В паутине сладкой лжи - Каролина Шевцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы успели обсудить сложности в ремонте и реконструкции старого фонда, как вдруг раздался громкий и по-женски писклявый голос:
— Андрей Юрьевич, Егор Гордеев, издание Блокнот, разрешите задать пару вопросов?
Я нашел взглядом заместителя мэра:
— Мы же отменили пресс конференцию?!
— Андрей Юрьевич, — продолжил тип, не дождавшись моего ответа, — Изначально при покупке Заветного вы планировали открыть здесь больницу, сейчас же речь идет об отеле, расскажите, когда материалист победил в вас гуманиста?
От такой наглости у меня отпала челюсть. Я внимательно посмотрел на журналиста, чтобы оценить и запомнить его тупую рожу. Невысокий, худой, в не по размеру большой ветровке, он пытался скрыть проплешину зачесанными на бок волосами. Я такое ненавидел. Либо ты честен перед собой и бреешь башку под ноль, либо притворяешься, как этот придурок. Внешний вид журнашлюшки вызывал во мне омерзение, и это тотчас отразилось на моем лице:
— Материалист победил, когда я приехал в ваш славный город, Егор…
— …Гордеев…
— Егор Гордеев. Я бы хотел остановиться в отеле, но не нашел ни одного приличного и вынужден возвращаться обратно в Москву. А так, смог бы насладиться красотами Новгорода. Уверен, у вас есть что посмотреть.
— Если вы так быстро меняете планы, могут ли жители города ожидать, что вместо гостиничного комплекса здесь будет восстановлен частный особняк?
— Зачем мне это? — не понял я.
— После того как в город переехала ваша супруга Анна Воронцова, вы приобрели здесь заброшенную усадьбу и начали активную застройку. Не кажется ли вам, что больница и отель это просто повод…
— Когда кажется, креститесь, — оборвал я журналиста и повернулся в сторону опешившего от такого поворота событий зама. — Спасибо за радушный прием, но, если мы закончили, я вернуться обратно. Ужин лучше перенести, как только гостиница будет построена, мы сможем провести его прямо здесь. Совместим открытие и официальное знакомство…
Если честно, я так и не услышал, что он ответил. Мне было не до него.
Мне было не до кого.
В голове пульсировало две мысли:
Бывшая за каким-то хреном вернулась обратно в Новгород.
После развода она оставила мою фамилию.
И если первое казалось странным, то второе бесило до судорог.
Я направился в сторону выхода, забыв о том, что меня должны отвезти обратно на вокзал. К черту, не хватало снова натолкнуться на плешивую рожу червяка Гордеева. Его фамилию я теперь вряд ли забуду.
Телефон в кармане завибрировал:
— Как сельская жизнь, уже завел себе козу?
— Почему ты не сказал, что Аня переехала в Новгород?
Макс перестал смеяться сразу, как только услышал проклятое имя.
— Значит коза сама нашла тебя… Слушай, я не следил за жизнью твоей бывшей.
— А должен был, тем более перед покупкой такого объекта.
— Понял. Исправлюсь. Распечатать карту и крестиком пометить все общественные места, которые изволила посетить Мадам? Отдельно выделить ее дом, чтобы было куда сбросить баллистическую ракету?
— Не надо, — устало отмахнулся я. — Просто найди место, где я мог бы поесть и забронируй обратный билет, ладно? И еще, послушай, это важно, я хочу, чтобы ты уволил Егора Гордеева.
— А я его нанимал — не понял друг — впервые слышу о таком.
— Это журналист местного интернет-издания, полный кретин. Сделай так, чтобы он больше не работал ни в одной газете города, даже самой желтушной? Да, это важно.
Я нажал отбой и понял, что во время разговора все время шел вперед и теперь не представлял, где нахожусь, и в какую сторону нужно повернуть, чтобы выбраться из этой дыры. Снова достал из кармана телефон, но экран потух прямо на моих глазах. На этот раз окончательно.
— Зашибись, — прошипел я и закинул бесполезный аппарат поглубже в сумку.
Улица, по которой приходилось идти, петляла и выводила странные узоры, похожие на старорусский шрифт. Все в этом городе было другим, каким-то неправильным, изнаночным. И старомодно одетые люди и крохотные дома и совершенно непривычная уху тишина. Город молчал, когда все внутри меня гудело и клокотало от возбуждения.
Встретив прохожего, внешний вид которого показался…хотя бы приемлемым, я спросил:
— Где здесь можно нормально поесть? Что-то вкусное. Или хотя бы свежее.
Мужчина устало протянул:
— Так тут Прусская недалеко…
— Очень рад за Прусскую, но мне поесть бы.
Незнакомец улыбнулся мне, так, словно разговаривал с умалишенным.
— Так я и говорю: идите на Прусскую, там же рынок. Хороший рынок, там и купить, и продать, и поесть.
И купить.
И продать.
И поесть.
Просто все потребности современного человека, разве что не хватает «испражниться» и «потрахаться». Хотя уверен, на Прусской можно и найти и это.
Улицы, по которым я шел, были знакомы и неизвестны мне в равной степени. Будто на старые черно-белые снимки нанесли цветных персонажей и дешевый реквизит — яркая вывеска на стенах серого обветшалого дома. Пятнадцать лет назад здесь был гастроном, а сейчас ломбард. Меняют хлеб на золото, как практично и вместе с тем банально.
Меня злило все вокруг, и цветастые ковры, и крикливые торговки за овощными прилавками и сами овощи тоже. Единственно приятная за день мысль — придурок журналист с неподходящей фамилией Гордеев из-за собственной тупости потеряет работу. Думать об этом было легко и безопасно, ведь иначе бы я как идиот смотрел по сторонам, пытаясь найти среди прохожих лицо моей жены.
В животе протяжно заурчало. Не в силах терпеть голод, я остановился возле пекарни, внутри которой было два столика, за которыми можно съесть пирожок и выпить чай. Разумеется, ужаснейший пирожок и помойный чай, но сейчас выбирать не