Серебряная пуля в сердце - Анна Данилова

И вот как только он задал себе этот вопрос, так сразу его внутреннее обоняние уловило жирный, масляный скипидарный запах красок, а внутренним зрением он увидел коробки акварелей, упаковки бумаги, холсты, натянутые на подрамники, готовые превратиться в живые, дышащие свежими красками картины.

Он всегда хотел рисовать. Это был зуд. Приятный и будоражащий зуд. Возможно, возьми он кисть в руки – и это наваждение, это волшебство приближения к счастью исчезнет, но как попробовать? Что нужно сделать, чтобы это проверить?

Он никогда и нигде не учился рисованию. Но рисовал всегда, везде и на всем. Карандашные рисунки, зарисовки углем или сепией, шуршание рисующей твердости по бумаге, рождение новых линий, штрихов, образов. А сколько волшебства и неожиданных открытий дарила ему живая, трепетная, нежная и текучая прозрачная акварель! Сколько оттенков, плавных переходов от одного цвета к другому радовали его, питали его воображение!

Будь у него деньги, он первым делом накупил бы всего для рисования, снял бы мастерскую или квартиру где-нибудь на окраине города и зажил бы своей, обособленной ото всех жизнью. Конечно, он понимал, что картины он вряд ли кому-нибудь продаст, тем более что он сам смутно представлял себе, что будет рисовать и кому это вообще может понравиться. Поэтому рассчитывать на то, что он сможет прокормиться с помощью творчества, явно не приходилось. Но все равно он хотел заниматься этим, и при мысли о красках и о той свободе, которая могла бы существовать в его жизни, реши он все бросить и заняться любимым делом, у него кружилась голова.

Однако, конечно, все это было абсолютно нереально. Денег у него не было и не предвиделось в ближайшем будущем. Тираж журнала, его детища, сильно упал – фермеры, обзаведясь компьютерами, находили ответы на свои важные хозяйственные вопросы в Интернете, им совсем необязательно было подписываться на бумажный фермерский журнал. Да он и умер бы, этот журнал, если бы не спонсоры, преимущественно друзья Дмитрия, которые помогали ему выжить в это трудное время, подкидывали деньжат, находили новых спонсоров, рекламодателей. Но как долго все это могло продолжаться? Год? Два? Интернет все равно сделает свое черное дело и убьет все журналы и газеты. И что будет с ним, с его семьей? Может, заняться чем-нибудь более существенным? Стать, к примеру, тем же фермером, тем более он знал, что ему помогут?! Купить, к примеру, саанских или тогербургских коз и продавать молоко? Но для этого надо как минимум переехать из города в деревню, купить там пусть самый скромный, но дом с хозяйственными пристройками и большим двором. Для этого было бы неплохо посоветоваться, в каком районе пастбища богаче, где козам будет лучше и дольше прокормиться. Запастись овсом, пшеницей, кукурузой, приготовить силосные ямы… От всех этих мыслей ему становилось и вовсе худо. Вот уж чем-чем, а этим-то он точно не сможет заниматься. Он ничего не знает, не умеет, да и душа к сельскому делу не лежит. Даже кроликов или гусей он разводить не сможет – надо будет учиться всему с самых азов, осваивать азбуку животноводства.

– Успокойся… Все будет хорошо, – повторил он, целуя сына в макушку. Он сказал ему, что они с мамой не собираются разводиться, и эти слова прозвучали в его мозгу мощным и неотвратимым ударом гильотины: р-раз, и все, этим обещанием он отсек возможность отступления, возможность начать новую жизнь. И все это чего ради? Чтобы успокоить Гришу?

Он часто вспоминал тот вечер, вспоминал свое отвращение к жене и любовь к детям, свое состояние безысходности и отчаяния при мысли, что у него теперь нет сестры. Нет близкого человека, которому, как он тогда понял, он не уделял достаточно внимания, редко звонил, а уж в гостях бывал и того реже. Да и вообще, получалось, что он мало интересовался жизнью сестры. Только раз она призналась ему, что безнадежно влюблена в мужчину, в женатого мужчину, и что зависит от него эмоционально. И это при том, что она всегда была независима и самостоятельна. Ему было жаль, что его близкий человек не в силах справиться со своими чувствами, разобраться в себе, подключив холодный рассудок.

Стелла была так хороша собой, чудесная блондинка с карими глазами! Когда она улыбалась, на щеках появлялись милые ямочки. А какие у нее были зубки! Белые, ровные! Ей впору было сниматься в рекламе зубной пасты.

Что она забыла в этой гимназии? Какой черт занес ее на это дурацкое собрание? Кто посмел ударить ее? И, главное, за что? Он не хотел верить, что это просто несчастный случай. Нечаянно задели локтем! Какая глупость!!!

После похорон он снова пришел к следователю, разговаривал с ним, предлагал свою помощь, говорил, что сделает все, чтобы только найти людей, которые могли оказаться свидетелями убийства.

– И как вы себе представляете эти поиски? Разве можно опросить триста человек, которые в то утро были в гимназии? – Следователь казался чем-то расстроенным и уставшим. Чувствовалось, что ему абсолютно все равно, найдут убийцу Стеллы или нет. Возможно, у него у самого были какие-то личные проблемы либо ему нездоровилось.

– А откуда вам известно, что в зале было триста человек? – спросил он и вдруг понял, что его просто водят за нос.

2

– Помнишь мужчину, который приходил в прошлом году и просил найти убийцу своей сестры? – спросила Глафира, с задумчивым видом поливая цветы на окне.

Лиза Травина, хозяйка адвокатского бюро «Травина & Кифер», оторвалась от разложенных на рабочем столе документов и посмотрела на подругу. Глаша Кифер, пухленькая молодая женщина в лимонного цвета свитере и черных брюках, наклонив голову набок, улыбнулась. Ее пышные рыжие кудри горели при свете электрической лампы с цветным плафоном. Был вечер, пора было собираться домой.

– Ну? Тренируй свою память!

– Помню, конечно. Да только неизвестно было, на самом ли деле убили девушку или же это был несчастный случай. Уж больно странные обстоятельства смерти. В людном месте, можно сказать, на глазах целой толпы людей… К тому же, насколько я помню, она не имела никакого отношения к той проблеме, к тому голосованию, ради которого в эту гимназию привалили аж триста человек! А почему ты вспомнила эту историю?

– Да потому что в прошлый раз мы ему отказали. Во-первых, у тебя было дурное настроение, во-вторых, у этого товарища не было денег, в-третьих, мы с тобой как-то сразу определили, что дело гиблое и что это, скорее всего, несчастный случай. Однако он пришел снова сегодня утром. И рассказал новые подробности этого дела. Сказал, что не отступится, что будет продолжать поиски убийцы сестры и готов заплатить нам любую сумму, если мы только возьмемся за это дело.

– У него появились деньги? А он вообще кто такой?

– Ты не поверишь – обыкновенный журналист. У него свой журнал для фермеров. Знаешь, в Интернете он упоминается всего дважды. И тираж у него микроскопический.

– Знаешь, Глаша, может, это и не совсем прилично, но меня вот всегда интересует: откуда у человека деньги? Заработал или украл, ограбил кого или нашел, ты понимаешь меня?

– Понимать-то понимаю, но не могла же я спросить его: откуда у вас, милейший, столько денег взялось, что вы готовы заплатить нам за работу?! Мы же ему в прошлый раз дали понять, что наша работа стоит немало. Хотя, признаться честно, мне его тогда было жаль. Чувствовалось, что он грустит по своей сестре, страдает от невозможности сделать хоть что-то, чтобы нашли ее убийцу.

– Помню-помню я тот день. У меня на самом деле было ужасное настроение, мы с тобой готовились к суду, дел невпроворот, надо было раздобыть кучу важных документов, чтобы вытащить одного товарища…

– Важно, что мы его вытащили, что ты с блеском выиграла процесс, тогда о тебе еще в газетах писали.

– Так что ты ему ответила?

– Знаешь, поскольку он сказал, что готов оплатить нашу работу, я сказала, чтобы он пришел сегодня вечером.

– То есть сейчас?

Раздался звонок, и Глафира, продолжая таинственным образом улыбаться, развела руками: мол, клиент на пороге.

В кабинет вошел высокий, с бледным нервным лицом мужчина лет сорока. Потертый костюм висел на нем мешком. Успешные журналисты выглядят совсем по-другому, подумала Лиза, кивком предлагая посетителю занять свое место напротив себя на стуле.

– Моя фамилия Арсенин. Дмитрий Александрович. Может, вы и не запомнили меня, госпожа Травина, но я запомнил вас очень хорошо, к тому же я все последние месяцы не выпускал вас из виду, следил за вами, за вашими делами, два раза присутствовал даже на судебных заседаниях по делам Тришкина и Суворовой. Я отлично понимал, что вы мне как бы не по зубам, но все равно, глядя на вас, слушая ваши речи, я понимал, что только вы способны мне помочь, если это, конечно, вообще возможно.

– Вам нужен адвокат? – сухо спросила его Лиза.

– Нет. Мне нужна ваша помощь в поисках убийцы моей сестры. Пожалуйста, только не говорите мне, что этим должна заниматься полиция: они мне отказывали. Много раз. Решили, что это был несчастный случай. Я знаю, что вы, помимо защиты, занимаетесь еще и многими другими полезными для общества делами. Поэтому, прошу вас, помогите мне.