Волшебник Ришикеша - Мария Мансурова

— Аня, просыпайся. Просыпайся, остановка. Будешь выходить? — теплая рука слегка коснулась ее колена. — Ну что, выспалась? — улыбнулся ей Саша, сидящий рядом. Сорок пять лет, Вьетнам, Камбоджа… Бесконечная дорога кризиса среднего возраста. Кудрявые русые волосы с проседью падали на широкий лоб. На его руках угадывались красноватые пятнышки, с которыми он тщетно боролся не один год. Его голубые глаза улыбались, они были расположены к общению. Но Анна искала другой лазурный взгляд, потерянный среди душной дороги.

В кафе было шумно, липко, тесно. Она рассеянно посмотрела меню: lassi, vegetable rayta, nan… «Лучше ничего не есть», — мелькнуло в голове, а рядом его лицо в профиль, готовое повернуться к ней в любой момент. Скрываясь от бесчисленных голосов, собранных в milkshake, Анна вышла на улицу. Вокруг множество цветов: розовых, фиолетовых, желтых. Над ними, захваченные полуденной жарой, лениво жужжали пчелы. Головокружение, пока едва ощутимое, подступало.

— А ты не ешь? — подошел Витя.

— Не хочу.

— Здесь нет ничего подходящего?

— Не переживай, я большая девочка, разберусь.

— Ладно. Но если что, говори, что-нибудь придумаем. Попросим кашку тебе приготовить.

— Взрастим?

— Точно.

Автобус прыгал на кочках, как на батуте. Сквозь облако пыли они медленно двигались к Гималаям.

— Саш, почему йога?

— Как-то так… У каждого ведь своя история. И у меня она есть. В йогу просто так не приходят. В прошлый раз в Индии я был в Керале. У нас собралась небольшая группа, человек пятнадцать, в основном девочки. Все со своими заморочками. Там никаких экскурсий не было, только йога — утром и вечером. В остальное время просто расслабляешься, ходишь на массаж. Душевный такой отдых получился. Все так вошли в ритм, расслабились, что к действительности сложно было возвращаться.

— А что в твоей жизни изменилось?

— О глобальном очень сложно говорить… Но, например, я бросил курить. Пару лет назад я свою жизнь без сигарет вообще не представлял. Знаешь, ведь это целый ритуал. Придешь в кафешку, выпьешь кофе, потом затянешься… Кайф! От этого сложно отказаться. Я уже занимался, пытался бросить, и все никак. И тут зимой лечу в Сингапур, а сигареты, которые всегда курю, с собой не взял. Продержался несколько дней, но чувствую, не могу. Пошел в какой-то ларек, говорю: «Дайте мне какие-нибудь местные». Думаю, может, мне их вкус не понравится. Маленький сморщенный китаец показывает мне — вот, мол, выбирай. Я смотрю: на пачках какие-то непонятные картинки. Вглядываюсь, но никак врубиться не могу, что ж это такое. А потом… Это фотографии раковых опухолей, такая антиреклама курения. То есть, представляешь, собрался ты покурить, а перед глазами такое. Даже и в кафе где-нибудь не достанешь. Я купил одну пачку, но как-то все желание пропало. С тех пор и не курю. И кофе теперь тоже не пью. А ты от чего отказалась?

— Я… — боковым зрением она уловила его лицо, его руки, хватающиеся за поручни.

— Аня, мне Алик звонил, прервалось. Он никак не может тебе дозвониться.

— У меня почему-то мобильный не берет.

— Держи. Попробуй с моего.

Его ладонь горячая, раскаленная. Всего одно лаконичное прикосновение. А рядом взгляд Саши: «Неужели?» Кусок пластика хранит тепло, сквозь которое она проникает в Москву к встревоженному голосу.

— Алик, привет.

— Куда же ты пропала? Я весь извелся!

— Мы еще едем.

— Ты же говорила, шесть часов?

— Видимо, больше. В Дели были ужасные пробки.

— Как ты?

— Хорошо. А ты звонил узнать, как Сашенька?

— Все в порядке. Завтра навещу его.

— Ладно. Я позвоню, как доберусь. Целую.

Теперь уже Анна держится за поручни, не может устоять. Она протягивает мобильный, на секунду сплетаются пальцы, новая кочка, колеса прыгают, разлучают руки. Пыль проникает сквозь приоткрытые окна. Алик… Волнуется в Москве. Он должен позвонить ее бывшему мужу, чтобы он не волновался, чтобы не волновался Сашенька, ее сын.

Час, другой в открытом море снов полудремы и — Гималаи раскрывают свои объятия. Ганга, величественная и стремительная, открывается перед ними, как забытая истина. Впереди — Ришикеш. У Анны перехватывает дыхание, и на мгновение она задумывается о том, какими будут ее ощущения на обратном пути, чем станет для нее этот город. Откроется ли ей нечто? Или это просто еще одна иллюзия, за которой она погналась? Сквозь стекло на них смотрит огромная белая статуя Шивы, возвышающаяся над городом.

Катятся чемоданы по гравию, салфетки промокают пот, уставшие тела потягиваются, по губам плывет улыбка — они в плену цветов ашрама. Кругом маленькие домики, сияющие своей белизной.

Витя, серьезный, сосредоточенный, достает список и объявляет, кто в какой комнате будет жить. Анна и Лола. Шоколадная девушка с раскосыми карими глазами, сидевшая рядом в самолете. Да, Витя знает, с кем ее поселить. Витя все знает. Он помогает девочкам занести чемоданы, распахивает перед ними темно-зеленую дверь: две простые кровати, шкаф, деревянные ставни, направо ванная, где муравьи не слишком торопятся спрятаться. Пахнет спертым воздухом, мгновенно смешивающимся с проникающими ароматами зелени и солнца. День близится к концу. Группа встречается около столовой, чтобы выпить масала-чай. Все садятся прямо на землю, а огромный желто-розовый шар золотым дождем падает в Гангу. Лучи, пронизывающие каждый лист, каждую травинку, становятся невидимыми. Растения наполняются соком, лениво кричат обезьяны, стрекочут цикады.

Все собираются возле лестницы, ведущей вниз. Отсюда открывается вид на город. Но сейчас туман, густой, вязкий, влажный, поглотил здания. Различим лишь длинный навесной мост, раскачивающийся над пустотой. Они преодолевают огромные ступеньки, переходят дорогу. Голоса, гудки, призывы продавцов специй заглушаются протяжным пением мантр с другого берега, где проходит пуджа. Витя идет впереди, показывает дорогу, за ним цепочка людей с фотовспышками, с распахнутыми глазами. Анна следует за своим учителем, боясь потерять его из виду. Его гордая спина в цветной рубашке тянет за собой нечто забытое, из глубины сердца. Она торопится. Но он уже вступил на узкий мост, мопеды, туристы, попрошайки — разделяют их. Он ускользает, не оглядываясь, боясь слишком очевидных вещей. Она оказывается рядом с Лолой.

— Мне страшно. Мост так шатается, что все плывет, — тихо говорит Анна, и ее голос проглатывает река, бурлящая под ними.

Они переходят на другую сторону. Шаги быстрее, стопы пытаются избегать навоза и босых ног ребятишек. Мантры становятся громче — они уже совсем рядом. Туман везде, даже в шелковых складках одежды. Анна пытается стряхнуть его с себя. Не выходит. Горло сковала сухость. Они почти пришли, но больше нет сил гнаться за ним. Она заходит в крошечный магазинчик, где вентилятор больше потолка. Покупает холодную воду без газа и делает несколько жадных глотков. Все исчезли впереди, остался туман и улыбки индусов. Что ж… Она в Индии. Что еще надо? Руки сжимают ледяную воду, голову обволакивает танец огней. Сквозь дымку возникает встревоженное лицо Вити. Его шаги превращаются в бег…

— Ты здесь… — глаза не прячутся, глаза смотрят. Голубые-голубые глаза.

— Жажда замучила. Пение прекратилось.

— Да, пуджа закончилась.

— Я опоздала.

— Ничего. У нас в ашраме будет своя пуджа.

Они поворачивают обратно. Он больше не спешит, не отделяется, позволяя ей идти рядом, направляя ее в незнакомом пути. Снова мост, вздрагивающий под ногами. Он качается над холодной рекой. Навстречу катятся мопеды, разрезая туман неуверенными лучами. Витя отделяется от нее — на шаг, на два… В бездне кипит вода, туман накрывает лицо плотным покрывалом, зыбкая опора под ногами исчезает… Анна падает, проваливается в темноту, в смерч: солнечные блики на стекле, глухой удар, свадебное платье, распахнутое окно, фигура, удаляющаяся прочь, и плач, плач, детский плач. Все стягивается, превращается в воронку в ее животе, а потом наступает просто чернота. Без всяких объяснений и реплик.

Влажные отяжелевшие веки слегка приоткрываются.

— Аня, Аня… — доносится до нее теплое дыхание. Она чувствует, как мягко обвивают ее руки Вити, и с удивлением замечает, что ее голова лежит у него на груди. Он подносит к ее рту минералку, Анна пытается сделать глоток, но вода течет по губам. Не разжимая объятий, Витя льет прохладную воду себе на руки и мягко протирает ее лицо влажной ладонью. Тени огней, оранжевые сари, красные точки на лбу кружат вокруг, смешиваются с голосами. Сквозь обрывки образов отчетливо проступает нежность. Она льется из его груди, перетекает в нее, заставляя очнуться.

— Ничего, голову напекло. Все такие красивые. Когда это вы успели переодеться? — раздается Сашин голос.

— Сможешь идти? — мягко касается мочки уха. Аня приподнимается, но смерч мгновенно сбивает ее с ног, бросая ему на руки. Горячие ладони, капли воды, сердце его стучит, пробуждает ее. Полутемнота. Полутуман. Полуземля под ногами. Его рука касается ее обнажившейся груди, поправляет топ. Потом плывет по талии, поднимает. Саша пытается помочь, подходит с другой стороны, поддерживает. Но тело, как цветок к солнцу, тянется к Вите, сплетается с ним. Саша отступает, сжав ручки серой сумки.