Неправильный треугольник, или Геометрия для взрослых - Марина Семенова

Для начала, еще только в предвкушении предстоящей покупки, она стала заходить в дорогой магазин женского белья, который находился по дороге на работу. Продавцы, с вежливым превосходством оглядев её с головы до ног, без энтузиазма поначалу предлагали Лизе свои услуги, но вскоре привыкли к тому, что эта странная женщина каждый день бродит между вешалками и манекенами, и вскоре перестали обращать на неё внимание. И вот, наконец, когда заветная сумма грела ей карман и руку, которую она из этого кармана не вынимала, Лиза решительно подошла к скучающему продавцу и попросила примерить один из самых дорогих наборов. Несколько обескураженная цветом и ценой выбранного товара, молоденькая продавщица с профессиональной небрежностью достала нужный размер и спросила, косясь на ярко-красный комплект:

– Это вы для себя? Мерять будете? – и на всякий случай уточнила цену.

– Буду, – с готовностью ответила Лиза. – Обязательно буду.

Продавец проводила её до кабинки и ушла, а Лиза начала медленно раздеваться, оглядываясь на плотно задернутые шторки, будто совершала что-то преступное. Постепенно освоившись и осмелев, она сняла с себя всю одежду, но не торопилась примерять это рубиновое откровение со взбитыми по краям кружевами, ожидавшее её на изящной вешалке.

Лиза стала рассматривать себя в огромном зеркале, неожиданно сознавая, что это занятие доставляет ей удовольствие. Те фрагменты отражений, из которых она ежедневно складывала себя: тусклый, запотевший прямоугольник над умывальником в ванной, овальное зеркальце в старенькой пудренице, где уже давно не было пудры, и запыленные витрины магазинов, отражающие её путь на работу, вдруг сложились в большую и откровенную картину. И, к своему искреннему удивлению, Лиза поняла, что картина эта ей очень нравится. Ей нравилась отраженная в зеркале сорокалетняя женщина, с полупрозрачной голубоватой кожей, тонкими запястьями, с огромными, тревожными глазами и припухшими, обветренными губами, так давно не целованными, что вполне заслуживали эпитета «безгрешных».

Но как только на ней появилось это ажурное безумие, от тихой, уставшей женщины не осталось и следа. На Лизу смотрело совершенно другое существо, неизвестное ей, ненасытное в своих мечтах и желаниях. Словно все эти годы внутри неё жила и формировалась Женщина, неразбуженная, тоскующая по настоящей любви. Жаркая, чувственная, смертельно голодная. Если все это было в ней – то где пряталось, в каком закоулке души и подсознания? Почему ни разу не обозначилось, не проявилось, не взбунтовалось, не попросилось наружу?

Ответов на все эти вопросы Лиза не знала. Сейчас она знала только одно: она обязательно купит все эти кружева, бантики и тесемки, отнесет домой и спрячет так, чтобы никто из домашних их никогда не нашел.

Она сняла с себя белье, бережно сложила его, разглаживая ладошкой невесомую ткань, оделась и, выйдя из примерочной, улыбнулась продавщице, уже несколько минут нервно покашливающей по ту сторону занавески:

– Выписывайте, я это беру.

Теперь у неё была тайна. Шелковистый, ярко-красный повод становиться другой. Хотя бы изредка, очень ненадолго, когда все домашние дела переделаны, а дочка еще не вернулась из школы, Лиза, воровски оглядываясь, доставала из дальнего уголка кладовки свою запретную радость. И, дрожа всем телом, стремительно раздевалась, пугливо оглядываясь на дверь. Но страх жил в ней лишь до той минуты, пока это кружевное безрассудство не оказывалось на её теле. Как только был застегнут последний крючок и вдохновенно расправлены все бантики и кружева, Лиза становилась другой. Уверенной в себе, отчаянной, вызывающе смелой. Мгновенно менялись её походка и взгляд, движения становились плавными и величественными. Чужим становилось все, даже голос. Когда в эти минуты звонил телефон и она отвечала на звонок, её никто не узнавал на другом конце провода. Может быть, поэтому на растерянный возглас: «Ой, извините, кажется, я ошибся номером!», она чаще всего бесстрастно отвечала: «Да, вы ошиблись…»

Вскоре к ярко-красному нижнему белью добавился коротенький летящий пеньюар и трогательные тапочки с пушком, которые делали ногу необычайно изящной. А со временем она решилась на еще одну покупку – очень дорогую заколку с двумя бриллиантовыми осколками. Крохотными, но превращавшими эту безделушку в роскошь. Во всяком случае, для Лизы она была именно такой. Несколько месяцев подряд эта ажурная заколка, выставленная в витрине магазина, манила к себе Лизу с какой-то невероятной, почти магической силой. Всё это время она практически голодала, принося себя в жертву такой женской мечте.

К Рождеству тайному желанию было суждено осуществиться. Заколка перекочевала с прилавка магазина в кладовку. Настоящей преступницей ощущала себя Лиза, иной раз облачаясь в эти запретные наряды. Делала она это крайне редко, но уже по-другому. Не опасливо и торопливо, как раньше, озираясь на дверь и вздрагивая от каждого шороха, а выверенно и спокойно, прислушиваясь к себе, смакуя все мелочи и подробности, не пропустив ни одно из своих ощущений. Каждый раз Лиза словно будила спящую в себе женщину, открывала и познавала её, погружаясь в это знание все глубже и глубже. Самое обычное переодевание, такое естественное для сотен других женщин, для Лизы превратилось в настоящий ритуал перевоплощения, фантастическую метаморфозу тела и души.

В тот день она, казалось бы, приняла все меры предосторожности. Проводила мужа в командировку, а дочь в школу. Даже помогла донести ей объемный пакет с костюмом принцессы, рожденный, как в сказке, за одну ночь. О предстоящем субботнем спектакле Катерина сообщила матери только накануне вечером. А еще о том, что завтра, на генеральную репетицию, всем велено явиться в костюмах. Поэтому всю ночь Лиза провела за швейной машинкой и наутро преподнесла дочери сказочный наряд, сочиненный из бархатного покрывала и французского тюля, так и не использованного по назначению. Тюль был куплен Вадимом в далеком Марселе, еще в самом начале их совместной жизни. Все последующие годы муж неоднократно напоминал о том, какую сумму пришлось за него выложить и чем пожертвовать ради молодой жены, отказывая себе во всем, в то время, когда другие члены экипажа пили, гуляли и спускали деньги на баб.

История о нечеловеческой жертве со временем стала легендой, повторяемой при каждом удобном случае, обрастая все новыми деталями и подробностями. Понимая всю значимость содеянного мужем, Лиза так и не решилась повесить кружевное безумие на окно. То ли желала продлить жизнь судьбоносной покупке, то ли опасалась того, что каждый раз, глядя в окно, Вадим будет напоминать жене о своем подвиге.

Итак, проводив дочку в школу, Лиза быстро навела порядок в квартире и, открыв воду в ванной, направилась к тайнику за спрятанным в нем свертком. Она медленно вынула содержимое пакета и бережно разложила на кровати, тщательно расправляя примявшуюся ткань. Потом вернулась в ванную и легла в воду, стараясь расслабиться и ни о чем не думать. Это, пожалуй, было сложнее всего. За все годы замужества она никогда не ощущала себя в безопасности. И порой напоминала самой себе сторожевую собаку, не теряющую бдительности ни днем, ни ночью. Всегда и всюду Лиза находилась в таком адском напряжении, что, даже сидя в троллейбусе, не могла расслабиться и держалась за поручень расположенного перед ней сиденья с такой силой, что начинали белеть костяшки крепко сжатых пальцев.

В те редкие минуты, когда она усаживалась в кресле с книгой или перед телевизором, её тело все равно оставалось напряженным. Поза всегда выражала готовность сорваться на внезапный зов мужа или дочери, а мозг прокручивал последовательность дел, которые ей еще предстоит сделать сегодня. Поэтому, как правило, ни один фильм ей не удавалось досмотреть до конца, а книги почти всегда возвращались владельцу недочитанными…

И сейчас, лежа в ванной, Лиза невероятным усилием воли пыталась остановить этот хоровод мыслей, возвращавших её в реальную жизнь, полную забот и обязанностей. Шум воды помогал рассеять внимание, а горячая ванна – расслабить тело и забыться.

Через час она неспешно вытерлась и, не одеваясь, направилась в комнату. Там все так же неторопливо она облачилась в свое неизменное красное белье, медленно натянула чулки, застегнула тугие защелки и скользнула упругими шелковыми ногами в кокетливые тапочки. Легким, игривым движением набросила на плечи коротенький полупрозрачный халатик и занялась волосами. Бережно высушила их феном, накручивая на круглую расческу небольшие пряди. И в завершение воткнула в уже сухие, собранные на затылке волосы, долгожданную заколку. Словно поставила точку. После которой мгновенно исчезла, растворившись во времени и пространстве. Вместо неё по комнате бесшумно двигалась, жила и дышала совсем другая женщина. С чужими жестами и желаниями, иным прошлым и будущим и другой, сложносочиненной, судьбой. Лиза подошла к магнитофону и коснулась кнопки «плей» тонкими, полупрозрачными пальцами, созданными для колец и поцелуев. Комната стала наполняться тихой музыкой, унося её всё дальше и дальше…