Стая (Потомство) - Джек Кетчам

У него же не было склонности даже к тому, чтобы сейчас вот идти и открывать эту чертову дверь.

Питерс накинул банный халат, сунул ноги в шлепанцы и зашаркал через комнату. Как и всегда, он забыл оставить включенным свет на крыльце, а потому только сейчас щелкнул выключателем и распахнул дверь.

– Вик!

Передним, залитый лучами желтого света, и в самом деле стоял Вик Манетти. Позади него, опершись спиной о патрульную машину, маячил еще один полицейский, но с такого расстояния Питерс не мог разобрать, кто именно это был.

Манетти был у них «новеньким». Вот уже более двух лет занимая пост шерифа Мертвой речки, он для большинства здешних жителей по-прежнему оставался «новеньким» – а все потому, что прибыл сюда из Нью-Йорка, и к тому же был не из местных.

– Извини, Джордж, что разбудил.

– Да ладно, ничего.

Он уважал этого парня. Время от времени они встречались с ним за кружкой пива в Карибу, и Питерс рассказывал ему, как жил их городок в «те» времена – это чтобы парень лучше почувствовал обстановку. В целом у него сложилось впечатление, что Манетти был очень даже неплохим полицейским – спокойный, рассудительный, и впридачу ко всему, старательный. А для такой дыры, каким являлся их городишко, этого было более чем достаточно.

Но сейчас, стоя в дверях и глядя на шерифа, Питерс поймал себя на мысли о том, что никогда еще не видел парня таким расстроенным.

– Джордж, мне надо с тобой переговорить, – сказал он.

– Я так и понял. Зайдешь?

– Вообще-то я надеялся на то, что ты поедешь с нами.

Питерс сразу понял, что Манетти лихорадочно перебирает в мозгу, как бы получше объяснить свою просьбу, пока наконец не нашел то, что ему требовалось.

– Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул на кое-что. Лично для меня. Ну, что-то вроде экспертизы.

– Экспертизы? – Питерс не смог сдержать улыбку. В Мертвой речке подобное слово приходилось слышать нечасто.

– Но только сразу предупреждаю – картина довольно отвратная.

Именно в тот момент у Питерса возникло некое чувство – возможно, сработало это самое слово, экспертиза, —однако в мозгу его словно вспыхнула лампочка, которая подсказала, что он уже знает, на что намекает Манетти.

И все же ему удалось заставить себя понадеяться на что-то лучшее.

– Я сейчас, минутку.

Он снова зашел в дом, скинул халат и шлепанцы, отыскал в шкафу аккуратно сложенные брюки и рубашку – даже несмотря на выпивку, опрятность оставалась такой его чертой, на которой Мэри, будь она жива, наверняка бы настаивала особо, – и вынул из-под кровати башмаки. Потом прошел в кухню, открыл холодильник, вынул картонную упаковку с апельсиновым соком и сделал несколько глотков. Затем направился в ванную, где сполоснул лицо и почистил зубы. Глянувшее из зеркала лицо вполне тянуло на все его шестьдесят шесть лет, а может, и поболее того.

Вернувшись в спальню, вынул из комода бумажник. Портрет Мэри стоял на прежнем месте – улыбающаяся, постаревшая, но все такая же симпатичная и милая. Рак тогда к ней еще не подобрался.

Следуя многолетней привычке, а возможно, и отвлекшись на фотографию, Питерс открыл еще один ящик комода, где лежали кобура и револьвер тридцать восьмого калибра, и уже наполовину вынул было их, когда вспомнил, что на сей раз они ему не понадобятся.

Оружие можно оставить молодежи.

Вик поджидал его, сидя за рулем машины. Патрульный, которого он сначала не узнал, оказался Майлзом Харрисоном – он знал его еще пацаном. Майлз долгое время слыл у них маменькиным сынком и никак не мог научиться как следует водить машину, за что каждую зиму на его голову обрушивалось немало оплеух.

Питерс поприветствовал Майлза, спросил, как отец с матерью («Спасибо, все нормально»), после чего забрался на заднее сиденье. Машина тронулась, и он через остекленно-проволочный экран, разделявший салон на две половины, принялся смотреть им в затылки.

Неслабо для экс-шерифа, – с ухмылкой подумал Питерс.

Где-то через полчаса выпитое виски стало искать выход наружу; почувствовав это, он постарался дышать не так часто.

Кухня скорее походила на бойню.

Как, только Питерс вошел и увидел, что осталось от тел женщины и молодой няни, он сразу понял, ктоздесь побывал. Впрочем, он догадался об этом уже тогда, когда увидел забрызганные мочой ступеньки дома – кто-то явно решил пометитьсвою территорию.

Манетти, как ему показалось, тоже все понял.

– Ну вот, теперь видишь, зачем я тебя пригласил, – сказал шериф.

Питерс кивнул.

– Нам позвонила мать сиделки. Ее дочери Нэнси Энн Дэвид в прошлом марте исполнилось шестнадцать лет. Мать сказала, что когда начало смеркаться, она принялась названивать сюда, но к телефону никто не подходил. Потом попробовала еще несколько раз, а когда и потом никто не ответил, решила позвонить нам.

– А женщина?

Он глянул на распростертое на полу тело. Как и лежавшая на столе сиделка, оно было обнажено, руки и ноги также отсутствовали. В груди зияла рана, которую кто-то, ломая ребра, постарался раздвинуть как можно шире – в том месте, где полагалось находиться сердцу, чернела пустота. Череп был расколот, мозги исчезли; по всему полу тянулись внутренности.

– Лорин Эллен Кэлтсес, тридцати шести лет. Разведена. Мужа зовут Дин Аллан Кэлтсес. Мы посадили его под замок, но я уже имел удовольствие переговорить с ним. Судя по всему, ни до одной из них ему не было никакого дела, хотя он все же признал, что пару-тройку раз отвешивал бывшей супруге оплеухи. Правда, как мне представляется, это не тот след. Кроме того, его, похоже, не на шутку встревожила судьба младенца.

– А сколько ему, этому младенцу?

– Полтора года. Девочка. Нигде ни малейшего следа. Крови нет ни в кроватке, ни в комнате. Вообще ничего.

Стараясь не наступить на лужи крови и мочи, Питерс подошел к столу, чтобы взглянуть на тело девушки, над которой уже корпел окружной коронер Макс Джозеф.

– Привет, Джордж.

– Привет, Макс.

– Ну, как тебе это нравится? Похоже, опять то же самое, а?

– Боже упаси, Макс, только не это.

Он заставил себя посмотреть на девушку. И у этой большая часть левой груди также отсутствовала – начисто срезана.

– А почему я сказал, что к нам, судя по всему, опять пожаловали старые гости, так просто потому, Джордж, что не досчитался здесь кое-чего.И все по части мяса, если ты понимаешь, что я имею в виду. Знакомо?

Питерс не ответил.

– Причина смерти?

– Бог ты мой, Джордж, да они ж ей сердце вырвали.

Он заглянул в распахнутые голубые глаза. А симпатичная была эта Нэнси Энн Дэвид. Нельзя сказать, чтобы раскрасавица, но все же миленькая. И парни у нее тоже были, в этом он не сомневался. В общем, будет кому по ней тосковать.

– А что женщина?

– Удар по голове. Вероятнее всего, топор или тесак. Мгновенная смерть.

Питерс направился в гостиную, где его поджидал Манетти. Вместе они вышли наружу – надо было глотнуть свежего воздуха.

Вик предложил сигарету, он взял, и оба закурили. Небо постепенно начинало сереть; была та самая чудесная предрассветная пора, когда на смену стрекоту сверчков постепенно приходит пение птиц.

– Ну и что ты думаешь? – спросил Манетти.

Но в словах его слышался несколько иной подтекст: «Ты – единственный из всех нас, кто был там. Только ты можешь сказать наверняка».

Участники тех ночных событий либо умерли, либо разъехались – кто куда, лишь бы подальше, и чтобы не вспоминать о случившемся всякий раз, когда заходишь в лес или собираешься искупаться в море.

Ему бы тоже надо было сделать то же самое.

Вот только Мэри – Мэри родилась здесь, в Мертвой речке, и никуда не хотела отсюда уезжать.

Впрочем, ему одному хватало и кошмаров. Уезжай. Уезжай подальше отсюда.Все те же кошмары, которые сплошной лавиной обрушивались на него, покуда он не опрокидывал второй, а то и третий стакан виски. Перед глазами снова и снова появлялся тот паренек, который медленно надвигался на него, – Питерс кричал ему, чтобы он остановился, но тот так и не послушался, и тогда грохнул залп выстрелов, пальнули все разом, и...

А теперь и Мэри уже нет, и семьи – вообще ничего и никого. В городе жили сплошные незнакомцы. Надо было ему все же уехать отсюда. Даже сейчас было еще не совсем поздно.

И черт с ней, с этой жарой в Сарасоте – ведь есть же у них кондиционеры, правильно?

– Какой-то подражатель, как ты считаешь? – Манетти попытался было изобразить в голосе некоторую надежду.

Питерс посмотрел на него. Вид у шерифа был усталый, а его худое, почти тощее тело постепенно начинало сгибаться в большой вопросительный знак. Да и намного ли моложе его самого был Вик Манетти?

– Через одиннадцать лет? Вик, да ты что – подражатели через одиннадцать лет?

Он отбросил сигарету. В носу по-прежнему ощущался запах человеческой плоти и крови, с которым не смог справиться даже сигаретный дым.