Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

Временами она просто ненавидела этот тихий внутренний голос, который постоянно напоминал ей, что совершенствование общества нужно начинать с себя.

В школе ее встретила мрачная, как туча, учительница продленки Елена Ивановна. В классе, кроме ее детей, уже никого не было. Дочку, видно, только что привели из другого класса — она сидела за партой уже в пальто, но раскраснеться от жары еще не успела.

— Вы знаете, который час? — резко спросила Елена Ивановна, вскидывая прищуренные глаза от тетради, в которой она черкала что-то красной ручкой.

— Извините, пожалуйста, — сбивчиво проговорила та, которую позже назвали Мариной, — я в магазине задержалась… Там очередь, а потом еще скандал случился…

— А мне в магазин не нужно? — ядовито поинтересовалась Елена Ивановна. — Как я, по-вашему, могу туда попасть, если мне здесь с Вашими детьми допоздна сидеть приходится?

— Ну, простите, ради Бога, больше это не повторится. — Та, которую позже назвали Мариной, кивнула детям. — Быстренько собирайтесь, мы не можем и дальше Елену Ивановну задерживать.

— Нет уж, придется задержаться, — решительно заявила та. — Я уже все равно никуда не успею, а мне нужно с Вами поговорить.

Та, которую позже назвали Мариной, замерла в недобром предчувствии, стрельнув глазами в сторону детей. Кто сегодня отличился?

— Вот о нем. — Не поворачивая головы, Елена Ивановна кивнула в направлении ее сына. — Если Вы полагаете, что воспитание детей в духе вседозволенности дает хорошие результаты, позвольте мне Вас уверить, что Вы глубоко ошибаетесь.

От ее открыто неприязненного тона та, которую позже назвали Мариной, чуть не вскипела. О какой еще вседозволенности речь идет? И она, и муж всегда старались держать детей в рамках общепринятого поведения в обществе — ее саму мать в строгости воспитывала. И потом — не в присутствии же детей такие разговоры вести! С какой стати их мать, словно девчонку, отчитывать, вместо того чтобы просто объяснить, что случилось, и оставить родителям право воспитания собственных детей.

Тихий внутренний голос тут же пристыдил ее, говоря, что у учительницы и так ненормированный рабочий день, а она еще и своего личного времени не жалеет, чтобы помочь неблагодарным родителям в деле этого самого воспитания.

— Да что он натворил-то? — обеспокоенно спросила та, которую позже назвали Мариной, смутившись от всплеска материнской агрессивности.

— Он устроил сегодня драку в столовой, — ответила Елена Ивановна, — и…

— Ничего я не устраивал! — выпалил сын, глядя исподлобья на учительницу.

— Ну-ка, помолчи! — бросила ему та, которую позже назвали Мариной, и вновь обратилась к Елене Ивановне: — Вы уверены, что драку начал он? Он всегда хорошо с другими детьми ладил.

— Я пока еще в состоянии доверять своим глазам, — сухо ответила та. — И как Вы только что видели, он ничуть не стесняется грубить старшим, так что нечего удивляться, что он на одноклассников с кулаками бросается. А когда их удалось разнять, — продолжила она, поджав губы, — он крикнул, что завтра в школу придет его отец и все об этом пожалеют.

Та, которую позже назвали Мариной, укоризненно глянула на сына. Тот отвернулся, упрямо вздернув подбородок.

— Вы знаете, я уверена, — примирительно проговорила та, которую позже назвали Мариной, — что это он просто так, в запальчивости сказал. Но я, конечно, поговорю с мужем…

— Я не знаю насчет запальчивости, — прищурилась Елена Ивановна, — но если девятилетнего мальчика доставляют в школу на машине, то мне лично понятно, откуда у него берутся мысли о том, что законы и правила не для него писаны.

— Ну почему же «доставляют»? — растерялась та, которую позже назвали Мариной. — Просто мужу по дороге на работу…

— Не нужно мне напоминать, где работает Ваш муж, — отрезала учительница. — Лучше вспомните о том, что в нашем обществе все равны — хоть министр, хоть дворник — и детей нужно с самого малолетства приучать к осознанию того, что не место красит человека, а наоборот.

— Хорошо, мы поговорим с сыном, — тяжело вздохнула та, которую позже назвали Мариной, решив больше не спорить. Время и так уже позднее, всем давно домой пора, а ей еще нужно успеть ужин приготовить к приходу мужа.

На улице она покосилась на сына, который демонстративно шел в шаге от нее.

— И зачем ты это сделал? — спросила она.

— А пусть не толкается! — мгновенно вспыхнул мальчик.

— Кто? — поинтересовалась она, чтобы узнать, наконец, подробности инцидента.

— Вовка! — фыркнул сын. — Пусть не думает, что если он выше всех, то его все бояться должны. — Подумав, он добавил: — Папа еще выше.

— Значит, ты высокого Вовку бояться не должен, а он высокого папу должен? — улыбнулась она.

— Да, должен! — Мальчик совсем раскипятился. — Папа — высокий и сильный, он все знает и умеет, его все боятся и уважают.

— Да нет, ты знаешь, — негромко сказала та, которую позже назвали Мариной, — человека либо уважают, либо боятся. Чтобы и то, и другое одновременно — такого не бывает.

— Бывает, бывает! — уверенно возразил ей сын. — Когда я вырасту, у меня тоже машина будет, и кто меня толкнет, я того перееду.

— Вот об этом ты папе сегодня и расскажешь, — рассердилась она.

— Ну и расскажу, — насупился мальчик. — Это у тебя все хорошие, один я плохой.

— Ага, я — хорошая, — ввернула словечко дочка, — поэтому меня никто и не толкает.

Сын яростно повернулся к ней, но она вцепилась в руку матери и показала ему язык.

— Перестаньте, пожалуйста, — устало сказала та, которую позже назвали Мариной, и перекинула сумку в другую руку.

— Мама, а что ты купила? — Дочка обежала ее с другой стороны, чтобы заглянуть в сумку, но было уже темно.

— Сосиски, — с удовольствием открыла секрет та, которую позже назвали Мариной.

Заметно оживившись, дети ускорили шаг. Дочка опять взяла ее за руку — и опять за ту, в которой была сумка с продуктами. Идти было очень неудобно, на каждом шаге сумка била ее по ноге, но она молчала. Даже дочка давно уже отказывалась ходить с ней за руку, а сын и вообще предпочитал в стороне держаться. Через несколько шагов она все же сменила руку.

— Тебе помочь? — насупился сын.

Надо же, мелькнуло у нее в голове, дожилась — на помощь ребенка напрашиваюсь. А у него и так ранец тяжеленный — одних только учебников шесть штук, да тетради, да пенал, да обувь сменная.

— Да нет, спасибо, — улыбнулась она, — тут уже два шага осталось.

Она повернули за угол дома и направились к своему подъезду.

Откуда до нее тут же донесся возбужденный голос Нины Петровны.

— Да что ты мне рассказываешь! Спешила она, как же! Она же удавится, прежде чем