Попаданец 2 - Всеволод Молчанов

Вернувшись к себе домой парень сел за свои бумаги. Благо теперь отчетность вести стало гораздо проще. Совсем недавно все это было на бересте и приходилось вырезать текст небольшим ножичком, а сейчас все уже на бумаге. Конечно, определенные трудности составила учеба письму пером с чернилами, сделанными из сажи и живицы, но постепенно становилось проще.

Взяв в руки не слишком ровный чертеж водяного колеса, который он сделал с помощью плотника Млада и строителя Лучезара он вперил в него взгляд. До сих пор не было решено, какой формы необходимо делать лопасти, да и в целом предназначения для нее не придумали. В лесу небольшое водяное колесо уже крутилось и либо качало меха в топку одной из печей, либо поднимало два небольших молота, которыми отбивали шлак и придавали начальную форму металлу. Долго правда приходилось ими колотить и на несколько раз больше заново нагревать заготовку, большой груз колесо поднимать никак не хотело и ему все равно нужна была помощь молотобойцев. Но немного нагрузку конечно снимало.

Еще одна ветряная мельница молола муку, когда было в наличии зерно, а также просеивала ее, разделяя ее на 3 вида. 1 сорт самый лучший, 2 похуже и остаток — отруби. Туда еще временно пристроили небольшую пробную толкушку, которая мяла подготовленный для производства бумаги материал, но скоро для этой работы должен быть поставлен второй ветряк. Вот там уже это дело будет идти значительно быстрее и толкушек будет с десяток. Веса в них будет не слишком много, порции материала будут не большие, но зато и ручного труда станет значительно меньше. Сейчас мять это своеобразное тесто из целлюлозы приходилось чуть ли не весь день одному человеку. А теперь на десяток частей разделят и толкушки за несколько часов сами все сделают в лучшем виде.

А вот для этой водяной мельницы, чертеж которой Тимофей держал в руках, все было не слишком понятно. Пока что основных вариантов было два. Первый, менее реальный, сделать на его тяге приличный молот и перенести сюда кузню и пудлинговую печь. Кроме того еще и меха к нему можно пристроить, которые Тимофей уже думал заменять чем-то другим. Но тогда производство металла окажется практически под боком, а этого Тимофею совсем не хотелось, хотя и решило бы полностью проблему с железом.

Второй вариант, сделать лесопилку, которая пусть и не очень быстро, но сможет распускать бревна на доски, которые сейчас нужны в не очень большом количестве. Но у этого варианта была еще одна проблема. Куда девать излишки? Продавать рядом особо некому, возить за сотню километров в Новгород, как минимум странно. Самым сладким вариантом Тимофею казалось, что их можно подсушить, просмолить и самому корабли строить, хотя бы для себя, но никто нужными умениями не обладал. Вполне вероятно, что справится Млад, но наверняка в этом деле есть свои подводные камни, а клепать мелкие лодочки, смысла особого нет.

Ставить на водяное колесо толкушки для производства бумаги совсем не хотелось. Ветряк может и зимой крутиться, а это нет. Его еще и на зиму поднимать придется скорее всего, чтобы весенним ледоходом не снесло или не поломало.

Так и сидел Тимофей над своими бумагами, прокручивая в голове возможные варианты и раз за разом откидывая их в сторону.

«Может все-таки ну его? Сделаю колесо выше по течению, поближе к печам и туда молот поставлю все-таки. Хорошее железо хоть продать проще будет, чем эти доски. Но черт, тут уже и поток воды разделили почти, а там заново все начинать.

Пойду-ка я лучше поем.»

Глава 2

— Свою долю тебе оставляю, Яков. — пробасил сидящий за столом боярин, уже слегка поплывшим голосом от обилия выпитого. Благодарствую. — коротко ответил Яков Прокшинич, неуверенно приподнявшись с лавки и склонив голову в небольшом поклоне.

Выполнив это нехитрое действие, боярин опасно накренился и плюхнулся на лавку уже не совсем в том же месте, где сидел до этого. Но ничуть не расстроился, подвинув свою чашу и блюдо поближе, поднял тост за щедрость гостя и опрокинул новую порцию хмельного меда.

— Говаривал я тебе, будь осторожнее. Всегда за спиной следи.

— Так кто же знать мог, что брат Иудой окажется? — в который раз начал защищаться Яков Прокшинич.

Эта тема за последние полторы недели поднималась уже не первый и даже не десятый раз. В основном правда во время застолья, незадолго до его окончания.

— Я мог! — Нездила Прокшинич ударил себя в грудь кулаком. — И узнал и упредил!

Яков Прокшинич лишь в очередной раз поморщился при этой браваде. Если в первый раз он искренне рассыпался в благодарностях, то вот такое ежедневное напоминание уже раздражало все больше и больше.

Нездила Прокшинич действительно узнал о планах и предотвратил беду в Илемно. Почти. Он со своим отрядом в пять десятков отлично обученных воинов ворвался в деревню спустя полдня, после того как полностью закончилось сопротивление местных сил. Дружинники и наемники Алексея Сбыславича лишь на десяток человек имели преимущество в численности, но огромное отставание в выучке, и уже успели немного повоевать с местным гарнизоном, а также пограбить, удовлетворить свои нужды и даже частично напиться. Поэтому результат оказался не в их пользу.

Разбойники собирались заночевать и выдвигаться вместе с полоном только на следующий день. Угрозы никакой за это время быть не должно и они расслабились, особенно в отсутствии своего боярина, умчавшегося вдогонку за своим недругом к следующей цели атаки, чем немного изменил планы и оставил основной отряд без присмотра.

— Так и не расскажешь, откуда узнал, что Алексей на меня пойти решил? — вопросил боярин, наполняя свою чашу.

— Оттуда же, откуда и всегда.

Откуда было это всегда по определенным причинам никто не знал. Боярин Нездила Прокшинич, являющийся воеводой города Луки, командующий отрядом местного «спецназа», появляющийся всегда в нужном месте и в нужное время умел держать свои секреты в тайне. Иначе и не добился бы своего положения. Даже здесь он узнал про план нападения заранее и выдвинулся в поход на несколько дней раньше, чем вышел Алексей Сбыславич. Иначе не вышло бы войти в Илемно в один день. Из Лук путь не близкий.

— Что-то несчастья на нас сыпятся в последние годы, одно за другим. — грустно протянул Яков