Ян Потоцкий "Рукопись, найденная в Сарагосе" - С Ланда

Своеобразие афро-азиатских культур перестало быть в глазах польского ученого отклонением от нормы или искажением «естественных», «вечных» форм прогресса. Универсальному единству, основанному на просветительском представлении о неизменной природе человека, было противопоставлено историческое единство человечества, состоящего из разнообразных и равноправных культур. Стремясь преодолеть просветительские представления о европейской модели всеобщего прогресса, Потоцкий в то же время рассматривал европейский мир как законного наследника афро-азиатских цивилизаций. Он широко раздвинул границы исторической науки, включая в сферу своих изучений, помимо античности, Древний Египет, Китай, великие миграции народов. Он мечтал о создании всемирной хронологии, пытливо вглядывался в тайны египетских письмен еще до открытий Ж.-Ф. Шампольона, собирал материалы для первой истории Марокканского королевства, интересовался тюркским и арабским миром.

Конечно, многие свои замыслы Потоцкий не успел осуществить, многие дела, о которых говорилось выше, не получили должного развития в его научных трудах. Но само выдвижение этих проблем весьма характерно для понимания процессов рождения историзма в европейской культуре конца XVIII — начала XIX века. Наибольший интерес в этой связи представляют исследования Потоцкого, посвященные славянству, древнейшим эпохам его существования, роли славянских народов в истории человечества. Ему принадлежит заслуга основателя научного славяноведения. Его тезис «Прошлое можно понять, только обдумывая настоящее» заметно отличался от тогдашнего состояния исторической методологии и открывал самые широкие возможности в обращении к традициям устного народного творчества, к архаическим формам языка, его этимологии, к народным обычаям, обрядам, уцелевшим памятникам материальной культуры.

Обращая внимание на эти особенности Потоцкого, Адам Мицкевич называл его в своих парижских лекциях «самым великим и наиболее глубоким славянским историографом». По мнению польского поэта, задолго до знаменитого немецкого историка Б.-Г. Нибура, искавшего разгадку легенд о Ромуле и Реме у римских торговок, Потоцкий «размышлял в татарских юртах о скифской истории». Он «первый вывел науку из кабинетов, много путешествовал, изучал страны, говорил с людьми, чего ни один исследователь древности не делал до него»{1}.

Не менее важным для развития исторической науки было обращение Потоцкого к Средним векам, которыми, по его словам, «до сих пор все пренебрегали». В отличие от просветительской историографии, отрицавшей значение «варварской эпохи», Потоцкий видел в Средних веках исторически необходимый этап развития, соединяющий древность с Новым временем. Воодушевленный этой идеей, он проделал громадную источниковедческую работу в области изучения славянского Средневековья. Этот более чем скромный автор имел все основания писать в предисловии к своему исследованию «Хроники, мемуары и разыскания, полезные для изучения истории всех славянских народов» (1793): «Сборник, который я предлагаю вниманию читателей, можно расценить как открытие нового исторического мира: факты, из коих он составлен, относятся к истории всех славянских народов и почерпнуты из авторов, в большинстве теперь забытых». Продолжением этой работы явился четырехтомный труд Потоцкого, сохранивший свое историковедческое значение до наших дней: «Исторические и географические материалы о Скифии, Сарматии и Славянах» (1798).

Незадолго до появления этой книги Потоцкий совершил путешествие в Саксонию, чтобы познакомиться с жизнью славянского меньшинства, почти полностью растворившегося в немецком окружении. Предваряя наблюдения первого польского археолога 3. Доленги-Ходаковского (1784—1825), Потоцкий обратил внимание на сходство древних курганов в Нижней Саксонии с теми, какие он видел на Украине, вскрывал в названиях немецких городов и рек славянские корни, привлекал данные археологии, фольклора, сравнительного языкознания, которое в то время еще не оформилось как самостоятельная наука. Под поверхностным пластом германизма оказалась славянская почва. В своей «Древней истории Подольской губернии» (1805), составляющей часть большого труда по истории народов, населяющих Россию, Потоцкий пришел к выводу, что все земли между Эльбой и Везером и часть Фраконии были в течение трехсот — четырехсот лет заселены славянским племенем венедов, или сербов.

Исследования Потоцкого, представляющие немалый интерес для определения западных границ славянского мира, для конца XVIII века имели особое значение. Их появление совпало с третьим разделом Польши, с переходом польских земель под господство Австрии, Пруссии и России. Наука соприкасалась с политикой: в исторической общности славянских народов Потоцкий пытался найти пути, ведущие к восстановлению государственной независимости Польши.

Политическая деятельность Потоцкого связана с Четырехлетним сеймом 1788—1792 годов. Это было время, когда Речь Посполитая стремилась вырваться из состояния тяжелого экономического, социального и политического застоя. Прогрессивные силы польского общества выдвинули широкую программу реформ, направленную на оздоровление всей государственной системы. По конституции, принятой 3 мая 1791 года, в стране вводилась наследственная монархия, провозглашалась идея постепенного распространения всех шляхетских свобод на остальные слои населения. Принцип «либерум вето» (обязательное единогласие), которым пользовались реакционные силы, парализуя работу сейма, уничтожался, расширялись права мещанства.

Потоцкий принимал самое деятельное участие в работе Четырехлетнего сейма. Уже в своих путевых заметках о Голландии, опубликованных в 1789 году, он писал, как бы предвосхищая споры на сейме: «Поляки вернули свою свободу! О, если бы они сумели, столько испытав, сохранить ее, эту величайшую драгоценность. Если бы они смогли распространить ее блага на самого последнего человека в Польше!» Вернувшись в Варшаву, Потоцкий сблизился с прогрессивно настроенными реформаторами. Вместе с Гуго Коллонтаем, Станиславом Сташицем, Игнацием и Станиславом Косткой Потоцким и другими демократическими деятелями он защищал необходимость проведения социальных и политических преобразований, провозглашал идеи свободы и просвещения. Последний польский король Станислав Август Понятовский, называвший Потоцкого «польским Лафайетом», несколько опасался его «раскаленных идей». Он отказал Потоцкому в редактировании «Сеймовой газеты» и даже пытался наложить запрет на его статьи. Тогда Потоцкий основал «Вольную типографию», в которой печатались выступления депутатов сейма, в том числе выдающегося писателя и общественного деятеля Ю.-У. Немцевича (1751—1841), и его собственные памфлеты, а во дворце Борха открыл первый в Польше политический клуб, где можно было ознакомиться с польскими и французскими газетами и брошюрами. В своих политических брошюрах Потоцкий осуждал феодальное право, систему сословных привилегий и поддерживал основные положения будущей польской конституции. Значительна была роль Потоцкого в подготовке реформы системы народного просвещения. Опасаясь вмешательства в польские дела со стороны Австрии, Пруссии и России, Потоцкий уделял много внимания военным вопросам. Будучи членом военной комиссии сейма, Потоцкий ратовал за создание регулярной армии, предложил ряд технических новшеств в строительстве крепостей, линий оборонительных укреплений, оригинально обосновал тактику ведения войны с Пруссией и в этой связи защищал доктрину партизанской войны. Он даже издал нечто вроде инструкции или учебника для действий в тылу противника. Потоцкий вооружил за собственный счет отряд стрелков и призвал шляхту отдать часть своих доходов на армию. Но шляхта не разделяла его патриотических порывов. «Благородная нация» магнатов не торопилась поступаться своими доходами и отказываться от своих привилегий. Эгоизм польской знати продолжал торжествовать над общенациональными интересами. Разочарование Потоцкого в возможностях проведения необходимых реформ усугублялось его отношением к событиям во Франции.