Прости меня - Анна Пенинская

– Я заблудилась. У вас не найдётся прикурить? Я всегда курю, когда волнуюсь.

Огромные глаза, придающие ей сходство с оленёнком, смотрели на него заинтересованно. А ему почему-то захотелось её защищать. Курить она потом бросила. Последний раз он видел её с сигаретой, кстати, в тот момент, когда вообще видел её последний раз. Когда она собирала вещи, и пепел с сигареты падал на её чемодан. И, к слову, в тот момент он особенно сильно её любил, он особенно сильно в ней нуждался. А у неё в глазах появилась такая усталость, что валяться в её ногах стало бессмысленно. Но раз она курила, значит волновалась. Она же всегда курит, когда волнуется. Может, эта мысль совсем немного его утешала, когда он все же валялся. Правда, не у нее в ногах, а на коврике около двери. И не был уверен, какого, собственно, черта он не встает на ноги. По той ли причине, что от него ушла женщина, которую единственную за свою жизнь он любил. Или же причина была в том, что у него разрывалась голова и, казалось, болел каждый мускул, и ничто не могло помочь ему избавиться от этой боли.

Кстати, его жена была совсем не в его вкусе. Ему всегда казалось, что он предпочитал более ярких девушек, она же была мечтой поэта, а он никогда не был поэтом. Даже не понимал стихотворения. Даже не читал их. И равнодушно закрывал, если его многочисленные подружки слали ему сообщения четверостишиями. В день знакомства с будущей женой, когда он уговорил ее следовать за ним в бар, его друзья даже оказались в легком замешательстве. Никогда они не думали, что увидят рядом с ним девушку, напоминающую Одри Хепберн, хрупкую, без кричащего макияжа и глубокого декольте. Кто-то даже решил, что это его родственница. Ее потом за глаза так и звали: «Одри».

– Одри тебя еще не бросила?

– Что любит готовить тебе на ужин Одри?

– А нравится ли Одри твоей маме?

– Что Одри нашла в таком балбесе, как ты?

– Что ты нашел в такой девушке, как Одри? Не слишком ли она для тебя правильная?

Она всегда была умницей и немного занудой, но ему, честно, это казалось очаровательным. Она постоянно его исправляла, когда он ошибался в ударениях, в ней присутствовал некий снобизм, присущий легким интеллектуалкам, которые хорошо учились в школе и прочитали некоторых классиков. И им даже понравилось. Он терпеть не мог, когда она пыталась его учить, и она замечала это по его взгляду. Поэтому она звонко смеялась и целовала его в нос.

Когда он услышал свой диагноз, у него, как это бывает, пролетела вся жизнь перед глазами. Он никогда в это не верил, а, впрочем, это все просто красивые слова, потому что на самом деле перед его карими глазами летели лишь отдельные моменты, как видеоклипы. Щелк. Вот они с женой на первом отдыхе, на горнолыжном курорте. К середине дня она уже спокойно может съехать с достаточно высокой горки, в то время как он все еще держится за дерево. Она всякий раз проезжает мимо него, и он вынужден показывать ей большой палец, мол, с ним все в порядке, но по ее улыбке он понимает, что ее умиляет его «способность» к зимним видам спорта. Щелк. Он находит книжку на чешском языке и читает ей вслух, конечно, совершенно не зная чешского, а она покатывается со смеху и пьет какао. Щелк. Она надувает губы, потому что обжигает язык горячим какао. Вся ли это жизнь? Это точно те моменты, в которые он чувствовал себя живым. И когда его мозг услышал диагноз, он словно в насмешку напомнил ему об этих минутах.

В аэропорту, как это бывает, можно наблюдать за людьми. Кто-то кого-то провожает, кто-то, напротив, встречает. В аэропорту почти нельзя встретить людей потерянных, ищущих что-то взглядом растерянно, с просьбой о помощи. В аэропорту каждый точно знает, зачем и почему оказался на этом месте и в это время. Очень уверенное место, очень динамичное. И он всегда любил аэропорты. С самого детства, когда он буквально с ума сходил от нетерпения перед путешествием, и для него это оказывалось целым событием. Помнится, он неделями сводил с ума своих родителей расспросами о том, когда они уже сядут в самолет. Может быть, все дети любят путешествия и самолеты? Почему-то поезда никогда не вызывали у него такого же духовного трепета. Его мать страшно боялась самолетов, у нее потели ладони, и она часто отправляла его вместе с отцом, а сама оставалась дома в полной безопасности. Он же потом рассказывал, как забавно они попали в грозу, как сильно трясло самолет, и как нервничали стюардессы, доводя мать до непревзойденных эмоций. Как бы там ни было, он с самого юного возраста питал слабость в отношении самолетов и аэропортов.

Сегодня не исключение. Сегодня особенный день. Он светится и пытается угадать мысли каждого встречного человека. Сам с собой спорит – за кем интереснее наблюдать: за встречающими или же провожающими. Потом сидит в кафе около своего выхода и пьет кофе с коньяком, добавляя коньяк в черный напиток из маленькой бутылочки, купленной в Дьюти Фри. Улыбается молодой мамочке, которая не в силах справиться со своим испорченным отпрыском, что требует у нее машинку как у Бэтмэна. Она отвечает ему вымученной и усталой улыбкой, в которой он, лично, может прочесть, что она бы и рада уединиться с ним в туалете аэропорта, но отпрыск будет недоволен, и вообще ее жизнь стала катиться к черту и посвящена только этому капризному ребенку.

Хотя, возможно, она думала вовсе о другом:

«Опять на меня пялится какой-то одинокий алкоголик. Что ему надо, он, что, не видит, что я с ребенком? Насмехайся, чертов самовлюбленный козел».

Но он, интерпретировав ее улыбку и взгляд по-своему, был вполне себе удовлетворен. Узнавать точно он не собирался и принял решение доверять своим мыслям.

Он заказывает себе еще кофе и, чтобы не выглядеть сумасшедшим кофейным пьяницей, добавляет к заказу пирожное с малиной. Которое оказывается сущей дрянью, поэтому он так и оставляет его на тарелке. Даже коньяк с кофе не спасает, хотя вроде бы должен разжигать аппетит. Он принимает решение, что лучше съест не самую вкусную еду в самолете. Тоже как часть путешествия. Одного из самых важных в его жизни, если не самого важного, что также придает обстоятельствам определенный колорит.

Его прекрасное настроение не может испортить и очернить даже то, что монотонный голос диспетчера объявляет о задержке его рейса. Он, конечно, вздохнул и даже покачал головой, как и остальные ожидающие, но по большому счету ему было все равно, и он не собирался такой мелочи, как двухчасовая задержка рейса, омрачить ему настроение. Придется провести еще некоторое время наедине с самим собой, не самая неприятная компания, к слову.

– Какая встреча, только не говорите, что не узнали меня, иначе моя вера в судьбу значительно пошатнется.

Он заигрывает неумело. Правда, никто не жаловался. Кто вообще сказал, что мужчины умеют заигрывать? Мужчины или безапелляционно берут то, что им захотелось, или же что-то невразумительно мычат, пытаясь быть джентльменами, но в результате остаются в так называемой фрэнд зоне. И если выбирать из двух зол меньшее, в итоге неизвестно, что лучше. Он, скорее, относится к той категории, которая идет напролом. Все что угодно, лишь бы не «ты замечательный друг, и кто-то обязательно будет с тобой счастлив». Лучше быть чертовым придурком, который возомнил о себе слишком многое, лучше быть человеком, о котором потом будут рассказывать своим подружкам: какой он хам и неотесанный мужлан, с которым и кофе выпить противно, не то что уж сходить на свидание. Хотя бы весело. Лучше, чем быть милым джентльменом, который так никогда и не добьется чего-то большего. Лучше уж быть слишком плохим, чем позорно прослыть слишком хорошим, что на языке женщин обозначает:

«Он вообще ни рыба, ни мясо, совсем не привлекает меня. Но смотрит таким по-собачьи преданным взглядом, что я не могу отказать себе в удовольствии держать его около себя».

Вот и сейчас он идет напролом. Да пусть посмотрит на него как на идиота, пусть скажет, что ее вообще не интересуют мужчины – ему на самом деле все равно. То есть она, конечно, хорошенькая и все такое прочее, но он не герой произведений про любовь, который влюбился с первого взгляда и пошел творить безумства. Он никогда не переживал из-за отказов, а уж сегодня и вовсе, когда у него впереди вторая жизнь, он не был бы задет отказом какой-то миловидной девицы.

Она откидывает каштановые волосы со лба, таким естественным, но почему-то очень чувственным движением руки. Поднимает на него взгляд и щурится. А вот это уже обидно, она его не узнала. Слегка задевает его мужское эго. У нее глаза зеленые, как трава. Очень яркие – такие вообще бывают?

– Мы столкнулись на улице. Вот уж не думал, что снова встретимся, да еще и в аэропорту. Воистину, как тесен этот мир.

Он чувствует себя полным идиотом, потому что она хоть и улыбается снисходительно, но, по всей видимости, совершенно не может его вспомнить. Наверное, в своей голове она уже решила, что он неумелый донжуан, который таким дешевым способом всего лишь старается выделиться из толпы других донжуанов. Он предпринимает последнюю попытку, решив капитулировать, если она продолжит так же противно улыбаться, как будто бы его учительница в старших классах, когда знала, что он не выучил урок.