Стихотворения о любви - Эдуард Асадов

Но руки вперед не протянула,

И ладонь на трубку не легла.

А чего бы проще: взять и снять

И, не мучась и не тратя силы,

Вновь знакомый голос услыхать

И опять оставить все, как было.

Только разве тайна, что тогда

Возвратятся все ее сомненья.

Снова и обман, и униженья —

Все, с чем не смириться никогда!

Звон кружил, дрожал, не умолкая,

А она стояла у окна,

Всей душою, может, понимая,

Что менять решенья не должна.

Все упрямей телефон звонил,

Но в ответ – ни звука, ни движенья.

Вечер этот необычным был,

Этот вечер – смотр душевных сил,

Аттестат на самоуваженье.

Взвыл и смолк бессильно телефон.

Стало тихо. Где-то пели стройно…

Дверь раскрыла, вышла на балкон.

В первый раз дышалось ей спокойно.

1961

Звезды служат влюбленным

Реки служат судам,

Травы служат стадам,

Рельсы – гулким колесам вагонным.

Птицы служат садам,

Маяки – морякам,

Звезды служат влюбленным.

Льют созвездья на землю таинственный свет,

Но ни трасс, ни путей к ним космических нет,

К ним, всегда добела раскаленным.

Космодром для ракет —

Лишь прохлада планет.

Звезды ж светят одним влюбленным.

Говорят, что влюбленный – это чудак.

Внешне, может, и так, но по сути не так.

Просто он изнутри озаренный.

Не косись на него с недоверьем, профком,

Кто рекорды дает и живет с огоньком?

Да, конечно же, он, влюбленный!

Кто влюблен – тот не ищет покойных путей,

Рвется к ветру и к звездам с любимой своей,

Всей земной красотой окрыленный.

«Жить с романтикой!» – это влюбленных закон,

Ну а кто не романтик, то попросту он

Вообще никакой не влюбленный.

Майский вечер затих в синеве тополей,

И гирлянды мигающих дальних огней

Над широким зажглись небосклоном.

Это так хорошо, что составы бегут,

Что на свете есть счастье, что птицы поют

И что звезды горят влюбленным!..

1962

Обидная любовь

Пробило десять. В доме – тишина.

Она сидит и напряженно ждет.

Ей не до книг сейчас и не до сна:

Вдруг позвонит любимый, вдруг придет?!

Пусть вечер люстру звездную включил,

Не так уж поздно, день еще не прожит.

Не может быть, чтоб он не позвонил!

Чтобы не вспомнил – быть того не может!

«Конечно же, он рвался, и не раз,

Но масса дел: то это, то другое…

Зато он здесь и сердцем и душою».

К чему она хитрит перед собою

И для чего так лжет себе сейчас?

Ведь жизнь ее уже немало дней

Течет отнюдь не речкой Серебрянкой:

Ее любимый постоянно с ней —

Как хан Гирей с безвольной полонянкой.

Случалось, он под рюмку умилялся

Ее душой: «Так преданна всегда!»

Но что в душе той – радость иль беда?

Об этом он не ведал никогда,

Да и узнать ни разу не пытался.

Хвастлив иль груб он, трезв или хмелен,

В ответ – ни возражения, ни вздоха.

Прав только он, и только он умен,

Она же лишь «чудачка» и «дуреха».

И ей ли уж не знать о том, что он

Ни в чем и никогда с ней не считался,

Сто раз ее бросал и возвращался,

Сто раз ей лгал и был всегда прощен.

В часы невзгод твердили ей друзья:

– Да с ним пора давным-давно расстаться.

Будь гордою. Довольно унижаться!

Сама пойми: ведь дальше так нельзя!

Она кивала, плакала порой.

И вдруг смотрела жалобно на всех:

– Но я люблю… Ужасно… Как на грех!..

И он уж все же не такой плохой!

Тут было бесполезно препираться,

И шла она в свой добровольный плен,

Чтоб вновь служить, чтоб снова унижаться

И ничего не требовать взамен.

Пробило полночь. В доме тишина…

Она сидит и неотступно ждет.

Ей не до книг сейчас и не до сна:

Вдруг позвонит? А вдруг еще придет?

Любовь приносит радость на порог.

С ней легче верить, и мечтать, и жить.

Но уж не дай, как говорится, Бог

Вот так любить!

1962

Ты грустишь и, косу теребя,

Молча смотришь в сумрак за окном…

Чем же мне порадовать тебя?

Как зажечь глаза твои огнем?

Ты романтик. Прямо на звезду

Проложу я серебристый след.

Для тебя я в летчики пойду.

Ну скажи: ты рада или нет?

Хочешь, смело в космос полечу?

– Не хочу.

Ты грустишь и, косу теребя,

Молча смотришь в сумрак за окном…

Чем же мне порадовать тебя?

Как зажечь глаза твои огнем?

Здесь дождя холодная стена.

А на юге солнечный закат…

В берег бьет зеленая волна,

Расцветают персик и гранат.

Хочешь, на Кавказ тебя умчу?

– Не хочу!

Ты грустишь и, косу теребя,

Молча смотришь в сумрак за окном…

Чем же мне порадовать тебя?

Как зажечь глаза твои огнем?

Не сердись, додумаюсь, пойму.

Может, и отыщется струна.

Может, в космос мчаться ни к чему

И волна морская не нужна?

Хочешь стать моею навсегда?

– Да!..

1962

Девушка

Девушка, вспыхнув, читает письмо.

Девушка смотрит пытливо в трюмо.

Хочет найти и увидеть сама

То, что увидел автор письма.

Тонкие хвостики выцветших кос,

Глаз небольших синева без огней.

Где же «червонное пламя волос»?

Где «две бездонные глуби морей»?

Где же «классический профиль», когда

Здесь лишь кокетливо вздернутый нос?

«Белая кожа»… Но гляньте сюда:

Если он прав, то куда же тогда

Спрятать веснушки? Вот в чем вопрос!

Девушка снова читает письмо,

Снова с надеждою смотрит в трюмо.

Смотрит со скидками, смотрит пристрастно,

Ищет старательно, но… напрасно!

Ясно, он просто над ней подшутил.

Милая шутка! Но кто разрешил?!

Девушка сдвинула брови. Сейчас

Горькие слезы брызнут из глаз…

Как объяснить ей, чудачке, что это

Вовсе не шутка, что хитрости нету.

Просто, где вспыхнул сердечный накал,

Разом кончается правда зеркал!

Просто весь мир озаряется там

Радужным, синим, зеленым…

И лгут зеркала. Не верь зеркалам!

А верь лишь глазам влюбленным!

1962

Письмо любимой

Мы в дальней разлуке. Сейчас между нами

Узоры созвездий и посвист ветров,

Дороги с бегущими вдаль поездами

Да скучная цепь телеграфных столбов.

Как будто бы чувствуя нашу разлуку,

Раскидистый тополь, вздохнув горячо,

К окну потянувшись, зеленую руку

По-дружески мне положил на плечо.

Душа хоть какой-нибудь весточки просит,

Мы ждем, загораемся каждой строкой.

Но вести не только в конвертах приносят,

Они к нам сквозь стены проходят порой.

Представь, что услышишь ты вести о том,

Что был я обманут в пути подлецом,

Что руку, как другу, врагу протянул,

А он меня в спину с откоса толкнул…

Все тело в ушибах, разбита губа…

Что делать? Превратна порою судьба!

И пусть тебе станет обидно, тревожно,

Но верить ты можешь. Такое – возможно!

А если вдруг весть, как метельная мгла,

Ворвется и скажет словами глухими,

Что смерть недопетую песнь прервала

И черной каймой обвела мое имя.

Веселые губы сомкнулись навек…

Утрата, ее ни понять, ни измерить!

Нелепо! И все-таки можешь поверить:

Бессмертны лишь скалы, а я – человек!

Но если услышишь, что вешней порой

За новым, за призрачным счастьем в погоне

Я сердце свое не тебе, а другой

Взволнованно вдруг протянул на ладони, —

Пусть слезы не брызнут, не дрогнут ресницы,

Колючею стужей не стиснет беда!

Не верь! Вот такого не может случиться!

Ты слышишь? Такому не быть никогда!

1962

Одна

К ней всюду относились с уваженьем, —

И труженик, и добрая жена.

А жизнь вдруг обошлась без сожаленья:

Был рядом муж – и вот она одна…

Бежали будни ровной чередою.

И те ж друзья, и уваженье то ж,

Но что-то вдруг возникло и такое,

Чего порой не сразу разберешь.

Приятели, сердцами молодые,

К ней заходя по дружбе иногда,

Уже шутили так, как в дни былые

При муже не решались никогда.

И, говоря, что жизнь – почти ничто,

Коль будет сердце лаской не согрето,

Порою намекали ей на то,

Порою намекали ей на это…

А то при встрече предрекут ей скуку

И даже раздражатся сгоряча,

Коль чью-то слишком ласковую руку

Она стряхнет с колена иль с плеча.

Не верили: ломается, играет.

Скажи, какую сберегает честь!

Одно из двух: иль цену набивает,

Или давно уж кто-нибудь да есть…

И было непонятно никому,

Что и одна – она верна ему!

1962

Первый поцелуй

Мама дочь ругает строго

За ночное возвращенье.

Дочь зарделась у порога

От обиды и смущенья.

А слова звучат такие,

Что пощечин тяжелей.

Оскорбительные, злые,

Хуже яростных шмелей.

Друг за другом мчат вдогонку,

Жгут, пронзают, как свинец…

Но за что клянут девчонку?!

В чем же дело, наконец?

Так ли страшно опозданье,

Если в звоне вешних струй

Было первое свиданье,

Первый в жизни поцелуй!

Если счастье не из книжки,

Если нынче где-то там