Приходи в полночь - Сюзанна Форстер

Заинтригованная, Ли смахнула со лба влажные волосы и стала прислушиваться сквозь позвякивание и постукивание колес велосипеда.

— Разумеется, я не верю, что он кого-то убил, — настаивала женщина. — Он во многом порочный мужчина — в хорошем смысле, если хотите знать мое мнение, а вы, конечно, хотите, иначе не стали бы со мной беседовать. Но он не убийца. Готова дать голову на отсечение.

Ли вытерла пот со лба. Она чувствовала, как в ней все замирает, появляется ощущение полного спокойствия, которое охватывало ее, когда просыпалось воображение. Она так много занималась созданием теста, ставившего науку выше субъективных мнений, что давно отказалась доверять голосу интуиции. Но что-то вдруг заставило этот голос заговорить. И причиной была эта рыжеволосая женщина.

— Вы когда-нибудь его боялись? — спросил журналист-мужчина, поднося микрофон к блестящим, персикового цвета губам женщины.

— О, всегда! — Ее голубые глаза искрились смехом.

— Почему? Что он делал?

— Дар этого человека — от Бога. Если бы я от него не сбежала, то взорвалась бы от экстаза. — Она подмигнула, словно говоря, что все это было шуткой, и золотистые браслеты у нее на запястьях громко звякнули, когда она прятала бретельку черного бюстгальтера под пастельного цвета свитер. — Ну а если серьезно, — продолжала она, — он оказывал на меня самое невероятное воздействие. Иногда мне казалось, будто он меня гипнотизирует или что то в этом роде… подавляет мою волю, понимаете? Ну разве не глупость? Я безумно его любила, но мне пришлось его оставить. Я начала терять контроль над своей жизнью…

Переднее колесо велосипеда бешено крутилось, но Ли уже не касалась педалей. Листки бумаги выпали из ее рук и разлетелись по полу, когда на экране появилось изображение Ника Монтеры. Взгляд угольно-черных глаз и совершенные линии лица невозможно было не узнать. Это был тот самый человек, который спас ее в гараже.

Прикоснись как женщина, которая хочет.

Ли все еще помнила потрясение от возбуждения, которое она испытала, погладив его по бедру. Она боялась за свою жизнь, но сексуальное желание, пусть и мимолетное, ни с чем нельзя было спутать. Она не знала, как еще это описать. Так, значит, это, думала она, глядя, как образ на экране меркнет, и есть Ник Монтера.

Глава 2

Алека Саттерфилда называли летучей мышью-вампиром калифорнийских криминальных тяжб. Поговаривали, что он оценивает страх свидетеля по биению жилки у него на виске. И его партнеры по «Глак и Саттерфилд», престижной юридической фирме Сенчури-Сити, свято верили, что он склоняется к горлу своих противников с меланхолической улыбкой и восхитительно обнаженными клыками. Его бледная кожа, изысканные черные, как соболий мех, волосы и склонность к черним водолазкам, вне всякого сомнения, столько же основательно подкрепляли его имидж, как и череда, фигурально выражаясь, обескровленных тел, которые он оставлял позади себя. Кроме того, было известно, что он не пьет ничего крепче замороженной русской водки, оттаявшей затем до состояния талого снега. И «Кровавой Мэри», разумеется.

Саттерфилд сделал себе имя, защищая известных преступников-служащих — мерзавцев-дилеров, международных финансистов и политиков-ветеранов, — многие из которых работали, намеренно обманывая общественность. Его также знали и как любителя браться за непонятные дела, связанные с громкими убийствами.

В настоящий момент он был донельзя заворожен своим последним клиентом… мужчиной, который, несколько мгновений назад войдя в пентхаус Саттерфилда, отказался сесть и сейчас непринужденно, если не сказать небрежно, опирался на каминную полку зеленого итальянского мрамора, преспокойно засунув руки в карманы помятых шелковых брюк свободного покроя.

Ник Монтера был одним из самых потрясающих, самых убийственных персонажей, с которыми Алек Саттерфилд когда либо сталкивался за двадцать лет работы. Алек гордился тем, что мог быстро и точно определить психопатологии своих клиентов, но Монтера был чарующей загадкой. Судя по его досье, он вырос в пропитанном наркотиками испаноязычном квартале, когда ему было десять лет, потерял мать, а в семнадцать отсидел за решеткой за убийство.

И тем не менее Монтера справился со своим прошлым, стал фотографом-художником и достиг высот известности на западном побережье. Программа стипендий для начальной школы позволила ему открыть классы фотографии, а пресса дала его карьере толчок, изобразив эдаким сексуальным волшебником. Репутация героя-любовника, созданная прессой, базировалась на его запоминающихся интимных женских портретах. Казалось, объекты работ таяли перед магнетической силой его камеры. Скандальность, присущая работам Монтеры, быстро сделала его культовой фигурой в мире художественной фотографии.

Алек мысленно улыбнулся. Женщины. Они любили этого ужасного сукина сына. Мать Монтеры была англо-американкой, возможно, французского происхождения, но темная чувственность черт Ника была унаследована вместе с латиноамериканской кровью его отца. Ник был красив угрюмой красотой актера, пользующегося популярностью у женщин, но даже с этими четко очерченными скулами и густыми черными волосами он не смог бы заработать себе на жизнь внешностью. В его глазах всегда угадывалась тревога. Эти глаза были холодны, отличались какой-то особой арктической синевой и невозмутимостью. Как и сам Ник Монтера.

Сравнения с пламенем и льдом категорически не годились для описания этого человека, пришел к выводу Алек. Монтера был ледником с пульсирующим внутри огоньком тротила. Смертельная и, возможно, безупречная комбинация для совершения преступления, в котором его обвиняли, — предумышленное убийство одной из моделей. Убийца зашел настолько далеко, что придал телу красавицы модели ту позу, в которой Монтера как-то ее сфотографировал.

Нет нужды говорить, что Алек чрезвычайно заинтересовался этим делом.

Он поднялся со стула и, обойдя письменный стол, присел на край столешницы.

— Вы по уши в гуано, скажем так, мистер Монтера, — произнес Саттерфилд, неторопливо складывая руки на груди.

Монтера отвлекся от разглядывания тканого ковра работы индейцев навахо.

— Поэтому я и нанял вас, мистер Саттерфилд. Чтобы вы меня выкопали. Одолжите лопату, если понадобится.

— Возможно, бульдозер был бы более кстати. У вас нет алиби.

— А у них нет свидетелей, — заметил Монтера. — Никто не видел, что я ее убил, не так ли?

— Но вообще-то… кто-то видел.

— Прошу прощения?

Держу пари, просишь. Алек был доволен. По крайней мере теперь он привлек внимание Монтеры. Его клиент пока не расстался с каминной полкой, но эти его глаза — ацетиленовые горелки — внезапно сделались обжигающе внимательными. Подождем, пока он услышит остальное, подумал Алек. Может, он даже достанет руки из карманов.