В чужом обличье (СИ) - Сейтимбетов Самат Айдосович

— И цто ты тут делаешь? — немного сварливо спросил дед, впуская Реймонда внутрь.

За прошедшие годы он, казалось, ничуть не изменился, выглядел всё таким же пятидесятилетним (несмотря на свои семьдесят пять), крепким и кряжистым, способным кулаком раздробить скалу. Имеонский говор тоже никуда не делся.

— Вернулся домой, с отличием и раньше срока закончив учёбу! — торжественно объявил Реймонд, вручая деду свиток с алой сургучной печатью на золотом шнуре, после чего добавил: — Всё благодаря твоим урокам, деда.

Агостон Хатчет, прищурившись, всмотрелся в диплом, после чего неожиданно громко фыркнул и провёл рукой. Реймонд скривился, глядя, как тускнеют золотые вензеля Вагрантского университета, как парадный алый герб его становится затрапезно-синим, как осыпается невесомой пылью часть чернил с записей о сданных экзаменах…

— Та-ак… — протянул дед, и Реймонд пристыженно вжал голову в плечи. — Вот в это мне верится куда больше. Знацит, слаб в стихийной магии, но силён в иллюзиях и мореплавании? Неплохо, неплохо…

Реймонд неопределённо пожал плечами, внутренне ликуя, и едва не пускаясь в пляс. Сердце колотилось, как у юнца, впервые расцепляющего крючки на женском платье.

— Иллюзии, говоришь? Кхе, — голубые дедовы глаза остро взглянули на Реймонда из-под кустистых белых бровей.

А затем он вновь провёл вдоль диплома рукой, снимая второй слой иллюзии.

Реймонд непроизвольно издал лёгкий стон, ведь он проверял! Его двойные иллюзии обманывали даже мастеров! Дед, конечно, был магистром, но Реймонд рассчитывал обмануть и его. Самонадеянно, как выяснилось.

— Так, так, — прорычал дед, потрясая сжатой в кулачище бумажкой «отчислен с третьего курса после провала повторных экзаменов». Над головой его уже собирались тучи, — отцислен за неуспеваемость!

Тучи потрескивали и готовились разразиться градом и молниями, так как Агостон Хатчет, помимо геомантии, специализировался ещё и в погодной магии. Реймонд с опаской скосил взгляд наверх, сосредоточился.

— Даже не думай! — рыкнул Агостон, и молния ударила в камень двора.

Несколько градин щелкнули рядом, и Реймонд, собиравшийся незаметно отодвинуться в сторону, оставив вместо себя иллюзорного двойника, тут же передумал. Ещё одна градина прицельно тюкнула его в макушку.

— Ой, деда, за что! — нарочито детским голосом пропищал Реймонд.

Больно, однако, было по-взрослому.

— За то, цто хотел меня обмануть и продолжаешь попытки! — рыкнул Агостон, надвигаясь. — Ты хорош в иллюзиях, спору нет, но всё же недостатоцно хорош! Сразу видно, не уцился как следует!

Реймонд, осознавший, что основная гроза миновала, потупил голову с виноватым видом.

— Ты есце всхлипни и шмыгни носом, — посоветовал жёстким голосом дед. — Тебе цто, пять лет?

— Нет, двадцать один, — признал Реймонд.

— Так и веди себя соответственно, как мужцина! Признай свои ошибки, полуци наказание, извлеки урок и не повторяй таких ошибок!

Реймонд лишь повёл слегка плечами. Не говорить же деду, что эти его нотации и лекции, и градины по голове, были главной причиной, почему он решил прибегнуть к трюку с дипломом? Не поймёт, да ещё и опять градинами осыплет, а то и молнией в четверть силы стукнет!

— Признаю свои ошибки, наказание я уже получил, урок извлёк, — затараторил со скоростью бывалого студента Реймонд, — а что нужно, чтобы не повторять ошибок?

— Ох, хитрец! — неожиданно захохотал Агостон, после чего погрозил пальцем внуку и повторил. — Хитрец!

Он подошел ближе к внуку, и Реймонд с удивлением осознал, что за эти годы перерос деда. На полголовы! Но при этом сцена «магистр Хатчет в ярости» словно бы вернула Реймонда в прошлое, в те самые пять лет, когда он был дедушке по колено.

— Вообсце-то этому тебя должны были науцить в университете, — сказал Агостон, закладывая руки за спину и разглядывая внука.

Реймонд опять потупил взор, словно не мог вынести пронзительного взгляда голубых глаз магистра. Также вблизи стало видно, что жесткая щетина на лице деда за прошедшие годы украсилась сединой. Это выбило Реймонда из колеи, внезапно напомнило, что и дед, несмотря на всю свою магическую мощь, смертен.

— Но свобода жизни вдали от дома и соблазны столицного города вскружили тебе голову, и ты вместо уцёбы предавался пьянству, разврату и развлецениям, — вынес вердикт Агостон. — Даже странно, цто продержался поцти три курса!

— Только благодаря твоим урокам, деда!

И это было чистой правдой. Равно, как и то, что благодаря урокам деда, в университет Реймонд приехал уже с некоторым багажом знаний. Это его и сгубило. На первом курсе всё давалось легко (кроме нудной и унылой теории), и Реймонд легкомысленно решил, что так будет и дальше, после чего погрузился в столичную жизнь. Однако к третьему курсу неожиданно выяснилось, что теорию всё же надо знать, и желательно назубок, иначе будет плохо. Реймонд слишком поздно спохватился, слишком привык к расслабленной жизни, и попытки как-то вызубрить теорию с треском провалились: требовалось понимание, которого у юного Хатчета не было.

— А ты всё нос воротил от моих уроков, — проворчал Агостон и поскрёб щетину.

Потом, словно приняв решение, он крепко обнял внука, сжал так, что у Реймонда перехватило дыхание. Дед словно уподобился своим любимым камням, и теперь сжимал внука с мощью скалы. Реймонд не исключал маленькой мести, но всё же признался самому себе честно, что легко отделался.

— Я скуцал, — просто сказал Агостон, разжимая объятия.

Тучи над головой рассеялись, и Реймонд понял, что гроза — буквально — закончилась. Можно было не сомневаться, что впереди его ждет ещё много ворчания, упрёков, и, возможно, градин по голове, но это были уже мелочи.

— И я тоже, — признал Реймонд.

Мать Реймонда и дочь Агостона умерла, когда сам Реймонд был ещё маленьким. От неё у младшего Хатчета остались лишь смутные детские воспоминания о тепле, сильных руках и колыбельной перед сном. Собственно, из родных людей у Реймонда был только дед, и, соответственно, наоборот, и в результате Агостон, боясь разбаловать внука, проявлял к нему излишнюю (по мнению Реймонда) суровость. Эти воспоминания придавали отдельного радостного оттенка свободе и развлечениям вдали от дома, но всё же следовало признать — Реймонд скучал и по дому, и по деду.

Внутри башни практически ничего не изменилось: толстые каменные стены, отлично хранящие тепло зимой и холод летом, широкие коридоры и комнаты, ковры и гобелены на стенах, и тяжеловесная, сделанная на века, под стать дому, мебель.

— Накрывай на стол, я скоро приду, — буркнул Агостон, сворачивая в свою мастерскую.

Реймонд знал, что вход туда прикрыт магической защитой, и теперь, прищурившись, попробовал увидеть полог. В само́й мастерской он бывал в детстве, но буквально считаные разы и под строгим присмотром деда. Если теперь научиться туда входить самостоятельно… Реймонд вздохнул, признавая свое бессилие. Если бы он учился лучше, то наверняка смог бы всё увидеть, но если бы он учился лучше, то сейчас сидел бы в Вагранте и готовился к выпускным экзаменам, изредка сбрасывая напряжение на дружеских студенческих пирушках. Если бы он учился лучше, то, глядишь, и работу бы себе уже нашёл, и с Агатой не поссорился… Решив, что сейчас не стоит дополнительно злить деда, Реймонд пошёл выполнять поручение.

В кухне было тепло, уютно и пахло едой, и настроение Реймонда сразу улучшилось. Ухватив ломоть хлеба, он начал жевать и осматриваться. Судя по всему, за кухней и башней по-прежнему присматривала домна Киэра из клана Мондиш, которую Реймонд в детстве какое-то время искренне считал мамой. Теперь, после жизни в Вагранте, Реймонд задался вопросом, состояла ли она в отношениях с дедом, но быстро отогнал эту мысль. Дед, конечно, магистр, и вообще самый сильный маг в здешних горах, но замужняя домна, да с внуками? Нет, такого горцы точно не поняли бы, а деду, насколько теперь понимал Реймонд, достаточно было щёлкнуть пальцами, чтобы набрать себе сколько угодно незамужних горных красавиц.