Мост над черной бездной - Яна Розова

«Садист и придурок, – обозвал себя Седов. – Будь я проклят!»

Машина тронулась с места.

– Как ты меня нашла? – поинтересовался Паша.

– Видела в твоем паспорте адрес, запомнила.

Элли умела удивлять.

– А почему тебя так зовут? Кажется, есть такая сказка – про девочку, которую унес ураган в волшебную страну…

– Ну, это не совсем моя история. – Ее смех звучал звонко и молодо. – Я родилась в Таллине, хоть мои мама и папа – русские. Мама у меня из глубокой деревни, вкуса – ноль, а Таллин ее с ума свел. Родилась я, и меня решено было назвать «по-таллински». Насколько я знаю, в моем имени нет ничего эстонского. Просто мама знала кого-то с таким именем в Таллине. Когда мне было три года, мы вернулись из Эстонии, и мама стала называть себя католичкой, дескать, привыкла к этой религии. И считала, что я тоже католичка, раз там родилась. Мама была с прибабахом, но она все равно была хорошей мамой.

– У тебя есть дети?

– Дочь… Ты ее уже видел.

– Тонущая русалка?

– Да, Наташка. Видишь, у меня вкус намного лучше!

Через двадцать минут «мерседес» развернулся на кольце перед развилкой, ведущей на три стороны света, и понеся в восточном направлении. Элли и за рулем напоминала балерину, на этот раз – в красной шкатулке.

В дороге Пашка пил пиво, надеясь утихомирить совесть. Через два часа, когда его состояние и вправду слегка улучшилось, кабриолет въехал в Курортный, еще через пятнадцать минут остановился у глухих металлических ворот дома Элли. Она посигналила – ничего не произошло. Она посигналила еще раз.

– Блин. – Элли взъерошила свои пепельные волосы. – Илюша у нас в облаках витает, влюбился в мою падчерицу, с ума сходит.

Створки ворот наконец-то разъехались, машина вкатилась во двор.

Так Паша стал мерзавцем окончательно.

Пашина жизнь в доме любовницы давала ему все для того, чтобы чувствовать себя комфортно. Комфортно и более того, ибо ему снова незаслуженно повезло с женщиной, оказавшейся рядом. Это везение было самой большой загадкой в жизни Павла Петровича. Почему такие милые, хорошие женщины выбирали его, было непонятно. Он обещал им одни неприятности, не располагал средствами, честно объяснял, что алкоголик и неудачник, а они все равно пригревали его на своей груди. Это было несправедливо, как и то, что единственная женщина, в которую он влюбился до потери сыщицкого инстинкта, не была с ним ни милой, ни хорошей. Такова жизнь, думал Пашка, подытоживая пустые умствования.

Дом Элли поразил Седова изобилием жильцов, причем большинство из них едва вышли из подросткового возраста.

«Хотел сбежать от одного нерожденного ребенка, – усмехнулся про себя Павел Петрович, – а попал в детский сад!»

Он сильно путался в детях, выделив для начала из общей массы молодых загорелых тел – юношеских и девичьих – Наталью, дочь Элли.

Она тоже выделила его, взяв шефство над гостем в своеобразном, так сказать, формате.

– Это мамин знакомый, – представила она Седова немолодой женщине по имени Тамара, исполнявшей роль горничной, официантки и экономки.

– Это мамин бойфренд, – объяснила она нескольким парням, развалившимся на диване в гостиной перед телевизором.

Они были сводными Наташиными братьями и друзьями братьев, приехавшими погостить на курорт. Впрочем, парни предпочитали не оздоравливаться, а болеть за любимую команду с пивом и истошными воплями.

– Это мамина секс-игрушка, – сообщила Наталья девушкам примерно своего возраста, лежавшим у бассейна, – сводным сестрам и подругам.

Лица девушек были наполовину скрыты солнценепроницаемыми очками, в которых отразился Пашка – малюсенький и кривоватый. Сестры и подруги Наташи осмотрели Павла Петровича с видом знатоков, но особенно придираться не стали.

– У вас анорексия? – спросила одна.

– Вы с Северного полюса приехали? – поинтересовалась другая.

– А ключик куда вставляется? – слюбопытничала третья.

Были и другие люди в доме – они работали в саду, чистили бассейн, привозили продукты, увозили мусор, но их Наталья просто не замечала и с ними Пашу не знакомила.

Вскоре Паша разобрался, что хозяйских детей в доме пятеро: трое женского полу – Наталья, Ульяна и Оксана, двое мужского – Захар и Гаврил. Гости же сменялись чуть ли не каждый день.

Братья и сестры внешне мало походили друг на друга. Старший брат Захар, например, был высоким блондином с тонким лицом, на котором постоянно цвела рассеянная, смущенная, нагловатая или вежливая улыбка. Его светло-русые волосы, стриженные под горшок, закрывали лицо, и он не спешил их убирать, словно прячась за ними. Говорил Захар тихо, уверенно и даже значительно.

Гаврил, в противоположность ему, был невысоким, широкоплечим пареньком с коротко стриженными черными волосами и красивыми голубыми глазами, с девичьими ресницами. При этом младший брат был довольно эмоционален, не стеснялся распускать руки.

У каждой из сестер имелся собственный образ. Рыжеволосая Ульяна считалась красавицей, Наташа – умненькой, а самая старшая, крупная медлительная Оксана – взрослой и серьезной.

Элли объяснила своему случайному гостю, что муж в свое время начудил и наплодил наследников немереное количество. Будучи человеком ответственным, ни от кого из детей он не отказался, более того, всех усыновил и приютил. С матерями своих чад Эллин муж тоже сумел договориться. К сожалению, он человек занятой, крупный бизнесмен, и времени у него на исполнение родительского долга не остается. В материальных средствах для детей нет ограничения, но направлять их некому. Элли не может взять на себя ответственность за такое количество спиногрызов, она не нянька, а воспитатели и гувернеры от этих лоботрясов бегут, будто ужаленные, и что тут можно поделать – непонятно.

Рай на земле

Так в Пашиной тусклой жизни начался один из самых странных периодов. Дом Элли вполне мог сойти за рай, только было совершенно непонятно – за какие заслуги сюда попадали? Эгоистка Элли – Седов не мог не замечать самых ярких деталей в сущности этой нежно относящейся к нему дамы – и толпа избалованных сопляков заслуживали скорее отрезвляющих жизненных проблем. Да и сам мерзавец Павел Петрович…

Тем не менее день у Паши начинался волшебно-с плавания в бассейне. Он и не думал, как это шикарно – выбраться из теплой постельки и через полминуты уйти под воду с головой. Вынырнув с восторженным гиканьем, Пашка бежал в ванную, а потом просил у Тамары кофе и ложился на шезлонг.

Кофе он дополнял коньяком.

В то время, когда Павел Петрович наслаждался утром, хозяйка работала над собой. Она занималась с приезжавшей ежедневно тренершей пилатесом, фитнесом или йогой. Отработав свои ежедневные полтора часа, прихорашивалась с помощью парикмахера, косметолога, массажиста и многих других людей, так же, как и тренер, приезжавших в ее дом в дообеденные часы.

Обычно, закончив процедуры, Элли выходила к бассейну с фразой:

– Помолодела так, что хоть памперс покупай!

Это означало, что пора ехать в город – завтракать.

В первые дни было неприятно каждый раз ссориться с ней по поводу оплаты – Паше было не по себе: он не мог есть за счет женщины, с которой жил, но Элли нашла консенсус:

– Давай так: ты будешь моим шофером. У меня зрение слабеет (она, конечно, врала), мне уже опасно за руль садиться. Только вместо денег я буду тебя кормить и поить, идет?

– Чушь, – не согласился Паша.

– Тогда ты будешь возить не только меня, но и Тамару. Она ездит на рынки, в магазины и так далее, ее сопровождает наш охранник. Поэтому получается, что, когда он уезжает, мы остаемся беззащитны.

– Ладно. – Пашка понял, что Элли дает ему возможность сохранить лицо, а он только капризничает. – Буду осетинский пирог с сыром, салат с помидорами, пахлаву, чай с чабрецом.

После завтрака они с Элли гуляли по Курортному. Элли считала, что ей (для фигуры) необходимо больше ходить, а Павлу Петровичу было все равно, что делать.

Вернувшись домой, Элли уходила в студию. Оказалось, что она не балерина, а художница в хорошей форме. Элли писала только небо: облака, тучи, закаты, рассветы, радуги, громы и молнии, птичьи стаи, солнце, луну, звезды. По мнению Седова, она здорово наловчилась в своей теме, ему нравилось.

– Небо – это самое красивое на земле, – говорила она.

Кроме собственных работ на стенах ее мастерской висели репродукции с небесами – от рафаэлевской Мадонны, нисходящей с небес, до работ современных авторов, которые Паша видел впервые. Небеса утром, небеса в обед, небеса на закате.

Интересно, что почти всегда небо на картинах Элли выглядело так, как оно выглядит, если стать посреди широкого поля и закинуть голову.

– Ты рисуешь лежа?

– Вопрос дурацкий, но искренний, – рассмеялась Элли. – Я рисую стоя, просто поднимаю голову. Ты знаешь, что люди редко поднимают голову? А это очень полезно для шеи и не позволяет образовываться второму подбородку.