Как опасно быть женой - Дебра Кент

Я выбираю четыре синие конфетки, которые, вопреки заверениям рекламы, превосходно тают в руках, особенно если нервничаешь.

– Ну и вот, я знала, что он должен появиться, поэтому… (Девицы подаются вперед. В комнате становится тихо, как в мавзолее.) В общем, я специально для него нарядилась. Целый день ходила кулема кулемой, а перед его приходом накрасилась. Ради курьера. Для меня это уже нечто, понимаете? Я ведь замужем!

Энни трясет головой: дескать, ты не женщина, а позорище.

Я задуваю свечу:

– Игра окончена. Вы, мои дорогие, как хотите, а у меня уже глаза слипаются.

– И это все? Конец? – хмурится Фрэнки.

– А вы что хотели услышать? Что я встретила его в купальнике? И сказала, что не прочь заглянуть ему под упаковку?

– Для начала. – Энни втягивает в рот кубик льда и тут же выплевывает обратно в бокал. – Ты хоть подумывала о том, чтобы соблазнить его?

Чего ради, если мой муж – самый нежный и страстный любовник на свете? Майкл знает мое тело, как Йо-Йо Ма [3] – свою виолончель, он касается меня с любовью и интуитивной точностью. В последнее время, правда, нам редко удается выкроить время для секса. Он все больше пашет на работе, и мы иногда за целый день не успеваем не то что обняться – словом перемолвиться.

– Понимаете, – неловко бормочу я, – он, по-моему, очень симпатичный. Вот мне и хотелось хорошо выглядеть, когда он придет.

– Зачем? – спрашивает Энни.

– Не знаю. Видимо, потому, что он красавчик.

– Давай-ка еще раз по порядку, – говорит Фрэнки. – Ты намазала губы блеском ради парня из “Ю-Пи-Эс”. Он отдал тебе посылку, ты расписалась и закрыла за ним дверь. Все?

– Не только блеском. Еще румяна.

– Господи, Джулия, ну ты и зануда, – изрекает Энни с категоричностью ведущего телевикторины. Очень жаль. Ответ неверный. Вам придется покинуть игру. Энни вечно твердит, что я излучаю неоспоримо замужние флюиды. Со мной не заигрывает даже парень из энергосбытовой компании, известный на всю округу бабник. – Ради всего святого, девушка! Работаете в Институте Бентли, а сами… Веником убиться!

Я действительно работаю в Институте Бентли. В смысле, Элизы А. Бентли, первой американской исследовательницы, разобравшей по косточкам человеческую сексуальность и снявшей с нее налет мистицизма. Знаете, “Ежегодный отчет Института Бентли о сексуальном поведении человека”? Музей Бентли, самое большое в мире собрание эротических и сексуальных артефактов? Вход только по специальной договоренности и с удостоверением.

Просто так, с улицы, не зайдешь и на египетские фаллосы не посмотришь.

– Энни хочет сказать, – с умоляющим жестом перебивает Фрэнки, – что легкая испорченность тебе бы не повредила. Вовсе не обязательно все делать по правилам, Джулия. Надо научиться получать от жизни кайф.

Тоже мне новость. Я всю жизнь иду проторенной, чистенькой дорожкой. Моей матери никогда не приходилось на Хэллоуин заставлять меня надевать пальто поверх маскарадного костюма – я сама на этом настаивала. Я никогда не каталась на американских горках, не играла в “семь минут в раю”, не лезла смотреть подарки до Рождества и по-честному вернулась домой сразу после выпускного бала. Я дежурила на переменах, переводила малышей через дорогу и была названа “самой разумной” в выпускном альбоме – кажется, этот титул придумали специально для меня. В колледже, пока мои соседки скручивали и пускали по кругу косячки, я пробавлялась диетической содовой, готовилась к экзаменам и затыкала уши, спасаясь от вопящей музыки и глупой болтовни. Но теперь, при всей своей праведности, я готова признать, что в моих подругах есть нечто, чего мне не хватает, – игривая беззаботность, которую, подозреваю, мужчины находят сексуальной. Полагаю, именно это качество привлекло моего мужа к Сюзи Марголис, но сейчас мне лучше об этом не думать.

Моя мать умеет получать от жизни кайф. Она работала барменшей и в открытую пила на работе, развелась с моим отцом до моего рождения, приводила любовников в нашу крохотную квартирку и регулярно выписывала чеки на суммы, существенно превышавшие остаток на счете. Долгие годы я считала, что поговорку “Правила существуют, чтобы их нарушать” придумала моя мать. Трина Макэлви учила меня проходить в кинотеатр без билета, красть у соседей газеты и переклеивать ценники на солнечных очках. Она проделывала все это очень уверенно, словно считая, что попирать американские законы – ее неотъемлемое, Богом данное право. Она чуть ли не заставляла меня подделывать ее подпись на школьных бумагах. (“А что? Ты же знаешь, я бы все равно подписала”.) Намухлевав с чеком, Трина всегда делала невинные глаза – мол, ни черта не смыслю в банковских делах.

В конце концов ее обвинили в финансовых махинациях. Полиция явилась за ней на праздник мороженого для девочек-скаутов. Двое мужчин в форме подошли к столу и сообщили, что намерены арестовать ее, но мама, не поднимая головы, упрямо продолжала разливать лимонад по бумажным стаканчикам.

– Здесь сорок пять девочек, сэр, и все хотят пить, так что уж я позабочусь, чтобы ни одну не обделить, – сказала она, не отрываясь от своего занятия.

На безупречной картине нежных пасхальных тонов, с мамами и дочками в длинных летящих юбках и блузочках с рюшами, желтыми нарциссами на столах, розовыми и бледно-голубыми гирляндами из гофрированной бумаги через всю комнату, полицейские казались двумя отвратительными чернильными кляксами. Мать, глянув на меня, спросила, можно ли обойтись без наручников. Полицейские согласились. Один из них, лысый, по дороге к выходу цапнул со стола стаканчик лимонада. А я весь вечер просидела с Кэти Лендер и ее матерью, не считая тех тридцати минут, что меня рвало в туалете. Кисло пахнущее шоколадное мороженое заляпало стульчак и волнистый белый воротничок моего нового платья. Мать обещала вернуться домой к ужину и непостижимым образом ухитрилась сдержать слово. Я тогда была в третьем классе и наотрез отказалась возвращаться в свою школу, так что матери пришлось перевести меня в другую. Она нашла новую квартиру в пятнадцати милях от старой. А потом во исполнение приговора два с половиной месяца каждый день ездила в город на общественно-полезные работы и в ярко-оранжевом жилете собирала мусор вдоль шоссе вместе с прочими осужденными. Я безумно боялась, что ее узнает кто-нибудь из моих подруг: школьный автобус ходил по Тридцать седьмой Южной трассе.

Остаток детства и взрослые годы я усердно лепила из себя полную противоположность Трине Макэлви. У нее было много любовников? У меня не будет ни одного. Она окончила десять классов? Я получу степень магистра. Она – мать-одиночка с одним ребенком? Я выйду замуж и рожу троих. Однако, искореняя в себе ее недостатки, я лишила себя и достоинств. Ибо чувственная, жадная до любовных утех, непредсказуемая Трина Макэлви, кроме всего прочего, абсолютно счастлива.