Кирюхин Ренессанс - Марианна Бор-Паздникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он смотрел в глаза царя, убившего своего сына. Хотел прочитать его мысли…
Представил, как будет убиваться мать, если его не станет… Судорожно сглотнул. Такие мысли посещали его последнее время всё чаще. «Обрыдло всё. Кирилл, как дела? Какие планы? Что тебя интересует? А нет у меня никаких планов! Никто не может ответить мне в чём смысл жизни. Тебе надо учиться. Мы тебя любим… Да пошли вы все…» Он снова глубоко вздохнул, жалея себя. И опять стал всматриваться в глаза Ивана Грозного, будто там были ответы на все не дававшие ему покоя вопросы. И именно там он найдёт ответ о смысле жизни.
«Как же они так рисовать умудряются? Может мне попробовать… Вон, Данька рисует. Ходит в какую-то студию… Слова умные говорит – кобальт, охра…»
– Молодой человек, через пятнадцать минут закрываемся.
Кирилл отстранённо глянул на небольшого росточка, худенькую смотрительницу зала.
– Чо?
– Закрываемся, говорю…
– А-а-а…
– А Вы так долго перед картиной стоите. Беспокоит Вас что-то? – в голосе её он уловил скрытое участие.
Кирилл молча махнул рукой и отправился к выходу из зала, но, не дойдя до него, неожиданно для себя развернулся и подошёл к женщине.
– А Вы давно здесь работаете?
– Всю жизнь. А ты рисуешь?
– Нет. Что Вы…
– Обычно долго перед картинами стоят ученики художественных школ. Рассматривают, как краски положены, как свет передают…
Кирилл вздохнул…
– А ты приходи завтра снова. Меня Марья Николаевна зовут. Скажешь что ко мне. Я тебе расскажу про картины. Звать-то тебя как?
В глазах Кирилла мелькнул огонёк жизни.
– Кирилл. Я приду. Наверное, приду. Спасибо.
Из картинной галереи Кирилл выходил с улыбкой. Дождя не было. Вечернее солнце пробивалось сквозь рыжеватую осеннюю листву… Охра…, – засмеялся Кирилл и вздохнул глубоко и радостно.
Дверь квартиры старался открыть, как можно тише, чтобы незаметно прошмыгнуть в свою комнату. Не удалось. Мать встретила в прихожей.
– Кирюша…
– Привет, – буркнул Кирилл, не глядя на мать. Блуждал глазами по коридору, будто ищет, где оставил тапки. – Только не начинай, мать… Пойду я завтра в колледж.
– Кирюша, а я только ужин приготовила, ты голодный же… Целый день неизвестно где….
– Мать… – Кирилл хотел нагрубить, но почему-то вспомнил Марью Николаевну и, смягчившись, произнёс, – не неизвестно где, а в картинной галерее. Я же говорил.
– Целый день, Кирюша? – вопрос прозвучал несмело и со скрытыми нотками то ли радости, то ли надежды…
– Снова пойду, – вместо ответа выпалил Кирилл, ему хотелось поделиться своей радостью, – Марья Николаевна пригласила.
– А кто это, Кирюша?
– Смотрительница, там, в одном зале… Думала я в художественной школе учусь, – Кирилл снова улыбнулся, который уже раз за этот день.
– А почему она так подумала? – и, испугавшись, как бы вопрос не обидел, засуетилась, заторопилась продолжить, – наверное, ты как-то по-особому рассматривал картины?
– Ну, да… – засмеялся Кирилл, – налей ещё супу, ма…, проголодался…
– Сейчас, сынок, – она торопливо отвернулась, чтобы он не заметил, навернувшихся слёз…
«Господи, Боже наш, спаси и сохрани сына моего, раба божьего Кирилла…» – долго стояла она на коленях перед божницей, перед тем как лечь в постель.
Утром, как всегда не вовремя и слишком назойливо зазвенел будильник. Кирилл не пошевелился.
– Кирюша, будильник прозвенел, – приоткрыла дверь в комнату мать, – Слышишь? Я ушла, ты не проспи…
– О-о-о!… – Кирилл накрыл голову подушкой. Стало жаль себя. Организм просыпаться не хотел, всё в нём сопротивлялось… Кирилл начал погружаться обратно в сон, – щас, щас…, ещё минутку и встану-у… – успела мелькнуть мысль. Ему казалось, он контролирует себя.
Проснулся Кирилл, когда солнце стояло высоко. Открыл глаза и понял, – Проспал! Опять проспал! Опять пропустил колледж… – Сразу появилось раздражение на жизнь, на себя, на мать… – Ну, почему всё надо делать по часам? Как кто-то придумает, так и делай! Почему нельзя жить по своему распорядку? – Кирилл пнул тапок и отправился на кухню босиком.
На столе стоял остывший завтрак, приготовленный матерью.
– Во-от… опять вечером поучать будет, а потом плакать и молиться… – Кириллу было плохо. Недовольство росло, давило на него, опутывало, паутиной. – Хотел же пойти на учёбу, – оправдывал он себя, – Даньку надо было повидать, расспросить про краски, чтоб не лохом перед Марь Николаевной предстать, хоть какое-то умное словечко ввернуть. Она-то сколько знает… Всю жизнь в картинной галерее проработала! А я!? Не знаю, как закончить среднее образование… И на фига оно нужно! Может мне рисованием заняться? Картины продавать… – Кирилл мечтательно притих, представляя, как продаёт картины.
Ти-и-ти-ли, ти-и-ти-ли…
– Мать… Ну, всё щас начнётся… Лучше не отвечать. – Настроение опять ухудшилось. – Чо в этом дурацком колледже нет второй смены, как раньше в школе было…
Кирилл бродил по улицам. Сегодня делать это было приятно, солнце ласкало последним осенним теплом… Ноги сами привели в Лаврушинский переулок.
– Здррасьте… Я к Марь Николаевне… Можно пройти?
– А ты кто такой? – охранник смотрел не очень приветливо.
Кирилл растерялся, денег на билет не было.
– Что случилось? – подошёл ещё один охранник, постарше.
– Да вот… Пропусти говорит к Марье Николаевне…
– Ну и пропусти! Она приглашала тебя? – мягко спросил он Кирилла.
Тот кивнул. – Как звать-то тебя?
– Кирилл.
– А меня Никодим Петрович. Будем знакомы, – улыбнулся он, – ну, иди, Кирилл, иди…
– Спасибо! – Кирилл махнул рукой в знак благодарности и почти побежал, чтобы не заметили, что он готов заплакать.
– Что ты? – Никодим Петрович постучал себя по лбу костяшками согнутых пальцев, – не видишь проблемы у парня? У неё глаз намётан… Раз пригласила, пропусти…
– Я откуда знал, – огрызнулся молодой охранник.
– Так знай! – и, хлопнув его отечески по плечу отошёл.
В зал, где «Иван Грозный убивает своего сына», Кирилл вошёл неторопливо, с серьёзным лицом. Но, увидев в уголочке зала на стуле, знакомую маленькую фигурку Марьи Николаевны, не удержался и широко заулыбался, направляясь сразу к ней.
– Здравствуйте, Марь Николаевна! А я тут мимо проходил…
– Здравствуй, Кирилл! Имя у тебя хорошее. В честь Равноапостольного Кирилла… Азбука-то знаешь ли почему кириллицей названа?
Кирилл растерялся. «Чо я припёрся? Красней теперь стой…»
– Кирилл, да ты не тушуйся, я жизнь прожила, потому и много знаю. И ты в моём возрасте будешь знать много, ещё больше чем я, – улыбнулась Марья Николаевна.
– Почему Вы так думаете? Я и в колледж сегодня опять не пошёл… – Кириллу почему-то хотелось ей это сказать. – «Пусть уж разом узнает, что я такой… не грамотный».
– А потому, Кирилл, что век сейчас очень информативный. Сколько информации в интернете найти можно! То что раньше только в библиотеках, архивах… Да ещё доступ получи, да поройся там месяц-другой…
– Значит, Вы считаете, интернет это хорошо?
– Конечно! Если пользоваться с умом.
– А я ночами в интернете… А утром проснуться не могу. Поставили компьютерную зависимость…
– Да какая зависимость, Кирилл! Если ты это понимаешь, то и справиться сможешь. У меня вот тоже зависимость, – засмеялась Марья Николаевна, – я без этого, – она широким жестом указала на картины, – не могу… Они жизнь моя.
– А как они могут быть жизнью, Марь Николаевна? Посмотрел их раз, другой и всё… Надоест же всю жизнь одно и тоже смотреть.
– Кирилл, а ты знаешь, что каждая картина свою жизнь проживает? У каждой своя история! Как у человека – нет двух одинаковых судеб.
– Нет, Марь Николаевна… Я никогда об этом не думал.
– Картина, которую ты выбрал… Она имеет очень богатую историю. И может быть по тому, так привлекла тебя. Ведь как появляется картина? Задумывался ли ты когда-нибудь об этом?
– Ну, как… Захотел художник и нарисовал.
– Так-то так, да не совсем… Смотри-ка…
Первое – задумка художника. Но, почему он задумал именно этот сюжет, а не другой? Уже история!
Второе – место сюжета…
Третье – подбор цветов, краски…
Четвёртое – типаж персонажей.
Пятое – историческая правдивость…
Это всё подготовка к рождению картины. Потом само рождение. Оно бывает быстрым, светлым, радостным…, а бывает мучительным.
– А если светлое, радостное – это лёгкое её рождение, значит, картина исторически правдива?
– Не-ет… – Марья Николаевна пытливо глянула Кириллу в глаза, – Не всегда. Порой правдивость бывает ох, как мучительна, а бывает мука не имеет оснований.
– Как же тогда, Марь Николаевна, различить где в жизни правда, а где нет… – Кирилл вздохнул.
