Сага о девочках. Песнь первая - И. Каравашкин

– Сиди-сиди. Никто тебя никуда не гонит, – я прошёл мимо, старясь не задеть её.

Одного раза мне достаточно. С первой попытки стало ясно, что я не гожусь для такой роли. Из меня никудышный опекун, хозяин, дрессировщик. Я не смог уберечь одну, куда уж мне уберечь другую.

Закрыл входную дверь. Скинул обувь и побрёл на кухню.

Ну, не получилось и не получилось. Это жизнь. А жизнь штука такая… Сякая… Короче, продолжается она. Хватит страдать. Пора заняться серьёзными делами, переставить дрова на видеокарту, а то я так и не зарублюсь в новую игруху. А что ещё нужно для жизни, как не новая суперигра на минималках на ведюхе устаревшей вусмерть? Да блин!! Какие, нафиг, игрухи с видюхами?!

– А ты форель любишь? Кушать хочешь? Пойдём кушать, – я хотел было поднять её со ступенек, но она вскрикнула и отшатнулась. – Ты чего? Что с тобой? У тебя что-то болит?

Я опять протянул к ней руку и только тут заметил, что поза у неё очень неестественная. У них же обычно всегда поза такая грациозная, как у статуи. А тут она очень странно скособочилась. Я пощупал её правую руку, она просто чуть отодвинулась от меня, недоуменно взглянув. А вот при попытке пощупать её левую руку, снова вскрикнула, и попыталась вырваться. Но тут же застонала от боли.

Я донёс её до своего дивана и уложив, ещё раз с предельной осторожностью прощупал худенькое тельце. Левая рука была сломана, она опухла и уже почти почернела. Под левой лопаткой застряла некрупная дробь. Всё тело было в синяках и ссадинах. Да. Досталось ей крепко. Кто такое мог сотворить, я не знал, но мог предполагать, на основе полученных знаний из видеороликов. Надо было что-то делать. Всё, что я мог, это наложить шину. Затем принялся искать в аккаунте в подписчиках одну анкетку, которая обещала медуслуги с сохранением полной анонимности.

Большая, чёрная, с хромированными вставками. С тремя вентиляторами с проприетарной формой лопастей и турбированным воздушным каналом… Четвёртое поколение шейдеров. Трассировка лучей… Это ли не мечта? Но сейчас уже поздно мечтать, и я приземлено, и очень меркантильно, пересчитал все свои сбережения на суперновый образец инженерного гения. До мечты оставалась всего одна зарплата. Я шёл к этому почти год. Я отказывал себе во всём, что можно было устранить с минимальными страданиями из и без того не особо насыщенной яркими впечатлениями жизни. Походы на премьеры в кино, игры лиги на стадионе, даже на бензин для машины не тратился лишний раз, а покупал проездной.

Но за последние дни я вдруг обнаружил, что есть вещи поинтереснее и приятнее, чем втыкание в монитор и беганье по локациям очередной катки. Когда у тебя появляется зона ответственности не потому, что она прописана в должностной инструкции, а потому, что ты сам принял её, когда есть о ком заботиться, уделять внимание, и знать, что ты важен и нужен кому-то, то… То очень многое становится незначительным. Многие ценности обесцениваются, раскрывая свою фальшивую суть.

Мысленно убеждая себя, что денег должно хватить, что не может же всё быть на столько дорого, доехал до трёхэтажного коттеджа в частном секторе на окраине города. Никаких вывесок не было, как не было и каких-то особых опознавательных знаков или примет, вполне себе заурядный типовой домишко, если можно так сказать про добротный кирпичный дом с высоким основательным забором.

– Доктор вас ждёт, заходите, – ответил домофон на мои сбивчивые объяснения причины столь позднего визита.

В прихожей, или холле, или фойе, или как ещё там называется приёмная в частном доме, меня встретила миловидная девушка в костюме, напоминающем одновременно и спортивный и рабочую униформу фармацевта сетевой аптеки. Указала на маленький диванчик и попросила подождать, а сама ушла за доктором.

Доктор тоже оказался не степенным седовласым профессором из кинофильма, а вполне себе нестарым мужчиной, ну может лет на десять, максимум пятнадцать старше меня, одетым в белый халат.

Окинув меня оценивающим взглядом, спросил:

– Как давно травма получена?

– Не знаю. Она ничего не говорит, но кажется там всё очень серьёзно.

– Пойдёмте, – доктор повёл нас по лестнице, ведущей вниз, то ли в подвал, то ли в бункер.

Спустились на два этажа вниз, в помещение, выглядевшее как самая настоящая операционная. Я даже и представить не мог, что под обычным коттеджем можно устроить настоящую больницу. Всё было перегорожено ширмами, но ошибиться было трудно. Даже моих куцых знаний о медицинских заведениях, почерпнутых из кино, было вполне достаточно.

– Оливия, – доктор подозвал жестом руки девушку с приёмной, – Рентген в двух проекциях будем делать. Подготовь, пожалуйста, аппарат.

Девушка кивнула и куда-то вышла, через другую дверь, не ту, в которою мы вошли. А доктор уже раздел пациентку и сноровисто орудовал ножницами, избавляя травмированную руку от результата моих ортопедических экзерсисов.

– Ваша работа? – спросил доктор, и тон его голоса показался мне суровым.

– Нет, я её такой подобрал! – испуганно ответил я, – Я домой…

– Я не про травмы, – перебил он меня, – Шину вы накладывали?

– А, ну да. Я

– Раньше приходилось заниматься подобным?

– Нет. Это первый раз в жизни. А что, совсем неправильно?

– Наоборот. Очень качественно, как будто опытный фельдшер постарался. Вы – молодец. Ну-ну-ну, девочка, спокойно. Сейчас всё пройдёт. Вот, сделаем укольчик, болеть и перестанет. Держите её крепко. Они уколов очень не любят.

Я прижал бедное испуганное и ничего не понимающее существо к стулу, а доктор ловко вколол что-то из одноразового шприца. Кошкодевочка заорала, как обычно говорят в таких случаях, благим матом, и чуть не вырвалась. Но тут же замерла, шипя и пытаясь прижать к себе больную руку.

– Всё-всё-всё! И не больно совсем, не выдумывай. А если не будешь дёргаться, то и руке не будет так больно, – и уже обращаясь ко мне, спросил, – А как зовут-то?

– Кого? Меня?

– Нет. Ваше имя мне без надобности. У нас всё анонимно. По принципу, я вас не знаю, вы меня не знаете – мы не знакомы. А вот имя питомца – это не такая уж и секретная информация, она практически ничего никому не даёт.

– А, понял. Не знаю. Может и есть у неё имя, а сам я её никак не назвал. А она мне ничего не сказала. Она вообще ничего не говорит, только шипит от боли. А они в каком возрасте говорить-то начинают?

– А в любом. Речь у них развивается рано, а вот привычка говорить с людьми может и не закрепиться. Да и говорить-то им с нами не