Ключ к убийству - Дороти Сейерс

Все эти сведения с пространными подробностями вливались в ухо лорда Питера мистером Типпсом, который, казалось, чувствовал, что соседство столь выдающихся учреждений и лиц бросало ореол славы и на него, и на всю улицу Квин-Кэролайн-Мэншнс.

— Он сам был здесь сегодня утром, — с волнением произнес маленький архитектор, — в связи с этим ужасным делом. Инспектор Сагг подумал, что кто-нибудь из студентов-медиков затащил сюда этот труп шутки ради, поскольку они, можно сказать, трупы в анатомичке не переводятся. Поэтому инспектор Сагг сегодня утром отправился к сэру Джулиану узнать, не пропал ли у них какой-нибудь труп. Он был очень любезен, этот сэр Джулиан, — действительно очень любезен, хотя и был занят, когда полисмены пришли к нему в анатомичку. Он проверил по книгам, и оказалось, что все трупы на месте, и затем очень любезно пришел сюда, чтобы поглядеть на этот, — Типпс показал на ванну, — и сказал, что не может, пожалуй, ничем помочь нам, так как в морге госпиталя все трупы на месте, а мертвец в ванне не соответствует описанию ни одного из тех, что находятся у них.

— А также, надеюсь, он не принадлежит кому-нибудь из пациентов сэра Джулиана, небрежно заметил лорд Питер.

При этом неприятном намеке мистер Типпс побледнел.

— Не слышал, чтобы инспектор Сагг интересовался этим, — сказал он с некоторым волнением. — Это было бы просто ужасно — благослови Господь мою душу, милорд, я и не подумал об этом.

— Ну, если у них исчез какой-нибудь пациент, то сейчас они, вероятно, уже обнаружили пропажу, — сказал лорд Питер. Давайте-ка взглянем на этого. — Он вставил монокль в глазницу и добавил: — Как я заметил, вас здесь очень беспокоит залетающая в окна сажа. Досадное неудобство, верно? У меня та же проблема — портятся книги, знаете ли. Вот, да вы не переживайте, можете не смотреть на него, если вам так неприятно.

Он взял из дрожащей руки мистера Типпса край простыни, наброшенный поверх ванны, и отвернул ее.

В ванне лежал труп высокого крепкого мужчины лет пятидесяти. Его волосы — густые, черные и от природы вьющиеся — были подстрижены и расчесаны на пробор рукой мастера. От них исходил слабый запах фиалок, превосходно различимый в закрытом пространстве ванной комнаты. Лицо его было довольно полным, мясистым, с резкими чертами, выпуклыми темными глазами и длинным носом, изогнутым навстречу тяжелому подбородку. Щеки его были чисто выбриты, губы полные и чувственные. Опущенная нижняя челюсть открывала зубы в табачных пятнах. Словно насмехаясь над смертью, на носу у него с гротескной элегантностью красовалось изящное пенсне. Тонкая золотая цепочка изгибалась на обнаженной груди. Ноги были вытянуты параллельно друг другу, руки лежали вдоль тела, пальцы их были слегка согнуты естественным образом. Лорд Питер приподнял одну руку трупа и, слегка нахмурясь, взглянул на ее кисть.

— А он щеголь, ваш гость, верно? — пробормотал он. — «Пармская фиалка» и маникюр. — Он снова наклонился и просунул руку под голову трупа. Пенсне соскользнуло и звякнуло о ванну. Этот звук нанес решающий удар по расшатанным нервам мистера Типпса.

— Извините меня, — пробормотал он, — но это зрелище вызывает у меня головокружение. Я, кажется, сейчас потеряю сознание.

Он выскользнул из ванной, и, едва за ним закрылась дверь, лорд Питер, быстро и осторожно приподняв тело, перевернул его и осмотрел, наклонив голову вбок, с видом покойного Джозефа Чемберлена, одобряющего редкую орхидею. Сэр Чемберлен тоже имел привычку носить монокль. Затем, положив голову себе на предплечье, лорд Питер достал серебряную спичечницу, которая оказалась замаскированным карманным фонариком, к посветил в открытый рот трупа. Затем, озабоченно бормоча что-то себе под нос, он положил тело, взял таинственное пенсне, повертел в руках, посмотрел сквозь его стекла. Потом, стараясь не оставить никаких следов своего вмешательства, дабы не злить раздражительного инспектора Сагга, он водрузил пенсне на нос мертвеца и привел тело в его первоначальное положение, после чего вернулся к окну и, высунувшись наружу, пошарил по сторонам своей тростью, которую он зачем-то захватил с собой. Не обнаружив ничего существенного, он прекратил свои исследования, закрыл окно и присоединился к мистеру Типпсу, ожидавшему его в коридоре.

Мистер Типпс, тронутый этим полным сочувствия интересом со стороны младшего сына герцога, осмелился по их возвращении в гостиную предложить ему чашку чаю. Лорд Питер, подошедший к окну и любовавшийся видом на Бэттерси-парк, готов был уже согласиться, когда в конце Принс-Уэльс-роуд показалась карета «Скорой помощи». Вид ее напомнил лорду Питеру о предстоящей важной встрече, и, пробормотав: «Боже милостивый!» — он торопливо попрощался с мистером Типпсом.

— Моя матушка просила передать вам свои добрые пожелания, — сказал он, горячо пожимая ему руку. — Она надеется, что вы вскоре опять появитесь в Денвере. До свидания, миссис Типпс, — проорал он добродушно в ухо старой леди. — О нет, мой дорогой сэр, пожалуйста, не провожайте меня.

Он ушел как раз вовремя. Едва он повернул к станции, как у дома Типпса остановилась карета «Скорой помощи» и из нее показался инспектор Сагг с двумя констеблями. Инспектор поговорил о чем-то с дежурившим около дома полицейским и бросил подозрительный взгляд в сторону удаляющейся спины лорда Питера.

«Старина Сагг, — подумал Уимзи с симпатией, — стреляный воробей! Как же он, вероятно, ненавидит меня».

Глава 2

— Превосходно, Бантер, — сказал лорд Питер, опускаясь со вздохом в роскошное кресло.— Даже я сам не смог бы сделать это лучше. При мысли о Данте у меня уже слюнки текут — а тут еще и «Четыре сына Эймона». И ты еще сэкономил мне шестьдесят фунтов — это великолепно. На что бы нам их потратить, Бантер? Подумай об этом — ведь все это наше, мы можем потратить их как захотим, ибо, как справедливо отметил Харолд Скимпоул, сэкономленные шестьдесят фунтов — это выигранные шестьдесят фунтов, и я за то, чтобы их целиком истратить. Это твоя экономия, Бантер, и, собственно говоря, это твои шестьдесят фунтов. Итак, что нам нужно? Что-нибудь по твоей части? Не хотелось бы тебе что-нибудь изменить в квартире?

— Ну, милорд, раз уж ваша светлость так добры… — Слуга помолчал, собираясь налить старое бренди в ликерную рюмку.

— Ну ладно, выкладывай все, Бантер, невозмутимый старый лицемер! Не надо торжественности — ты проливаешь бренди. Да, твой голос — это голос Иакова, но руки — руки Исава. Чего еще не хватает этой твоей проклятой фотолаборатории?

— Знаете, милорд, существует такая вещь, как объектив двойной анастигмат с добавочными линзами, — сказал Бантер с почти религиозным жаром. — Так вот, если мы имеем дело со случаем подделки банкнотов или документов или с отпечатками пальцев, я мог бы сам увеличивать фотоcнимки. Могла бы пригодиться и широкоформатная линза. Она работает так, словно у камеры есть глаза на затылке, милорд. Вот посмотрите, здесь есть ее описание.

Он вынул из кармана каталог и дрожащими руками поднес его к лицу своего хозяина.

Лорд Питер внимательно прочел описание, и уголки его широкого рта приподнялись в легкой усмешке.

— Для меня это совершенно непонятно, — сказал он. — Кажется нелепой такая цена за несколько кусочков стекла. Думаю, Бантер, что и ты мог бы сказать, что семьсот пятьдесят фунтов — это несколько слишком за грязную старую книгу, написанную на мертвом языке, верно?

— Мне не пристало говорить такое, милорд.

— Верно, Байтер, я плачу тебе двести фунтов в год как раз для того, чтобы ты держал свои мысли при себе. Скажи-ка, Бантер, в эти демократические времена тебе не кажется, что это несправедливо?

— Нет, милорд.

— Не кажется. Не скажешь ли ты мне откровенно, почему это не кажется тебе несправедливым?

— Откровенно говоря, милорд, ваша светлость получает чуть ли не королевский доход, чтобы приглашать к обеду леди Уорсингтон и воздерживаться в ее присутствии от остроумных замечаний, к которым ваша светлость имеет несомненный дар.

Лорд Питер обдумал это.

— Так вот о чем ты, Бантер. «Положение обязывает» — за вознаграждение? Я бы сказал, что ты прав. Значит, ты более состоятельный человек, чем я, поскольку мне пришлось бы вести себя достойно с леди Уорсингтон, даже если бы у меня не было ни пенни. Бантер, если бы я тут же уволил тебя, мог бы ты сказать мне, что ты обо мне думаешь?

— Нет, милорд.

— Ты имел бы полное право сделать это, мой Бантер, и, если бы я уволил тебя, попивая великолепный кофе, который ты готовишь, я бы заслуживал самых гнусных эпитетов. Ты настоящий волшебник по части приготовления кофе, Бантер, — не знаю и знать не хочу, как тебе это удается, потому что считаю это твое умение самым настоящим колдовством и не собираюсь вечно гореть в аду за соучастие. Ты можешь купить эти твои добавочные линзы.