Дом - Борис Штерн

Дом отключил свет — стали жечь свечи. Наслал мышей, они съели свечи — стали жечь лучину.

Темные люди.

Рухнул балкон, засорился унитаз, свалились обои, окна не открывались, а двери не закрывались, мусорные ведра бродили ночью по паркету, а паркет трещал, будто щелкал зубами; потолок осыпался на плиту и гасил газ.

Тщетно.

Дом предпринял психологическую атаку. Он долго колдовал на чердаке, и однажды оттуда выполз огромный, жирный, величиной в диван, десятилапый черный таракан и влез в квартиру. Испуг, конечно, был — кандидат наук с похмелья сильно кричал, но мальчишка только взвыл от радости, убил чудовище из рогатки и выставил трофей на балкон для всеобщего устрашения жителей Отрады.

Дом сдался.

— Неудачное вы место выбрали, — неуверенно говорил Особняк в очередное посещение. — Впрочем, я доволен. История вашей болезни представляет определенную научную ценность. Крайне редкая смесь идиотизма и невежества. От всех болезней вылечивает стрихнин. Может, попробуете?

Спасительные вести принес Мирзахмедский.

Хитрый зять давно уже писал и ходил по инстанциям и требовал новую квартиру взамен аварийной. Он знал, что делал, хотя его и пригрозили привлечь к ответственности за антисанитарное состояние жилья. В результате его посещений горсовет обратил внимание на то, что неказистый флигель намертво закрывает вид на здание нового фуникулера.

— Пожалуй, снесем, — решили в горсовете. — Благоустроим территорию, разобьем клумбу…

Великомученик Мирзахмедский мчался со светящимся ликом через две ступеньки.

— Быстро выметайтесь! — закричал он. — С глаз долой, на Хутор бабочек ловить! Дом послезавтра сносят. Будет здесь клумба и новая жизнь. Вон! Грузовик для переезда за счет жилуправления, грузчики… за мой счет.

— Сам валяй на Хутор, — отвечал зять. — Покажи, где в конституции написано? Нигде не написано. Дадут квартиру на бульваре — перееду. Нет — не надо.

— Оставайся, — сказал Мирзахмедский и попробовал сделать равнодушный вид. — Оставайся. Завтра отключаем свет, воду, газ, телефон, отопление.

Зять в ответ по-дьявольски захохотал, а Мирзахмедский схватился за сердце и ушел.

Бедный Дом остался один в тревоге и ожидании. Это был его последний шанс — или он с обрыва, или семейка на Хутор.

Вечером проведали его Особняк и Теремок.

— Мой тебе совет: поменяй климат, — посоветовал Теремок. — Есть много чудесных городов с острой жилищной проблемой… скажем, Вологда, Смоленск, Саратов…

— Не знаю, не знаю, дружище, — горестно отвечал Дом. — Очень уж мне по книгам Отрада понравилась, очень уж.

— Что книги… — вздыхал добродушный Особняк. — У меня в Суздале знакомства, Суздаль я вам могу устроить. Неплохой район, древнерусский стиль, обеспечат надежной молодой семьей с детишками, заживете, поправитесь…

— Дайте мне только сдыхаться от этой напасти! — выплакивался Дом. — У меня, понимаете, в чердаке все перепуталось. Происходит, понимаете, переоценка ценностей.

Дом так и не решил, что он будет делать после выселения. Он махнул на все и покорно ожидал дальнейших событий.

После недельного молчания горсовет выделил зятю квартиру на бульваре. А что было делать — милиции он не боялся, не вызывать же войска?

Семейка наконец переехала, а на следующий день должен был явиться бульдозер.

Друзья всю ночь готовили Дом к эвакуации, сам он не мог пошевелиться.

Ему снились кошмары, он вздрагивал, просыпался. Наверху пронеслись слухи, что Дом помирает. Откуда только взялись древние лачужки и землянки, бродят вокруг, шушукаются, шарахаются от нового фуникулера. У шашлычной присели кривые бараки и хромые сараи, просят милостыню у проходящей мимо казармы. Дом изумляется, думает — что за бред? — силится встать во весь рост, крикнуть во весь голос, но только хрипит и хлопает форточкой.

Но тут на Люксембургском бульваре появляются пьяные кабаки и трактиры, грязные притоны и ночлежки, игорные дома и веселые заведения. Перед Домом пляшут какие-то деревянные остроконечные заборы, он силится убежать от них, но сомнения начинают терзать его — а не плюнуть ли на все, не уйти ли с веселой гоп-компанией? — как вдруг он слышит голос профессора и просыпается.

— Пора, голубчик, — говорит Особняк. — В Суздале все подготовлено, вас ждут не дождутся хорошие люди.

И Дом наконец понимает, что Суздаль, конечно, очень хороший город, но ведь тогда погибнет его девственная мечта о жемчужине у моря!

— Нет, профессор, я остаюсь, — сказал Дом.

Он решил рискнуть в последний раз.

Все утро бульдозер рычал, корежил мостовую и тщетно пытался снести ветхий флигель. Зрелище не уступало прошлогоднему пожару.

Когда бульдозер выдохся, его заменил подъемный кран. Он раскачал на канате трехсоткилограммовую болванку и запустил ее, целясь в окна. Болванка срикошетила, обрушилась на шашлычную и разнесла ее вдребезги — к счастью, никто не пострадал, кроме буфетчицы, у которой погибли под развалинами три ящика с левой водкой. Ошарашенного водителя сняли с подъемного крана и препроводили на алкогольную экспертизу. Ко всеобщему удивлению, он оказался трезвым, но шашлычной от этого легче не стало.

Что делать?

Кто-то предложил взорвать дом динамитом; сами решить не решились, позвонили в Киев. Там страшно удивились — кому это в голову взбрело?!

Черт с ним, пусть стоит, что за дебаты вокруг какого-то флигеля! Пускай стоит, может быть, это в далеком прошлом архитектурный памятник.

И Дом стоял месяц, второй, третий и угрюмо ждал. Сухов и Короткевич боялись к нему подходить и даже помирились на этой почве. Иногда Мирзахмедский приводил на смотрины остро нуждающихся в жилье граждан, они разглядывали внутреннее состояние дома и уходили невеселые.

Их можно было понять: развалины шашлычной, таинственные события, дурная слава.

Роковой дом.

Но вот однажды.

Когда пришла весна.

Пришел в жилуправление.

Один из главных героев этой длинной истории.

Молодой человек двадцати трех лет.

Виктор Сергеевич Андрианов.

И предъявил разрешение горсовета на вселение в таинственный дом.

— А вы кто такой будете? — подозрительно спросил Мирзахмедский.

— М-маляр я, — неуверенно ответил Виктор Сергеевич.

— Маляр?! — обрадовался Мирзахмедский и повел показывать квартиру. — Сносить не будем, живи вечно! Странный дом, но к нему надо по-человечески подойти… Жаль, маляров не хватает.

Дом угрюмо молчал. Он давно не верил словам. Он разглядывал нового жильца и думал: шугануть его прямо сейчас или подождать, пока уйдет Мирзахмедский?

— Романтический такой флигелек… — раздумывал вслух Виктор Сергеевич. — Всегда хотел иметь свою комнату… а тут целая квартира.

— Главное не дом, а кто в доме живет, верно? — подбадривал Мирзахмедский. — Грузовик для переезда за счет жилуправления, грузчики… за мой счет.

И Виктор Сергеевич переехал в свой новый дом, но на трамвае.

Он ласково похлопал дом по дверному косяку и вошел. Он побродил по комнатам, повыглядывал в окна, покачал головой при виде разрушенного балкона. Потом он пошел в жилуправление, взял стремянку и принялся заделывать огромную трещину в стене.

— Тебя как зовут? — наконец сердито спросил Дом.

— Витька, — ответил Виктор Сергеевич. От испуга он чуть было не свалился со стремянки, хотя и ожидал чего-то подобного.

— Ладно, посмотрим, — пробурчал Дом.

Они зажили вдвоем, присматриваясь друг к другу. Дом много спал и восстанавливал здоровье; Витька или спал, или читал, или шлялся по улицам, подсчитывая, сколько живет в Отраде алебастровых львов.

— А почему «Витька», — однажды спросил Дом. — Почему не по имени-отчеству?

— С детства повелось, охотно отвечал Виктор Сергеевич. — Витька да Витька, вот потому и Витька.

— Ты где работаешь?

— Нигде.

— Это как?

— Пока нигде. Из института вытурили.

— А институт у тебя какой был?

— Художественный.

— Да ну/! — с уважением воскликнул Дом. — А чего ж ты не рисуешь?

— Вдохновения нет.

— Ладно, посмотрим, — опять буркнул Дом.

Ночью он завел будильник и разбудил Виктора Сергеевича в семь утра.

— Что за черт, в такую рань! — удивился тот.

— Иди на чердак, взгляни на Ренуара.

— Настоящий? — шепотом спросил Виктор Сергеевич, спустившись с чердака.

— На толкучку не понесешь?

Витька обиделся, а Дом почувствовал, как внутри у него начала затягиваться огромная трещина.

— В общем так… — сказал Дом. — Ты неплохой богомаз, листал я твои альбомы. Осенью первым делом вернешься в институт…

— Не примут.

— А за что тебя вытурили?

— Да так… — отмахнулся Витька.

— Ясно. Лето впереди, напишешь пару картин на уровне мировых стандартов — сразу примут.

— Какие стандарты? — рассердился Виктор Сергеевич. — Денег нет на краски!