Летящий с ангелом - Александр Петров

– Вот, папа, этот мальчик – мой друг Андрюша.

– Добрый вечер, Андрей, – протянул он руку и солидно пожал мою вспотевшую ладонь. – А меня зовут Олег Иванович. Что же ты не заглянешь к нам в гости?

– Как-то все некогда… – промямлил я. Вообще-то меня никто и не звал.

– Заходи, пожалуйста, я тебя приглашаю, – улыбнулся он, прочитав мои мысли.

– Хорошо. Обязательно зайду. Спасибо.

– Вот и ладно. Ну, а сейчас, ребята, покажите мне свои владения. Очень интересно, как вы тут устроились.

Он по-прежнему шагал в окружении толпы и для каждого находил доброе слово. Как это ему удавалось – слышать и одновременно говорить со всеми? Мы водили его по нашим любимым местам: бассейн с большой каменной лягушкой, резная беседка со скамейками в окружении плакучих ив, живой уголок с петухом, морской свинкой и ежиком; и, конечно, песочница с белым речным песком. Здесь он присел на корточки и неожиданно предложил построить замок с башенками и рвом. И мы принялись за строительство.

Подходили родители и бабушки, стараясь подключиться к строительству замка или просто понаблюдать за нашей работой. Конечно, начальником строительства стал Олег Иванович. Он снял пиджак, закатал рукава белой рубашки и увлеченно копал, лепил, подавая команды и советы. Мы со Светой были его главными помощниками. Я смотрел то на румяную Свету с блестящими глазами цвета лесного озера, то на ее замечательного папу… Мне хотелось одного: чтобы это никогда не кончалось.

Позже мы подружились семьями и стали бывать друг у друга в гостях. Моя мама полюбила маму Светы – тихую блондинку восточной красоты с неожиданно смуглой кожей и вытянутыми темно-зелеными глазами. Словом, все складывалось как нельзя лучше, только наши отношения со Светой от этого не упростились. Она то открывалась мне и, казалось, не было никого ближе; то вдруг смотрела сквозь меня, я же мучился и холодел. Что рядом с ней было удобней всего – это молчать. И смотреть на нее. И любоваться.

Однажды Олег Иванович застал нас в приступе задумчивости, взял меня за руку и повел в гостиную. Там усадил за журнальный столик с коробкой гаванских сигар, сам присел в кресло напротив и полушепотом спросил:

– Что, брат, нелегко тебе со Светой?

– Иногда, – признался я.

– Понимаю. Знаешь, даже я, случается, побаиваюсь ее. Мне кажется, что она знает о жизни больше любого взрослого.

– Мне тоже так кажется.

– Тогда и ты меня понимаешь. Но ты, Андрюш, ее не бросишь?

– Нет, что вы! – взвился я. Бросить – мысль эта показалась мне жуткой.

– Вот это по-мужски. Ты надежный человек. На тебя можно положиться. Знаешь, в общем-то Света очень одинока. Ее даже мы с мамой не всегда понимаем. Она как скрипка среди барабанов. Необычная девочка. Вот такая история.

В отпуск родителям удалось вырваться на море. Летели мы на самолете. Мне понравилась стюардесса Тоня: веселая, красивая, в белой блузке, от нее пахло цветами. Она склонилась ко мне и спросила, летал ли я раньше. Я сказал, что летал много раз, но на самолете впервые. Она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась, как другу. Кажется, она меня поняла. Хорошо, когда тебя понимают! Самолет набирал высоту, мне заложило уши, я подвигал челюстью, разгрыз барбариску, восстановил слух и прильнул к иллюминатору.

Под нами проплывали пушистые облака. В разрывах белого ковра виднелись квадраты полей, нити дорог, зеленая пена лесов, зеркала озер – все это напоминало географическую карту. Снизу плоские, облака поднимались клубами ввысь, к пронзительно синему небу. Жадно искал я что-нибудь живое: не могло же это красивейшее место оставаться незаселенным.

– А знаешь, Андрюша, какой там жуткий холод? – спросила стюардесса Тоня. Она склонилась ко мне, обдав запахом свежести и дружеским теплом. – Сорок градусов мороза. Представляешь? Бр-р-р!

Я удивленно взглянул в иллюминатор. Там, за стеклом, не висели сосульки, не лежал снег. Наоборот! Зеленые леса между пушистых облаков заливало радужными лучами яркое золотое солнце. Поэтому казалось, что за бортом все прокалено жарким зноем, а облака горячие, как пар над кипящей водой. Нет, никого я там не увидел, кроме скользящей тени от нашего самолета. Ослеп я, что ли? Наверное. Во всяком случае, ярко-красные пятна и полосы долго еще преследовали меня, особенно когда моргал или закрывал глаза.

Поселились мы в частном доме с большим участком земли. Приютила нас бывшая учительница, женщина тихая и добрая. А встретились мы с ней на набережной, куда прямо с вещами пошли купаться. Первое, что я закричал, когда прыгнул в пенистую зеленоватую воду: «Она соленая!» – «Надо же, правда соленая», – откликнулась мама. А папа – он сидел по пояс в воде и молча блаженно улыбался. Вышли втроем из воды. У наших чемоданов стояла бледная женщина в кофте, охраняла. Вежливо, но строго отругала нас за безалаберность. А потом сжалилась и позвала к себе жить.

До моря ходили мы пешком: хоть далековато, зато интересно. Пока идешь, столько всего насмотришься: тут собирали виноград, там жарили шашлыки, здесь лениво ругались или протяжно пели. В центре поселка стоял бетонный клуб с огромными витражами и дальше до самой набережной тянулся роскошный парк, обнесенный высоким металлическим забором. В первую же неделю мы заглянули в библиотеку, истоптали босиком побережье и тщательно облазили экзотические уголки парка. Мы постоянно пребывали в приподнятом, праздничном настроении. Может быть, поэтому легко сходились с людьми. Во всяком случае, к концу недели у нас появилось множество знакомых.

Мы с отцом и местными ребятами увлеклись подводной охотой. Благо, оснастка для этого требовалась простейшая: палка с гвоздем на конце и с резиной для метания в цель. Резину эту продавали на рынке. Утром до девяти, пока народ досматривал последние сны, и ближе к вечеру, когда обгоревшие пляжники покидали берег, в маске с трубкой уходили мы под воду. Крупная рыба здесь гуляла, как отдыхающие по набережной: не спеша, солидно и лениво. Гарпун с натянутой резиной в правой руке ждал приближения рыбы, чтобы выстрелить почти в упор. За час такой охоты мы приносили к столу пяток кефалей со ставридами. Мама жарила рыбу, резала салат с помидорами, сладким перцем и красным луком, а мы наблюдали за ней, как голодные волки из засады, чтобы по первому зову все это немедленно проглотить.

После ужина мы «ходили в народ». Прилично одевались и шеренгой выдвигались на вечернюю прогулку. Народ собирался обычно перед входом в клуб, на просторной площади с лавочками и кустами огромных роз. Здесь мы встречали знакомых, обсуждали новости, решали, идти в кино или на прогулку в парк. Отец подарил маме настоящий китайский зонтик из бамбука с цаплями и такой же веер. В шелковом платье под зонтом, веселая и красивая, она ступала, как кинозвезда, и веером посылала в меня аромат сладких духов. Папа ласково поглядывал на нее, обжигая взглядом прохожих мужчин, а я… так сильно любил родителей, что даже признаться им в этом не мог.

Однажды во время такой прогулки знакомые из Саратова пригласили нас в гости на день рождения. Мы с папой настреляли побольше рыбы, мама купила глиняный кувшин под вино, и мы к четырем вечера пришли в просторный двор с накрытым столом. Гостей набралось человек сорок. Взрослые шумно пробовали разноцветные вина и мутную чачу, а мы – дети – пьянели. Обычные ребята, которые послушно вели себя в общественных местах, стали вытворять что-то страшное. Сначала мы, как стадо слонов, вытоптали почти все цветы. На это внимания никто не обратил. Так же безнаказанно оборвали горох, сливы и кизил. Что не съедали, то просто надкусывали.

Разгулявшийся хозяин – полный украинец с бурым лицом – попросил нас «прынэсты» с бахчи парочку «харбузов». На бахче мы обнаружили примерно сотню арбузов и растерялись: какие выбрать. Тогда Санька из Казани, наш заводила, вспомнил, как на рынке продавец вырезал треугольник и показывал цвет мякоти. Мы получили инструкцию и стали делать треугольные надрезы на всех арбузах. При этом обнаружилось, что у всех мальчишек имелись собственные ножи. Чтобы добру не пропадать, мы съедали мякоть с надреза, а корку деликатно вставляли на прежнее место. Так из всех надрезанных арбузов мы выбрали два и принесли взрослым, за что нас бурно похвалили.

Потом тот же Санька из Казани стащил со стола папиросу, и они с Вовкой из Ростова пошли курить в туалет типа скворечника, что стоял за углом дома в кустах жасмина. Они вернулись и, чтобы их «не унюхали» взрослые, снова пошли рвать-надкусывать садовые плоды. …Сначала закричали соседи, на что в общем буйстве внимания никто не обратил. Потом соседи прибежали и закричали застольщикам прямо в уши. Поначалу-то раздался взрыв смеха, но когда до них дошел смысл, вскочили и ринулись за угол. Там уже догорал деревянный туалет. Никто и не пытался его тушить, но все зачарованно наблюдали за безжалостной работой огня и вытирали мокрые лица. Расходились молча, но быстро. И только хозяин протяжно кричал что-то бессмысленное и трагичное.