Контракт Паганини - Ларс Кеплер

— Не приходи на Мидсоммар, — сердито оборвала Клаудия.

— Мама, почему?..

В трубке щелкнуло — мать положила трубку. Пенелопа замолчала. Она ощутила, как внутри все дрожит от обиды, посмотрела на телефон и выключила его.

Яхта медленно плыла по воде, зеленой от отражавшихся в ней зеленых холмов. Дверь кухоньки заскрипела, и через мгновение оттуда, покачиваясь, вышла Виола с бокалом «маргариты» в руке.

— Мама звонила?

— Да.

— Боится, что я останусь голодной? — улыбнулась Виола.

— Не останешься.

— Мама не верит, что я самостоятельный человек.

— Она просто волнуется.

— За тебя она что-то не волнуется, — заметила сестра.

— Ну, что со мной может случиться?..

Виола отпила из бокала и взглянула в окно. Потом сказала:

— Я смотрела дебаты по телевизору.

— Утром? С Понтусом Сальманом?

— Нет, которые были… на прошлой неделе. Ты разговаривала с каким-то спесивым типом… у него еще такая благородная фамилия…

— Пальмкруна.

— Точно, Пальмкруна…

— Я тогда разозлилась, покраснела и чуть не заплакала. Хотелось запеть «Мастеров войны» Дилана или выскочить и хлопнуть дверью.

Виола посмотрела, как Пенелопа тянется, чтобы открыть окошко в потолке.

— Не думала, что ты бреешь подмышки, — беспечно заметила она.

— Я же часто бываю на телевидении…

— Тщеславие наносит удар? — поддразнила Виола.

— Не хочу, чтобы меня записали в занудные «синие чулки» из-за нескольких волосков под мышками.

— А как насчет линии бикини?

— А вот так…

И Пенелопа приподняла саронг. Виола захохотала.

— Бьёрну нравится, — улыбнулась Пенелопа.

— С его-то дредами пусть вообще помалкивает.

— Зато ты-то уж бреешься во всех местах, — съязвила Пенелопа. — Ради своих женатых мужиков и качков-придурков…

— Я знаю, я безмозглая, — перебила Виола. — И никогда ничего не делала как следует.

— Тебе надо было только исправить оценки…

Виола повела плечами:

— Я недавно сдавала вступительные…

Яхта плавно резала прозрачную воду, за ней неслись чайки.

— Ну и как? — спросила наконец Пенелопа.

— По-моему, было нетрудно, — сказала Виола и слизнула соль с ободка бокала.

— Значит, все хорошо?

Виола кивнула и отставила бокал.

— Насколько хорошо? — Пенелопа толкнула сестру в бок.

— Высший балл, — сообщила Виола, скромно потупившись.

Пенелопа завопила от радости и крепко обняла сестру.

— Ты понимаешь, что это значит?! — возбужденно кричала она. — Ты сможешь учиться где хочешь, в любом университете — выбирай хоть школу экономики, хоть медицинский, хоть журналистику!..

Сестра, покраснев, рассмеялась, и Пенелопа снова кинулась обнимать ее, так что та потеряла шляпу. Старшая гладила младшую по голове, поправляя ей волосы — как в детстве, а потом вынула из собственной прически гребень с голубем мира и воткнула его в волосы сестре. Посмотрела на нее и радостно улыбнулась.

3

Залив Святой Девы

Судно летело вперед, с громким плеском вспарывая гладкую поверхность залива. Большие медленные волны с шелестом набегали на берег. Яхта круто повернула, волны ударили в борта, полетели брызги. Пенелопа правила в пролив между шхерами. Нос судна поднялся, за кормой тянулись две полосы белой пены.

— Ты что, дура? — Виола выдернула гребень из волос. Совсем как в детстве, именно в тот момент, когда прическа была уже готова.

Бьёрн проснулся, когда они остановились возле острова Госё. Купили мороженое и взяли по чашке кофе. Виола захотела сыграть в мини-гольф на маленьком поле, так что отплыли они уже ближе к вечеру.

По левую руку расстилался залив — словно головокружительно огромный, бесконечный каменный пол.

Компания собиралась пристать к Кастшеру — длинному и пустынному, с тонким перешейком маленькому островку в шхерах. С южной его стороны зеленел залив, где можно было бросить якорь, искупаться, поджарить что-нибудь на ужин и заночевать.

— Спущусь, посплю немного, — сказала Виола зевая.

— Иди, — улыбнулась Пенелопа.

Виола ушла вниз, в каюту. Пенелопа, внимательно глядя вперед, сбросила скорость; на подходе к Кастшеру она не отрывала взгляд от электронного буйка, предупреждавшего о подводных мелях. Яхта быстро приближалась к мелководью, до него оставалось метров сорок.

В рулевую рубку вошел Бьёрн. Он поцеловал Пенелопу в шею и спросил:

— Я начну накрывать?

— Виоле нужно бы вздремнуть часок.

— Ты сейчас говоришь как твоя мать, — мягко заметил он. — Она уже звонила?

— Да.

— Чтобы проверить, с нами ли Виола?

— Да.

— Поругались?

Пенелопа покачала головой.

— Что с тобой? Плохое настроение?

— Нет. Это из-за того, что мама…

— Что мама?

Пенелопа с улыбкой вытерла слезы и призналась:

— Она не хочет, чтобы я приходила к ней на Мидсоммар.

Бьёрн обнял ее.

— Наплюй!

— Да я и наплевала.

Медленно-медленно Пенелопа вела яхту по заливу. Глухо грохотал мотор. Судно шло так близко к берегу, что Пенелопа чувствовала запах травы и деревьев.

Девушка бросила якорь, и яхта медленно подплыла к скалистому берегу. Бьёрн, взяв конец каната, спрыгнул на крутой склон и обмотал его вокруг ствола дерева.

Земля была покрыта мохом. Бьёрн посмотрел на Пенелопу. Заслышав скрежет якорной цепи, какие-то птицы шумно завозились в кронах деревьев.

Пенелопа натянула спортивные штаны, надела белые кроссовки и, опираясь на руку Бьёрна, спрыгнула на землю. Бьёрн обнял ее.

— Пойдем смотреть остров?

— Кажется, ты собирался меня в чем-то убедить… — протянула Пенелопа.

— В преимуществах всеобщего права на доступ к природным угодьям.

Она с улыбкой кивнула. Бьёрн отвел волосы с ее лица, скользнул пальцем по выступающим скулам и густым широким бровям.

— Ну почему ты такая красивая?

Он легонько поцеловал ее в губы и потянул за собой в лесок.

Посреди острова отыскалась полянка — вся в кочках, поросших высокой травой. Над цветами летали бабочки и шмели. Солнце пекло вовсю, между деревьями на северной стороне острова поблескивала вода. Пенелопа с Бьёрном постояли, раздумывая, оставаться здесь или идти дальше, улыбнулись друг другу; потом оба посерьезнели.

— А вдруг кто-нибудь сюда забредет? — спросила Пенелопа.

— Здесь никого нет, кроме нас.

— Уверен?

— Сколько островов в Стокгольмских шхерах? Три тысячи? Наверняка больше.

Пенелопа сняла лифчик, сбросила кроссовки, стащила трусики вместе со штанами и вдруг оказалась в траве совершенно голой. Неловкость почти сразу сменилась ощущением чистой радости. Она подумала: как это возбуждает, когда кожу овевает морской ветер, а тело чувствует идущее от земли тепло.

Бьёрн пробормотал, что он не сексист, но ему хочется смотреть и смотреть на нее. Высокая женщина с мускулистыми, но гладкими руками, узкой талией и полными бедрами походила на любвеобильную античную богиню.

Трясущимися руками Бьёрн стащил футболку и купальные шорты в цветочек. Он был моложе Пенелопы — безволосое мальчишеское тело, загорелые плечи.

— А теперь я хочу посмотреть на тебя, — сказала Пенелопа.

Он покраснел и шагнул к ней, широко улыбаясь.

— Нельзя?

Бьёрн покачал головой, зарылся лицом в ее волосы.

Они начали целоваться — просто стояли, тесно прижавшись друг к другу, и целовались. Пенелопа ощутила его теплый язык у себя во рту, и внутри все задрожало от счастья. Она согнала с лица широкую улыбку, которая мешала целоваться. Оба задышали чаще. Пенелопа почувствовала, как напрягся Бьёрн, как гулко бьется его сердце. Они, нетерпеливые, упали в траву, нашли место между кочками. Бьёрн скользнул губами по ее груди, по коричневым соскам, поцеловал живот, раздвинул бедра…

Юноша подумал, что их тела словно бы светятся изнутри в лучах вечернего солнца. Все вдруг стало невероятно близким и хрупко-нежным. Влагалище Пенелопы уже увлажнилось и набухло, когда он начал лизать его, осторожно и медленно; вскоре ей пришлось оттолкнуть его голову. Пенелопа свела ноги вместе и улыбнулась; под глазами у нее легли красноватые тени. Она прошептала «Давай», прижала его к себе, руками направила пенис и позволила ему скользнуть в нее. Бьёрн тяжело задышал ей в ухо, и Пенелопа перевела взгляд на розовеющее небо.

Потом она постояла голая среди теплой травы, потянулась, сделала несколько шагов и пристально посмотрела на деревья.

— Что там? — низким голосом спросил Бьёрн. Он сидел на земле голый и улыбался Пенелопе.

— У тебя плечи обгорели.

— Они каждое лето обгорают.

Он осторожно провел рукой по красной коже у себя на лопатках.

— Возвращаемся, есть хочется, — сказала Пенелопа.