осуждать ее?

— Верно, — подтвердил я вслух. — На самом деле я вовсе не хочу кофе.

— Тогда чего же ты хочешь? — прошептала она.

Рука ее легко скользнула выше, и пальцы игриво пробежались по внутренней стороне моего бедра.

— Думаю, того же, что и ты.

С этими словами я накрыл ее руку своей и с силой прижал ее пальцы к напрягшемуся пенису.

— Превосходно, — промурлыкала Виктория. — Я так рада, что наши желания совпадают.

Она погладила меня по туго натянувшейся ткани брюк, а затем развернулась и, разведя ноги, уселась ко мне на колени. Запустив пальцы в мои волосы, она поцеловала меня долгим глубоким поцелуем. Мои нетерпеливые ладони проскользнули под ее льняное платье и принялись ласкать упругие ягодицы. Виктория прервала поцелуй и выгнулась, прижалась к моему возбужденному пенису, предоставив мне возможность одним стремительным рывком сдернуть с нее платье.

Одно движение моих проворных пальцев — и кружевной бюстгальтер стал достоянием истории. Мгновение я наслаждался тяжестью ее полных округлых грудей, легших в мои ладони, а затем мои губы завладели ее сосками и настойчивой лаской заставили их отвердеть. Протянув руку, Виктория высвободила мой напряженный член, а я сорвал и отбросил прочь треугольный клочок тончайшей ткани, прикрывавший низ ее живота.

Виктория глухо вскрикнула, широко раскрыв глаза, когда я одним плавным движением вошел в нее. Затем она застонала и, обхватив руками мою шею, начала двигаться на мне — вначале осторожно, потом все быстрее и резче. Ее неистовый пыл — не говоря уж о великолепии тела — совершенно покорил меня. Страсть преобразила ее. Теперь это была красавица-дикарка, что одновременно возбуждало и пугало меня.

Виктория двигалась, все глубже садясь на мой пенис, и груди ее вздымались и опускались в таком причудливом первобытном ритме, что я всерьез опасался прийти к финишу раньше, чем мне хотелось бы. Много столетий я оттачивал свое самообладание и в итоге добился полной власти над порывами собственной плоти, однако сейчас, с Викторией, я снова ощущал себя неумелым подростком.

Покуда я пытался сдержать оргазм, она снова выгнулась, искушающе выставив напоказ нежное белое горло. Я не только видел, как лихорадочно бьется в шейной ямке тонкая жилка пульса, — я видел, чуял, осязал текущую по ней кровь. Обхватив руками Викторию, я решительно притянул ее к себе и почувствовал, как мои клыки сами собой начали удлиняться. Когда Виктория застонала, сладостно извиваясь, я впился в ее горло, без труда пронзив нежную плоть, и наконец дал себе волю.