Первая чаша - Zarylene
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшная мысль вдруг посетила Орея – могилу он выкопал не зря. Хотя до похорон нужно было еще омыть тело, завернуть в саван и снова и снова зачитывать молитвы, чтобы тело умершего не захватили демоны. Монах сам никогда такого не видел, но в старинных фолиантах довольно красочно описывались подобные случаи.
Утерев рукавом слезы, Орей встал с колен и, бессвязно бормоча под нос слова молитвы, направился в прачечную на поиски подходящей для савана ткани.
В столовой монах остановился и замолчал. Гулкое затухающее эхо его голоса заставило вздрогнуть. Он вспомнил, как порой здесь, за этим столом, было оживленно. Его братья рассказывали истории о дальних землях, диковинных зверях, услышанные от паломников и путешественников. Настоятели зачитывали перед трапезой благословения, а после объясняли пользу разной еды или травяных отваров. Орей всегда слушал с большим интересом, и порой думал, как бы хорошо им было отправиться в путь за пределы Гортазии – страны, где стояла обитель.
Орей рассеянно смотрел на спинки деревянных стульев, расставленных вокруг стола.
– Здесь сидел брат Шамет, – он заговорил, чтобы разрушить тишину, спутавшую его мысли. – А потом он пересел туда, – монах указал на кресло во главе стола, словно рассказывал об этом невидимому собеседнику. – А тут сидел… то есть сижу я, – провел ладонью по спинке стула слева от кресла. Хотелось выругаться, но Орей знал – вся эта скверна от демонов, поэтому отвернулся от стола, зажмурился и снова забормотал молитву, чтобы отогнать сгущающийся вокруг него мрак.
К позднему вечеру почивший настоятель был омыт и обернут в саван, а Орей всё никак не мог решиться опустить его в могилу. Казалось, стоит только закопать старого друга и это, а не его смерть, в действительности ознаменует конец жизни обители.
Монах сидел за столом в келье настоятеля и читал молитвенник, изредка косясь на тело, под саваном. Стемнело. Дневного света перестало хватать для чтения, и Орей зажег свечи.
– Ночью не хоронят, душа заблудится, и демоны утащат её к себе, – повернувшись к покойнику, высказал монах давно заученную истину и уткнулся в молитвенник, пропуская половину начертанных на желтых от старости страницах слов. В нем были литании на все случаи жизни, и Орей знал наизусть всю книгу. Перечитывал при неровном пламени свечей, чтобы отвлечься, уснуть не получалось. Глаза жгло от усталости и выплаканных слез. Есть не хотелось, рядом с мертвецом аппетит совсем пропал. Все вспоминалось, как было хорошо и весело всю жизнь проводить с Шаметом. Он стал ему самым лучшим и единственным другом. Даже тяготы и наказания за провинности и шалости в юности вместе они переносили стойко. А что делать дальше, Орей не понимал.
Резкий порыв ветра задул свечи на столе, и в келье стало темно.
– Высшие, сохраните свет в моей душе, да не позвольте мраку пролиться на землю, да изгоните зло, что смотрит на нас из глубин Межмирья… – по памяти затараторил Орей, прикрыв оконце заслонкой. Одному в темноте каменной кельи стало вдруг так жутко, как ещё никогда не было. Удушливая тьма погрузила монаха в отчаяние. Он начал повторять молитву все громче и громче, будто бы мог своим голосом отпугнуть невидимое зло, прокравшееся в обитель и зародившее смятение в его душе.
Дрожащими руками Орей нащупал наполовину сгоревшую свечку и оторвал её от стола. Чтобы зажечь её снова, пришлось бы идти на кухни, где есть очаг, угли и кресало.
Монах медленно встал, наощупь двинулся в сторону выхода из кельи. Раздался скрип кровати и странный треск, и монах замер на месте, настороженно прислушиваясь.
– Свет… – прошептал он.
И вдруг понял, что очертания предметов стали видны чуть лучше. Их словно озаряла не свеча, но плавный равномерный свет, обволакивающий, как солнце, скрытое облаками. Орей в недоумении повертел головой и натолкнулся взглядом на завернутого в саван Шамета.
Тело настоятеля сидело на кровати, обмотанное льняной тканью и медленно поворачивало к нему голову. Орей заорал и бросился к выходу. В панике лбом врезался в косяк, и, схватившись за голову, выкатился в коридор, пытаясь встать. Ноги не слушались, но и странный золотистый свет не иссяк. Он видел дорогу, видел, куда идти, только получалось плохо, потому как ноги перестали его слушаться. Истошно крича и шатаясь от стены к стене, Орей помчался в обеденный зал. В ладони по-прежнему лежала свеча, ставшая скользкой от пота.
«Мне нужно оружие! Меч!» – лихорадочно подумал Орей, вспомнив историю, рассказанную настоятелем. Сегодня у него не было времени проверить её правдивость. Да и сказать по правде, Орей боялся того, что может отыскать в библиотеке. Но добежав до трапезной, монах остановился и развернулся, глядя в непроницаемо-черный провал коридора, оставшегося позади. Тьма выглядела безжизненной. Робкий свет выявлял очертания каменных стен.
Отдышавшись и слегка успокоившись, Орей встряхнул головой.
– Не может быть, чтобы Шамет сидел. Он же умер днем. Не может этого быть… Это… это мне просто померещилось. Может, я задремал за книгой, – он изо всех сил принялся убеждать себя в том, что жуткое видение не было правдой.
«А если это демон?» – возникла мысль в его сознании.
– Не может быть, – вслух возразил себе Орей. – Я читал молитвы, а молитвы изгоняют демонов.
«А если нет?» – подозрения не отступали.
– Значит, надо пойти и проверить! – рявкнул монах, злясь на собственное малодушие. Он все ещё не понимал, откуда взялся свет. Все двери и заслонки на внешних окнах на ночь обычно закрывались, значит, лунный свет тоже не мог проникнуть в обитель. А Орей никогда не ходил здесь ночью в полной темноте.
Монах несмело шагнул в коридор. Сделал два шага вперед и тут же услышал леденящий душу сиплый стон, который вряд ли смог бы издать человек. Орей застыл на месте.
– Ветер… это просто ветер… – вторил он себе, но все убеждения скоро превратились в молитву. – Высшие, сохраните… свет в моей душе… – голос срывался, свеча в руке вдруг разломилась надвое, и Орей её выкинул. – Не позвольте м-м-мраку… п-п-пролиться… н-на… на… – он лепетал и с каждым через силу выдавленным словом делал шаг обратно к кельям, – землю… да…. Изгоните… зло… что…. Глядит… н-н-на нас…