Орден костяного человечка - Андрей Буровский

— Я позвал китайцев. Они охотно взялись помочь — и деньгами, и специалистами. И вас прошу: пригласите поучаствовать своего брата. Честно скажу — очень нужна поддержка еще одного зарубежника… Любого.

Володя сочувственно кивнул: да, очень нужна поддержка из-за рубежа, он понимает. А уговаривать его пригласить брата не было нужды. Обсуждались еще сроки, детали, обговаривалось, какое надо брать снаряжение… Но Володя уже прочно чувствовал себя героем Стругацких, которому жуткие фантомы и краснорожие карлики мешают понять, как изучение экономики Японии и сбор марок могут изменить нашу Вселенную.

ГЛАВА 2

Летающие подвески

Март 1994 года

3 марта 1994 года ему позвонила Журавлинская из Этнографического музея, из сектора Сибири: «Володя, помните, мы говорили об одной своеобразной фигурке? Заходите к концу рабочего дня, покажу вам кое-что».

— …Вот смотрите… Это все примерно из одного района, с Саянских гор и из Хакасии. Все из кости, только один из рога…

На столе, на аккуратном куске тряпочки, лежали костяные человечки. Возле каждого — выписка, откуда привезен, кем, когда.

— Покурим? — Журавлинская лихо затянулась папиросой (не признавала ничего другого). — Представляете, есть сведения: эти человечки служили входным билетом в одно тайное общество! Собиралось оно раза два в год на одном озере в горах. Если кого-то выбирали, давали ему такой знак… Володя, ну почему вы не курите «Беломора»?! От вашей «Астры» воняет, как будто в ней не табак, а ваши сушеные носки!

— Подождите… Про «Астру» потом, а вы скажите про тайное общество… Что, правда было такое?

— А я знаю?! Анучин писал, Мерецков писал… А вы ведь знаете, у него кличка была Белый Шаман. Может, и правда что-то нашел в этих местах… Хотя я за это не поручусь, всем данным науки противоречит. Не было в Сибири тайных обществ! Тайные общества — это, Володенька, Африка, Полинезия… Так зачем вы это курите?!

— А ваш «Беломор»-то чем лучше?

— Не так воняет, это же ясно! И экологически полезнее.

Володя, может быть, и повоевал бы за любимую «Астру», но Журавлинская перешла на другое:

— Вообще с вашими человечками — пес его поймет, что происходит. Представляете, нашла одного нашитым на шаманский костюм! Так прямо и пришит, висит на кожаном ремешке. Посмотрим?

На шаманском костюме и правда висел человечек; желтоватая кость странно светилась на коричнево-черном фоне старой кожи — словно в глубине кости таился слабенький источник света. Костюм — юбка и кожаная куртка с пришитыми длинными полосками — бахромой.

— Это из частной коллекции, старик Евксентьевский сменял его еще в двадцатом году.

Володя кивнул. Он хорошо помнил Евксентьевского, старого оригинала и умника. В двадцатые годы он объездил полстраны, собрав потрясающую этнографическую коллекцию. «Культура умирает! — всерьез заявлял Евксентьевский. — Новое слишком быстро борется со старым, культура умирает, и пора собирать все, что к ней относится». Ну и собрал, надо сказать.

— А почему этот костюм здесь, у вас?

— Евксентьевский просил его подержать в запасниках. Говорил, что у него не помещается. Кстати, костюм продается! Представляете? Помер Евксентьевский, сын продает его коллекцию. Я принесла костюм сюда… Может, возьмете?

— А в музей?

— У нас таких несколько десятков…

Сильно потертый костюм из кожи сохатого, юбка и свободная куртка с кожаной бахромой. Почти восемьдесят лет назад хозяин костюма помер, а внуки сменяли его на муку, патроны и сахар.

Может, и правда купить? Повесить в кабинете, в шкафу. Помешает он, что ли? Пусть висит… Тем более — вот он, костяной человечек на кожаном ремешке, смотрит пустыми глазами в пространство.

Тогда, возле стола с костяными человечками, возле костюма, Володе первый раз захотелось сильно замотать головой: очень уж невероятные, очень уж странные вещи рассказывал Епифанов, и все время казалось — ну поговорили, поболтали, но не могут же они оказаться реальностью! А тут вдруг невероятные вещи подтверждались.

Из музея ушли посетители, разошлись научные сотрудники. Володя был один в огромном гулком пространстве Этнографического музея. Где-то внизу еще сидел в своей будке сторож, но на втором этаже был только он. И еще, конечно, муляжи людей разных народов — в национальных одеждах, с копьями и луками. В окне — черный, грязный город, черная Нева, колышутся полосы света на воде, подсвеченные розовым тучи, на их фоне — громада Исаакия.

Привычная, почти родная обстановка — рабочие столы, шкафы с книгами и находками, картины и электрочайники, позабытая кем-то грязная чашка, раскрытый томик Фрезера, круги света от ламп, исписанные листки на столе… Володя все зарисовывал, измерял и сравнивал кусочки древней обработанной кости; оставалось труда минут на двадцать. Костюм он оставил напоследок; хотелось вот так сидеть и смотреть на Исаакий, пить крепкий чай и курить прямо на рабочем месте — все равно ведь никто не видит.

Тьфу ты! Отчаянно трезвонил телефон.

— Да-да…

Это звонила жена. Как всегда, Марина была взволнована, напряжена; как всегда, говорила истеричным голосом — и так, словно Володя ее чем-то унизил и оскорбил.

— Ты долго еще там будешь торчать?!

— Сколько надо для работы… Что случилось?

— Тут кран прорвало, полкухни залито кипятком, а тебя, конечно же, нет!

— Конечно же. Буду минут через сорок.

— Я уже перекрыла воду, потоп прекратился! Соседи прибегали! Тут скоро милиция! Тебя искать надо сто лет! Никто толком не знает, где ты шатаешься! Пока я добралась до этой твоей Журавлин…

Володя мягко повесил трубку на рычаг. Подумал и выдернул шнур — пусть телефон помолчит. Значит, пора собираться…

Странно звучали шаги в пустом помещении музея. И эти фигуры людей в костюмах… Невольно хотелось идти тише, не обнаруживать себя — словно кто-то мог услышать и выйти из-за стены или из-за ширмы, отделяющей зал Океании от зала Восточной Азии.

Как часто бывает вечерами и ночью в таких местах, странные мысли и ощущения рождались у Володи в голове: ему показалось, например, что костюм наблюдает за ним.

— Что, приятель, слышал наш разговор? А вот не женись, не женись.

Странное ощущение, будто костюм его слышит… или не костюм, а человечки? Еще тревожнее шагов звучали в пустом здании слова, нелепо отдаваясь под сводами. Еще страшней стало Володе от эха, замирающего в анфиладах. Ладно, пора идти, а то нервы разыграются.

Если бы не звонок, Володя работал бы, пока хватило сил, а обычно хватало до рассвета. И очень трудно сказать, какими событиями могла бы ознаменоваться эта ночь… А так главные события произошли все-таки позже.